КТО РЕПРЕССИРОВАЛ В 30-х БРАТЬЯ БЕРМАНЫ? СТАЛИН? ИЛИ... Том 9.

Новый начальник ЦУНХУ И.Д. Верменичев 25 мая созвал совещание начальников отделов и заявил: «Мы не можем сказать, что враги народа, которые сидят в ЦУНХУ, все разоблачены. Аппарат большой — 800 человек, враги есть и начальники отделов должны внимательно к этому относиться. Это дело не только отдела кадров и партийного комитета. Этим делом должен заниматься весь коллектив». «Коллектив», чтобы отвести от себя опасность, внимательно посмотрел из Москвы во все стороны необъятной страны; и с июня 1937 года репрессии обрушились на работников всех республиканских ЦУНХУ, «врагами» оказались: начальник ЦУНХУ РСФСР М.М. Мудрик, Казахской ССР — М.С. Саматов, полностью разгромлено руководство ЦУНХУ многострадальной Украины и т.д. — по всей стране многие сотни невинных жертв в системе народнохозяйственного учета.

А поскольку в долгой гневной опале у Сталина была вся система учета, и результаты переписи «задним ходом» уже трудно было изменить, то и новый старательный руководитель ЦУНХУ И.Д. Верменичев в конце 1937 года был арестован и расстрелян. Дошло до того, что в довоенные годы от этих «статистических» — расстрельных должностей советские чиновники отмахивались с ужасом изо всех сил, как от Смерти, и возникла серьёзная кадровая проблема в системе учета. Анекдот — «Существуют три степени лжи: ложь, наглая ложь, и статистика» — уже смех не вызывал.

Ко всем перечисленным выше в этой главе сталинским неприятностям 1937 года, к факторам, вызвавшим у него сильное раздражение, негодование, озлобленность и жестокость, следует добавить ещё и личный фактор — Сталин потерял многих старых друзей и близких ему людей: Кирова, Енукидзе, Горького, Орджоникидзе, вторую жену, а 4 июня 1937 года скончалась горячо любимая им мать, на похороны которой в связи с «делом военных заговорщиков» он даже не смог приехать. По этому поводу циничный еврейский историк Э. Радзинский не преминул поёрничать:

«Так ушла из жизни упрямая КэКэ, не простившая Сталину милого Сосо, убитого революционером Кобой». Талант этого любимца властей, «Чубайса истории» — даже из простой человеческой трагедии скомкать лепешку из дерьма и злорадно швырнуть в Сталина — отвратительно коробит.

Несомненно — Сталин к концу июня 1937 года был пронзительно одинок, сильно уставший, раздраженный, сильно озлобленный, подозрительный и встревоженный нарастающей внешней угрозой с обеих сторон. С одной стороны — с западной, с 1937 года Гитлер стал открыто готовиться к войне. К тому же в этом году между СССР и Германией развернулась дипломатическая «консульская война», — Гитлер демонстративно закрыл 5 своих консульств в городах СССР, а Сталин в ответ 2 из 4-х в Германии. А с другой стороны — восточной, продолжала угрожать воинственная Япония, руководство которой решило, что Сталин, продав в 1935 году им КВЖД после их военных провокаций на границе в 1933-1934 годах, дал слабину, и продолжало наглеть. Поэтому Сталин всеми мерами укреплял обороноспособность страны, и не случайно.

16 июня 1937 года в СССР был объявлен выпуск Займа обороны СССР. И в своих опасениях Сталин был прав, — в следующем году Гитлер, играя «мускулами», присоединил к Германии Австрию, став после этого ещё мощнее; а Япония в следующем году решила попробовать «на зуб» СССР, и в июле 1938 года её войска атаковали границу СССР в районе сопки Безымянная и озера Хасан.

Более организованный характер приобретало за границей Белое движение. С целью его ослабления 22 сентября 1937 года в Париже был похищен и убит глава Российского Общевоинского Союза генерал Евгений Миллер.

Поэтому закономерно, что к агрессивному постулату Сталина, озвученному им на 15 съезде в 1930 году — «Репрессии в области социалистического строительства являются необходимым элементом наступления», остро добавился вопрос — кто в случае войны будет «пятой колонной», кто будет внутренним врагом, кто будет вредить, саботировать или даже заниматься террором? Ответ на этот вопрос был прост: кроме троцкистов, злобно поглядывали в сторону Сталина многие миллионы крестьян, ведь после многолетнего кровавого раскрестьянивания прошло всего-то 4 года.

«Достаточно хорошо зная русскую действительность, я довольно ясно представляю себе, что будет делаться в России на второй день после объявления войны: военный коммунизм покажется детским спектаклем. Некоторые репетиции этого спектакля я видел уже в Киргизии, на Северном Кавказе и в Чечне», — писал по поводу коллективизации — раскрестьянивания бежавший в этот период из СССР советский журналист Иван Солоневич.

А уже по устоявшейся коммунистической традиции вместе с классовыми врагами — крестьянами в одной «бандитской» упряжке идут на плаху русские писатели — «почвенники», оставшиеся ещё в живых «черносотенцы» — дворяне и «спецы», и остатки православных священников. Так оно опять трагически и случилось. И в таком «массиве», в отличие от репрессий против троцкистов, уже невозможно говорить о справедливости, правомерности, обоснованности действий Сталина, о тонкой грани или малой вероятной «погрешности».

Качественно новый этап репрессий в СССР начался с судьбоносного для огромного числа советских граждан пленума Коммунистической партии, прошедшего 23-29 июня 1937 года. В начале пленума наблюдались закономерные для этого периода решения — из членов ЦК и кандидатов в члены ЦК исключили 19 человек: Б. Шеболдаева, Е. Вегера, М. Калмановича и др.

Затем на пленуме неожиданно даже повеяло «оттепелью» — Таршис-Пятницкий и Каминский выступили с обращением к руководству НКВД за снижение уровня репрессий в стране. Таршис-Пятницкий даже предложил создать комиссию по проверке деятельности НКВД, но это его предложение не поддержали, — «несвоевременно». Неожиданно и Сталин поддержал тему снижения репрессий, — предупредил от «перебарщивания» в деле поголовного уничтожения остатков в СССР дворян и их потомков: «Когда говорят о дворянах как о враждебном классе трудовому народу, имеют ввиду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу. Ленин был дворянского происхождения. Энгельс был сын фабриканта».

Но с дворянами и их потомками — ладно, их осталось в СССР единицы; с заговором троцкистов за три года, похоже, разобрались окончательно; а что делать с косо смотрящими в сторону Советской власти, незаслуженно обиженными, репрессированными бывшими крестьянами, некогда лучшими хлеборобами — «кулаками»? Ведь это потенциальные враги, ждущие удобного момента отомстить, отквитаться, и их — миллионы по всей стране, и на их сотрудников НКВД не хватит. Эта смесь неприятных остатков совести и страха заговорила в конце пленума у бдительного, предусмотрительного секретаря бюро партии Западно-Сибирского края Роберта Эйхе, который, как сознательный коммунист, 28 июня 1937 года поднял крестьянскую тему и предложил свою партийную помощь НКВД. При этом инициативный Эйхе сделал конкретное продуманное предложение: с целью экономии времени и быстрого оперативного реагирования в борьбе с заговорщиками, «врагами народа» — с сосланными к нему в Сибирь «бывшими «кулаками» позволить ему создать властную «тройку» из местных руководителей: главного партийного (то есть — его), главного прокурора и главного местного нквэдиста, и эта «тройка» должна быть наделена Центром правом выносить смертные приговоры без суда. Сталину это предложение понравилось, он его одобрил, и пленум 28 июня 1937 года принял трагическое для граждан СССР решение, которое мы подробно рассмотрим в следующей главе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

«Жаркое» лето 1937-го. Предложение Эйхе, одобренное Сталиным.

Эйхе просил у Кремля предоставить исключительное право на вынесение смертного приговора не первый раз. В 1934 году Политбюро из-за Эйхе уже нарушало установленный порядок вынесения смертных приговоров, тогда на два месяца — с 19 сентября по 15 ноября по настойчивой просьбе Эйхе получил право давать санкцию на высшую меру наказания — на расстрел; и тогда пострадало много ссыльных крестьян, рабочих и неугодных Эйхе руководителей различных уровней. А после этого прецедента, в конце 1934 года такое же право на вынесение смертного приговора получили на короткий срок руководители азиатских республик вместе с комиссией Куйбышева.

На этот раз 28 июня 1937 года Эйхе повторил свой маневр-просьбу, и Сталин опять с одобрением к этому отнесся. Историк Юрий Жуков в своей книге «Иной Сталин» (2003 г.) пишет: «Накануне закрытия пленума, 28 июня 1937 г., произошло нечто весьма странное, до наших дней окруженное плотной завесой тайны. ПБ приняло решение, нигде не зафиксированное — ни в его обычных протоколах, ни в "особой папке", но тем не менее существующее, даже имеющее обычный канцелярский номер: протокол 51, пункт 66. Оно гласило: