КТО РЕПРЕССИРОВАЛ В 30-х БРАТЬЯ БЕРМАНЫ? СТАЛИН? ИЛИ... Том 9.

С момента убийства Кирова, с 1 декабря 1934 года до июля 1937 года репрессии, кроме повальной чистки Ленинграда в 1935 году — «ленинградского потока», были сугубо внутрипартийным делом, внутрипартийными разборками за власть, причем — на самой партийной верхушке, в которых пострадали высокопоставленные коммунисты-троцкисты, и не исключено — какая-то небольшая часть невиновных партийцев, попавших под общую гребенку чисток или по умышленному оговору; но в связи с заговором не репрессировали народ — рабочих, крестьян, простых служащих, рядовых партийцев-коммунистов. Теперь же, с июля 1937 года репрессии из Москвы и Ленинграда, из партийной верхушки и партийного поля расширились и по вертикали — вниз на более широкий, массовый уровень — во все социальные слои, и по горизонтали — по территории всего СССР, репрессии приобрели тотальный характер. Чем больше расширялись репрессии — тем слабее становился над ними контроль Центра, тем больше становилось вольностей и «судебных ошибок».

В постановлении обращает внимание грозная фраза: «применение высшей меры наказания ко всем активистам». Бесспорно, что никакой «повстанческой организации сосланных кулаков» в этот период в СССР не было, — ни партизанских отрядов, ни террористических, ни даже слабых признаков «антоновщины», нквдисты ничего подобного не зафиксировали, «повстанческую организацию выдумали», выдумали, чтобы как-то обосновать убийство активистов — возможных кандидатов на предстоящих свободных выборах по новой Конституции. То есть, — ликвидируют, убивают людей не за содеянное преступление, а просто потому, что они «активисты» — то есть активные, авторитетные люди. «Повстанческая контрреволюционная организация угрожает политической стабильности в крае, что особенно опасно в период избирательной кампании», — объяснял в своей записке Роберт Эйхе Сталину.

Рис. Р. Эйхе.

Ленин и Бронштейн-Троцкий допустили активистов до Учредительного собрания, а затем их расстреляли, а теперь умудренные опытом коммунисты при абсолютной власти убивали часть элиты общества до выборов во властные структуры, страховались.

4 июля 1937 года на партактиве Москвы главный обличитель репрессий после смерти Сталина Никита Хрущев яростно брызгал с трибуны слюной: «Каждый партийный и непартийный большевик должен помнить, то враги народа, подонки эксплуататорских классов — японогерманские фашистские агенты, троцкисты, зиновьевцы, правые, эти шпионы, диверсанты и убийцы, будут всячески использовать выборы для своих контрреволюционных целей, разоблачение, выкорчевывание и разгром всех врагов народа является важнейшим условием проведения выборов в Советы».

По поводу этих репрессий А. Мартиросян, пытаясь обелить Сталина в своей книге «Двести мифов о Сталине», пишет: «В самом начале трагических событий тех лет партократия едва ли не силой вырвала у Сталина согласие на репрессии».

Я с этим категорически не согласен, это несерьёзное утверждение, послушать Мартиросяна — так Сталин упирался, не давал право на вынесение смертного приговора, а его подчиненные, дрожащие перед ним от страха, — силой, яко вурдалаки-маньяки, вырывали это право на смерть и жизнь. Это ведь не дети в песочнице — один у другого вырвал лопаточку и сыпанул песком в глаза другим.

Да, — просили право на смерть и жизнь по многим причинам, в том числе и злорадно и алчно для упоения полной властью над людьми и расправы над личными врагами, и Сталин дал это право не «через не могу», а совершенно осознанно и охотно. Ведь чтобы получить у Сталина «индульгенцию» на убийства бывших крестьян-кулаков, уже неоднократно ограбленных и неоднократно наказанных, Эйхе не ломал руки или уши Сталину, не ставил дуло револьвера к его виску или лбу, не кричал угрожающе на Сталина, — Сталин добровольно и солидарно поддержал эту изуверскую инициативу Эйхе и стал его соучастником. Поэтому этот способ обеления Сталина Мартиросяном не выдерживает критики.

Не выдерживает никакой критики и популярное оправдание Сталина многими современными сталинистами, — что Сталин, якобы, в это время не обладал полнотой власти, был сильно зависим от еврейской элиты во главе с Л. Кагановичем, и был чуть ли не пешкой в чужих руках, афишей-прикрытием. По этому поводу могу доказать любому из этих лукавых хитрецов, что с момента лишения Бронштейна-Троцкого силы, огромной силы — Красной армии в начале 1925 года, Сталин обладал достаточно сильной властью, которая с каждым годом усиливалась. А в разгар коллективизации, гражданской войны с крестьянством его власть увеличилась, усилилась почти до абсолютной, диктаторской. В 1931 году академик В.И. Вернадский отметил в своем дневнике: «Мне кажется, с 1930 г. впервые в партийной среде осознали силу Сталина — он становится диктатором». Можно обоснованно считать, что с этого года Сталин обладал максимально возможной властью. И всё то, что пишет Ю. Жуков относительно Эйхе: «Подобное откровенное игнорирование права, презрение к существующей судебной системе, даже основанной на чрезвычайных законах, было присуще Роберту Индриковичу Эйхе издавна», — в ещё большей степени относится к Сталину и полностью зависящему от Сталина Политбюро. Ибо Сталин, бесспорно, обладал реально всей полнотой власти и особенно в этот период — когда все вокруг него дрожали от огромного страха, постоянно ожидая визг тормозов на улице и властный стук в двери.

Некоторые сталинисты, пытаясь изо всех своих интеллектуальных сил оправдать и обелить Сталина, комментируют эту ситуацию так, — что если бы Сталин отказал Эйхе и другим кровожадным коммунистам, то его бы они же, свои же — свергли бы, лишили бы власти, — это полная Чушь и Ложь, — заявляю это со всей уверенностью и убежденностью после многолетнего и тщательного изучения истории этого периода. Невозможно представить, чтобы кто-то, кивая пальчиком или размахивая кулаком по столу, угрожал бы Сталину снять его с поста, если он не выполнит требования некоторых руководителей среднего звена. И невозможно представить — чтобы кто-то из коммунистов с 1937 года, в случае отказа Сталина, — кулуарно замыслил и организовал заговор по свержению Сталина подобно троцкистам. Сталин в этот период был здоров, не стар, в расцвете физических и интеллектуальных сил, обладал абсолютной властью, и в этот период было невозможно то, что происходило вокруг Сталина в конце его жизни — в 1951-1953 годы.

Сталин решил на всякий случай опять нейтрализовать ненадежных крестьян, остатки недовольной крестьянской элиты и появившихся новых авторитетных лидеров среди них. Но. — Сталин сам виноват в этой проблеме, ибо, решив реализовать прожекты «гениального» еврейского идеолога и политтехнолога К. Маркса в «Принципах коммунизма», сам, по своей инициативе создал эту проблему крестьянам и себе; и теперь одна кровавая ошибка тянула за собой следующую кровавую историю, очередные тысячи жертв. А у первых секретарей различных уровней были ещё и дополнительные мотивы, опять же связанные с кровавым раскрестьяниванием, с коллективизацией, которые в процессе проведения этой коллективизации зверствовали, — Сталин далеко, в Москве, а они рядом с народом, и грядёт нововведение — выборы. И чтобы остаться у власти необходимо было «подчистить» подведомственную территорию, избирательный электорат, и шугануть очередной раз на всякий случай дабы не возомнили, не подняли голов, не вздумали, не вякали и т.д. А Сталин этого не понимал? — Конечно — понимал, и переживал за своих верных и старательных подчиненных, соратников, был с ними солидарен и старался им помочь.

В этой атмосфере выглядит полным издевательством выступление 7 июля 1937 года на четвертой сессии ЦИК СССР седьмого созыва Я.А. Яковлева: «Советская демократия не только не боится народа, не только не отделяет себя от народа, но обращается к массам трудящихся, предлагая выставлять своих кандидатов на заводах, фабриках, в колхозах и совхозах» (и т.п.).

И как предупреждение на всякий случай, чтобы не высовывались, там же и в этот же день прозвучала речь старого ленинца вице-президента Академии наук Украины Шлихтера: «Врагам народа удалось проникнуть на ответственейшие участки нашей работы. Мы не сумели разоблачить своевременно всех этих мерзавцев, японогерманских шпионов, диверсантов, троцкистов и прочую сволочь. Никакой пощады врагам народа!» И Шлихтер призвал не забывать об ученых — и в их среде старательно искать «врагов».

Понятно — чтобы не попасть в этот опасный перечень разумный человек должен был молчать, сидеть и не высовываться, и упорно с ужасом отпираться — если кто-то (бестолковый друг или коварный враг) вздумал его куда-то выдвинуть. Таким образом, задумка Сталина перемены, замены кадров с помощью выборов и новой Конституции была сведена к нулю. Смена кадров в этот период произошла в результате массовых «чисток» сверху и выдвижению «сверху» на опустевшие места новых чиновников с низовых уровней. Учитывая установленную ещё Лениным, Свердловым и Бронштейном национальную политику и традицию в кадровом вопросе «вверху» и «внизу», — в этот период много «низовых» русских стали подниматься наверх и занимать высокие должности троцкистов-ленинцев. Поэтому в этот период еврейская элита, победившая в 1917 году, теряла свои позиции, и происходило довольно быстрое изменение национальных пропорций «в верхах», — «обрусение» верхушки правительства, Советов, Коммунистической партии, и к началу войны эта картина «в верхах» «под Сталиным» по сравнению с 1934 годом и более ранними годами была уже радикально иной, а Отечественная война её в пользу русских ещё более усугубила. Остановка этой тенденции, определенный реванш состоялся только в 1948 году — дело ликвидации «русских националистов» — «ленинградское дело». Но ошибка Сталина с Израилем, использование и «кидалово» стареющего Сталина в истории с Израилем и последующий конфликт Сталина с еврейским сообществом — опять объективно способствовал тенденции «русификации» руководства СССР всех уровней (эти события я подробно проанализирую в следующей книге этой серии — №10).

После 2 июля 1937 года эйховско-сталинская репрессивная махина набирала обороты, захватывая всё новые сферы. И кроме передовика-закоперщика Эйхе быстро выявились другие ударники репрессивного труда. В этой кровавой истории невозможно не вспомнить главного «разоблачителя» Сталина — шустрого Никиту Хрущева, который выделился своими дерзаниями ещё на посту первого секретаря ЦК КП(б) Украины: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно присылает 17-18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2-3 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры. Любящий Вас Н. Хрущев».