Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

его рассказывала — и несколько раз в ужасе просы-

палась рядом с тобой, а ты меня обнимал: “Опять

розовая звезда? Успокойся, Иванчик. Нервы —

не канаты”.

В детстве мне снилось, что я приезжаю на лембо-

ловскую дачу теплым летним вечером, схожу с плат-

формы прямо в сосновый лес. “И всё бы хорошо, да

что-то нехорошо” — как у любимого тобой Гайдара

в “Военной тайне”. Почему-то нет вокруг людей, сошедших со мной с поезда, а в воздухе разлито тре-

вожное молчание. Я иду дорогой, знакомой мне до

каждого куста, каждого забора, каждой колдобины.

Наконец вижу пожилого седого мужчину в сером

пиджаке. Спрашиваю у него: “Что случилось? Куда

все подевались?” Он смотрит удивленно: “Как, ты не

знаешь, девочка? Все попрятались по домам. Сегодня

ночью в небе должна появиться розовая звезда —

и у человека, который на нее взглянет, расплавится

мозг, он умрет страшной смертью. Беги домой,

спрячься, занавешивай окна, не смотри на небо”.

И я бегу домой, стараясь не поднимать глаз, — это

оказывается так трудно. Дома нахожу всю свою

семью — маму, папу, сестру, племянника, бабушку.

Никто из них слыхом не слыхивал про розовую звез-

ду, все посмеиваются над моим ужасом. Но в ответ на

мои мольбы и слезы соглашаются плотно задернуть

занавески. Мы садимся играть в привычную дачную

337

“тысячу”, в какой-то момент гаснет свет — отключилось

электричество. Находим свечи, зажигаем их. Начина-

ется гроза, хлопает окно, бьется стекло, порывом

ветра занавеска загорается от свечи. Огонь выгрызает

в занавеске аккуратную полоску — и я зачарованно

смотрю, как в этой полоске какими-то толчками дви-

гается розовая звезда. Я кричу — и просыпаюсь...

Я видела этот сон столько раз, что научилась просы-

паться до того, как появится звезда. Иногда — даже

до встречи с седым мужчиной в лесу.

Сегодня мне снова приснился этот сон. Снова

дачная платформа, снова пустой сосновый лес. Удиви-

тельно, что вся эта с детства знакомая атмосфера ужаса

напоминала триеровскую “Меланхолию”. Та же апока-

липтическая тоска, то же томление, та же сновидческая

обреченность, то же безнадежное женское одиночество, та же волшебная летняя красота. На сей раз вместо

седого мужчины ко мне вышел ты. В своем сером тви-

довом пиджаке, с красной розой в руках. Я вдруг

вспомнила, что ты часто дарил мне цветы — но только

розы, только красного цвета и только по одной. Ты

приблизился ко мне, посмотрел сверху вниз — во сне

ты часто оказываешься выше меня. Сказал: “Можешь

спокойно смотреть на небо. Звезда тебе вреда не при-

несет. Ничего не бойся”.

И страх перед розовой звездой прошел. Остался

только страх, что ты сейчас уйдешь — прежде, чем

я успею тебя обнять.

И я проснулась раньше, чем ты исчез. Даже розу

взять не успела.

97.

20

339

декабря 2013

Мой Сережа повторяет:

— Я чувствую тебя настоящую, только когда ты

говоришь о нем.

Он рассматривает мои старые фотографии, копа-

ется в сети, вытаскивая любую информацию о тебе

и о Питере начала девяностых. Он как-то возвращает

меня назад, в те годы, которые сам не застал. В город, который почти не знает. Может быть, таким образом

он пытается сократить разрыв во времени между нами.

— Не закрывай глаза, — просит Сережа в посте-

ли. — Смотри на меня, оставайся со мной.

Но мне всё равно нужно закрыть глаза. Остаться

с тобой — или с собой?

Ты бы сейчас сказал:

— Иванчик, отпусти уже парня. Хватит пить

его кровь.

Иванчик, я сделала так, как ты просил. Отпустила

моего Сережу. Это случилось быстро, в одночасье. Он

должен был поехать из Парижа в Москву, а потом вер-

нуться ко мне. За полчаса до его отъезда я сказала, что

возвращаться не нужно. При его полной материальной

зависимости от меня у него не было даже права возра-

зить или что-то обсудить. Мы с ним толком не успели

опомниться. Объяснять я ничего не стала, я ведь

однажды его уже оплакала — в ресторане Il Vino на

бульваре Тур Мобур. С тех пор расставание было толь-

ко вопросом времени.

Мы обнялись в прихожей, минуту постояли, как

будто я провожала его на войну. Он растерянно

спросил:

— Что же, мы так и расстанемся?

— Угу. Все твои билеты я отменю сама, — сказала

я и захлопнула за ним дверь. А потом легла на кухон-

ный пол, как раненое животное — как тогда, в день

твоей смерти. И долго рыдала.

Я его отпустила. Ты меня не отпустил. Так и не

позволил мне быть счастливой.

Ты часто вспоминал, что я родилась в год Огнен-

ной Лошади, который бывает раз в шестьдесят лет.

Повторял китайские суеверия, что мужчине, живущему

с огненной лошадью, суждено погибнуть под ее копы-

тами, умереть не своей смертью (кто знает, что такое

своя смерть?). Но ты этого не боялся — напротив, тебя

эта мысль забавляла, ты любил играть в пятнашки со

смертью. Смеясь, рассказывал, что в Японии девушкам, родившимся в 1966-м, подделывали документы, чтобы

не распугать будущих женихов.

И Сережа повторил несколько раз:

— Не надо меня топтать.

Конечно, сколько можно быть донором и выта-

скивать меня за уши из прошлого. Нужно бежать от

огненных копыт.

Ты губил себя. Он себя спасает.

98.

20

341

января 2014

Сегодня после стольких лет впервые говорила по теле-