Кто похитил полдубленки?

— Дорогой Кашалот! Дорогой Кашалот!

Она бежала от входа на поляну, поминутно оглядываясь, словно за ней кто-то гнался. Подбежав к председательскому пню, еще раз оглянулась и, едва переводя дух, выпалила:

— Дорогой Кашалот, скажите ему, какое он имеет право?! Я нашла отличное дерево, стала размечать, и вдруг… Ой, вон он идет!!

Мартышка протянула руку, все посмотрели в указанном ею направлении и в один голос воскликнули:

— Муравей!

— Рыжий лесной Муравей, — уточнил пришелец, подходя к председателю КОАППа, — по-ученому Формика руфа. Лесник я здешний. Вы этой гражданки начальник будете?

— Да, я, — подтвердил Кашалот. — А что она натворила?

— Пока ничего. Не успела. Если бы успела, разговор был бы другой. Собиралась вбить гвозди — вот эти, что у нее в руке.

Коапповцы в ужасе уставились на зажатые в мартышкином кулачке здоровенные железяки.

— С ума сойти — какие огромные! — Стрекоза всплеснула крыльями, что выражало крайнюю степень возмущения.

— Да это же не гвозди, а еще почище — костыли! — буркнул, вглядевшись, Рак.

— Накостылять бы ей как следует за эдакое дело, — молвила Сова.

Кашалот попросил Муравья рассказать поподробнее, что, как и когда произошло. И вот что услышали он и его коллеги:

— Я как раз обход делал, гляжу: приладилась уже, крестики на дереве мелом понаставила — куда, значит, вбивать…

— Да-а, — протянул Гепард, — если бы не вы, дорогой лесник, на том дереве и в самом деле можно было бы поставить крест.

— Неграмотная она, что ли… — Муравей в недоумении взглянул на Мартышку. — Ведь повсюду предупреждения развешаны. Да вон, отсюда видно.

Действительно, с того места, где расположились коапповцы, был хорошо виден белый листок, приклеенный к стволу могучего вяза, росшего неподалеку от председательского пня. До реплики Муравья никто не обратил на него внимания, теперь же Стрекоза, подлетев к листку поближе, продекламировала вслух написанное на нем стихотворное обращение:

Тот, кто деревьям вредит И прочим лесным растениям — Подлец, негодяй и бандит! Не будет к нему снисхождения! Пусть знают все браконьеры: К тому, кто губит лес, Мы примем суровые меры, Куда бы он ни залез!

— Всем лесничеством сочиняли, — сказал Муравей, — а им хоть кол на голове теши.

Кашалот обратил к Мартышке негодующий взор:

— Ну и удружили вы КОАППу! По вашей милости нам всем приходится краснеть… Неужели вам нужно разъяснять то, что понятно младенцу: наша вывеска не должна нанести дереву ни малейшего вреда!

— И никаких гвоздей! — заключил Удильщик.

— Ну хорошо, пойду еще подумаю, как укрепить эту прокля… эту мраморную вывеску, — поспешно поправилась Мартышка, и уже отойдя на изрядное расстояние, крикнула издали:

— Только скажите Муравью, чтобы он больше не грозился своей кислотой!

Кашалот насторожился:

— Дорогой Муравей, у вас есть кислота?

— А как же! И пистолет кислотный имеется, всегда с собой ношу.

— Что-то не вижу я никакого пистолета, — с сомнением проворчал вечный скептик Рак.

— Так он в конец брюшка вмонтирован, снаружи незаметно. За полметра бьет! Леснику оружие по должности положено, служба такая. Браконьеры нынче сами знаете какие, их голыми лапками не возьмешь. Обнаглели — дальше некуда, хозяйничают в лесу, как у себя в огороде. Ну вот хотя бы дровосеков возьмем: ох и жуки! Что ни обход — тут еловый дровосек пилит, там сосновый, пихтовый… Ты его с поличным, а он и усом не ведет. Вот обдашь муравьиной кислотой разок-другой — тогда понимает. А отпрыски у дровосеков… Глянешь, детина вымахал — вдвое длиннее папаши с мамашей. С его бы челюстями туннели в скалах пробивать, а он древесину на опилки переводит.

— Насчет скал не уверен, — вставил Человек, — а вот алюминиевую пластинку личинки жуков-дровосеков прогрызают запросто.

— Что там пластинки, — усмехнулся Муравей, — дай им волю, они и лесника загрызут. Закон не уважают, словами их не проймешь, только силу признают. А гусеницы? Рассядутся на ветке и жуют… Лист за листом. А как их задержишь без оружия, если каждая раз в пятьсот больше меня весит? А тут — зову подмогу, окружаем злодейку и — кислотой! Оглушим ее таким манером — гусеница с ветки сваливается. Мы ее спокойненько и доставляем куда следует.

— То есть? — попросил уточнить Гепард, но Муравей не успел ответить — за него это сделала Сова:

— Ясное дело — в муравейник, куды ж еще.

— И многих приходится доставлять, уважаемый Муравей? — поинтересовался Кашалот.

— Да как сказать… Наше лесничество возьмем — это участок вокруг муравейника с полкилометра в поперечнике. Так вот, по лесничеству двадцать-двадцать пять тысяч задержаний бывает.

— Ого! — воскликнул Удильщик. — Это за год?

— За день. А за год, вернее, с весны до осени, миллиона три-четыре нарушителей в муравейник доставляем.

На этот раз Удильщик даже не нашелся что сказать — только присвистнул. Зато нашел что сказать Человек:

— Теперь вы понимаете, друзья, как помогают нам сохранять лес муравьи Формика руфа.

— Честь им за это и хвала, но… — Гепард покачал головой, — но работенка у них — не позавидуешь!

— Ужас! — Стрекоза картинно воздела крылья, показывая, какой она и в самом деле испытывает непреодолимый ужас при одной лишь мысли о «работенке» лесника.

— Милый Муравей, какую вы себе выбрали беспокойную профессию! И опасную — ведь, наверное, некоторые браконьеры вооружены?

— Всякое случается, — отвечал Муравей совершенно бесстрастным тоном — видимо, сказывалась привычка и к встречам с вооруженными браконьерами, и к подобным вопросам. — Вот недавно гусенице бабочки Гарпии замечание сделал, а она в пререкания вступила. «Тебе что, говорит, больше всех надо? Как собака на сене — ни себе, ни другим»… ну и прочие обидные слова. Я, конечно, выдержку сохраняю, потому как при исполнении обязанностей, а она пуще прежнего куражится: «Ну-ка, сунься, Формика, я тебе живо форму испорчу!» И выстрелила, почти что в упор.

«Чудовищно!» — такова была единодушная оценка коапповцами случившегося. Естественно, они стали настойчиво просить лесника рассказать, что было дальше. Он не стал особенно распространяться — очевидно, воспоминание было не из приятных, сказал только:

— Сознание потерял. Но обошлось, как видите. Отлежался.

Стрекоза, разумеется, не могла не полюбопытствовать, чем же выстрелила в Муравья гусеница бабочки Гарпии. Ответ был краток, но он ошеломил Стрекозу и ее коллег: «Муравьиной кислотой». Председатель КОАППа даже подумал, что ослышался, и переспросил: