Кто похитил полдубленки?

— Гусеница стреляет муравьиной кислотой?!

— Поработаете с мое лесником — и не такое еще узнаете. Она, язва, перед тем как выстрелить, заявила мне с ухмылочкой: «Врага надо бить его же оружием»… Ну, бывайте, пошел я — надо обход закончить, — но удалившись на несколько десятков шагов, обернулся и предупредил: — Если встретитесь с этой гусеницей, учтите: кислотный пистолет у нее на груди спрятан.

— Спасибо за предупреждение, дорогой Муравей! — крикнул вслед ему Кашалот.

— Мы обязательно найдем эту бандитку и примерно ее накажем!

Удильщик, который никогда не скрывал восхищения деяниями и замыслами своего шефа, высказал его и на этот раз:

— Наш находчивейший из председателей, я уловил вашу мысль: мы убьем сразу двух зайцев — разоружим опасную преступницу и получим кислоту для гравировки вывески!

Пока Удильщик славословил ум и дальновидность своего руководителя, Сова оглядывала коапповскую поляну, стараясь не пропустить ни одного дерева, ни один кустик… Внимание ее привлекла довольно крупная гусеница, сидевшая на нижней ветке ивы, что росла на берегу озера. Плоская массивная голова и конусовидный конец туловища с торчащей сзади парой длинных зеленых щетинок придавали ей своеобразный вид. Зеленым было и почти все тело, лишь на спине фиолетовое пятно в форме ромба…

«Уж не про нее ли, часом, Муравей говорил?» — подумала Сова и обратилась с тем же вопросом к Стрекозе, слывшей большим знатоком насекомых, что неудивительно: Стрекоза мало того что сама принадлежала к классу насекомых — из них состоял в основном ее каждодневный рацион.

Стрекозе достаточно было одного взгляда, чтобы подтвердить (после нескольких свойственных ее эмоциональной натуре «ахов» и «охов»): да, это она, гусеница бабочки Гарпии! О чем было немедленно доложено председателю КОАППа.

Мгновенно оценив обстановку и столь же мгновенно разработав план предстоящей операции, Кашалот принял решение. В эти драматические минуты все невольно им залюбовались: лик его был ужасен, движенья быстры, он был прекрасен! Понизив голос так, чтобы противник не смог его подслушать и раскрыть его оперативный план, Главнокомандующий операцией отдал приказ:

— Спокойно… Окружайте ее, только держитесь на безопасном расстоянии. Вплотную подойду я один!

Удильщик не смог удержаться от возгласа: «Какое мужество!» и напутствовал своего командира заботливым пожеланием: «Будьте осторожны, дорогой Кашалот!»

Когда перед подозреваемой внезапно возникла внушительная фигура Кашалота, ее, вопреки ожиданиям, это нисколько не обеспокоило, и она как ни в чем не бывало продолжала невозмутимо жевать листья. Жевала она так громко, что ее чавканье доносилось даже до окруживших иву, но находившихся от нее на изрядном расстоянии коапповцев. Видя, что гусеница не оказывает вооруженного сопротивления и, следовательно, опасаться нечего, они приблизились к иве вплотную.

То, что появление коапповского воинства во главе с высоким, в буквальном смысле, начальством не вызвало у гусеницы никакой реакции, свидетельствовало о том, что она никак не связывала это событие со своей особой и, судя по всему, вообще не имела представления о смысле происходящего. Поэтому когда руководивший группой захвата Кашалот объявил ей громовым голосом: «Гражданка, вы задержаны!», она не сразу поняла, что грозное уведомление относится лично к ней, и лишь через несколько минут, не слыша ни с чьей стороны отклика, на всякий случай спросила с набитым ртом, не переставая двигать челюстями:

— Это вы мне?

Удильщика столь непочтительное обращение к его обожаемому начальнику привело в такое бешенство, что он даже не завопил, а прямо-таки завизжал в безмерном негодовании:

— Да прекратите же вы жевать, когда с вами разговаривает сам председатель КОАППа!

— Ишь, сколько веток объела… — Сова буквально сверлила гусеницу обличающим взглядом своих большущих круглых глаз. Однако сидевшую на ветке пожирательницу листьев ни взгляд Совы, ни ее реплика совершенно не смутили.

— А что, нельзя? — всем своим видом и интонацией голоса она изображала простодушие. — Я не знала, я существо наивное — на иве живу… ну, иногда на тополе, на липе… кстати, о липе замечательно сказано в стихах, не помню чьих: «Ты спрашивала, всхлипывая, — «А это все не липовое?». Не понимаю — кругом столько листьев, они ведь всё равно осенью опадут…

— Птица-Секретарь, заполняйте протокол, — распорядился Кашалот.

— Имя? — вопрос был обращен, естественно, к гусенице.

— Мое? — откликнулось «наивное существо». — Церура Винула — это на латыни, а в обиходе — гусеница бабочки Гарпии. Слишком длинное имя — зовите просто Гарпией. Зоологи обожают давать бабочкам имена из мифологии. Гарпия — это была такая птица с ликом девы, она метала во всех острые перья. Но я ничего ни в кого не мечу.

Стрекоза была так возмущена, что с трудом удержалась от искушения вцепиться в Гарпию своими острыми челюстями, но ограничилась тем, что бросила ей в физиономию гневные слова:

— Это же надо — так нагло лгать нам прямо в глаза! А кто оглушил лесника Муравья муравьиной кислотой, кто выстрелил в него из кислотного пистолета?!

— Да еще при отягчающих обстоятельствах, — подчеркнул Рак, — при исполнении им служебных обязанностей!

Но Гарпия и бровью не повела (тем более, что бровей у гусениц не бывает).

— Так это был лесник? — удивилась она, продолжая разыгрывать наивную простушку. — А я думала, просто хулиган напал. Для самозащиты сейчас, говорят, даже у людей гражданам разрешают иметь и применять оружие — всякие там баллончики, газовые пистолетики… Законопослушным гражданам, конечно, — таким как я.

От подобного нахальства коапповцы в ярости заскрежетали зубами (те, у кого они были). Даже Кашалот умудрился заскрежетать, хотя зубы у него только на нижней челюсти.

«Законопослушная гражданка» тем временем продолжала:

— А насчет прискорбного недоразумения с Муравьем — поверьте, если бы я знала, что он лесник…

Но Сова не дала ей договорить.

— Ничегошеньки-то она, болезная, не знает, ровно дитё малое, — запричитала она нарочито жалостливо, и тут же обрушилась на Гарпию и ей подобных с филиппикой:

— Развелось дитёв этих — не приведи Господь! Гнезда разоряют — мол, не написано на них, что нельзя. Цветка в лесу не найдешь, все пообрывали — на каждом ведь табличку не повесишь: «Не трогать!»