Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2
Шрифт:
* * *
Вот теперь мы все представили дрезденскую гауптвахту и понимаем, что два свободолюбивых советских прапорщика просто не могли долго вынести такие стеснённые жизненные условия армейской пенитенциарной системы. И всё же армейская фортуна хоть и повернулась задом к прапорщикам, но всё же не отпускала танкистов и продолжала с ними флиртовать.
Этой поздней осенью начальник гауптвахты капитан Аргудаев вместе с семьёй находился в очередном отпуске. Обязанности начгуба временно исполнял заместитель коменданта гарнизона, старший лейтенант со звучной фамилией Скрипка. Звали молодого офицера Александр Юльевич (папу звали Юлий), он был холостяком, проживал на «Ледоколе» и был не прочь повеселиться на танцах в ГДО и на немецких
Оставшись одни без караула в кабинете начальника губы, прапорщики и старший лейтенант тепло обнялись. Кто хотя бы раз подерётся, а потом помирится и вместе напьётся, автоматически переходит в разряд братанов и корешей. Офицер предложил друзьям присесть на диване, а сам занял стол начгуба:
— Ну, вы, прапора, отмочили сегодня! Вся комендатура на ушах стоит. Завтра с утра ещё немцы прикатят.
— Пиздярики подкрались незаметно... — вздохнул Серёга и замолчал.
Оба арестанты и надзиратель ушли в себя и задумались о вечном. Потом вернулись в реальный мир и одновременно втроём тяжело вздохнули. Прапор Толстиков посмотрел на старлея Скрипку:
— Санёк, а тебя тут ничего вмазать нет? Нам бы сейчас по стопарю и на боковую. Завтра день тяжёлый будет...
— С собой на службу не ношу. Может у Аргудаева какая нычка осталась? — временно исполняющий должность начальника гауптвахты начал аккуратно и умело шмонать кабинет. — Есть! Капитан бутылку «Кёрна» припрятал.
Старший лейтенант быстро сообразил три стакана и свои бутерброды на стол. Друзья чокнулись и без тоста засадили немецкую пшеничную водку. Задумчиво пожевали закуску. Эмин с Серёгой одновременно посмотрели на бутылку, переглянулись и по глазам друг друга поняли, что пить сегодня больше не надо. Сергей встал и улыбнулся офицеру:
— Всё, гражданин начальник, в хату веди. Спать хочу!
Понятно, что никакого личного досмотра перед посадкой в камеру у задержанных не было. Да и что там было изымать? Брючные ремни и шнурки от кроссовок? Саня точно знал, что Сергей с Эмином явно не страдают депрессией и не склонны к суициду. Если бы прапора были в форме, то их бы обязательно «разоружили» — сняли портупею. Прапорщиков поместили в одну камеру, притащили каждому «макинтош» и выдали матрас с подушкой. Дверь камеры с металлическим лязгом захлопнулась за спиной друзей. Было уже поздно, старший лейтенант принял волевое решение остаться на службе и переночевать на диване в кабинете. Офицер только предупредил дежурного поднять его на полчаса раньше подъёма, чтобы лично разбудить прапорщиков.
У земляков уже был опыт изоляции от общества на трое суток по одному делу на малой Родине. Нахичеванские следователи тогда так и не смогли ничего нарыть на пацанов, и правонарушителей пришлось выпустить. А садиться во второй раз всегда легче, чем в первый. Поэтому серые стены и унылый антураж камеры не произвели никакого впечатления на новых арестантов. Вставать на путь исправления прапорщики явно не стремились. Всё их внимание привлекла решётка на окне.
Эмин, как высокий узник, немного подтянулся и открыл оконную раму. Свежий воздух свободы принёс в узницу запах увядающих каштанов и шум деревьев. Губари вздохнули полной грудью и окончательно осознали, что долго находиться в замкнутом пространстве они не смогут. Прапорщики Эльчиев и Толстиков не страдали клаустрофобией, у них была другая зависимость. Земляки Гейдара Алиева уже не могли жить без свободы передвижения и скорости. Мозги командиров секретного танка, немного подогретые немецкой пшеничной водкой, начали усиленно искать путь к побегу. Цейтнот был жёсткий, в запасе у прапорщиков оставалось всего пять часов до подъёма. До чего же удивительно, как наши военнослужащие в экстремальных ситуациях становятся рационализаторами и рукодельниками.
Один «макинтош» был положен на пол к укреплённому в камере столу в сторону окна, второе спальное место твёрдо закрепилось под углом сорок пять градусов к стене перед решёткой. Вот тебе и первый шаг к свободе. Серёга, как
самый сильный из пары, забрался и попробовал расшатать решётку. Уже минуло более восьмидесяти лет после строительства каземата, и историческое время было на стороне беглецов. Металлическая преграда на пути к свободе немного поддалась. Для дальнейших действий нужен был какой-никакой инструмент. Взоры прапорщиков пробежали по камере и остановились на откидных металлических рамах кроватей. Понятно, что даже немузыкальными пальцами механиков-водителей танка такие кровати не разобрать. Друзья попробовали пряжками своих брючных ремней и только выгнули фурнитуру. Были бы в руках солдатские ремни, вопрос в инструменте отпал бы сам собой. Солдатских блях не было, земляки судорожно пошарили в карманах.Кто был туристом в ГДР должны помнить такие толстенькие тёмные монетки из латуни номиналом в двадцать пфеннигов. Восточные немцы их использовали для телефонов-автоматов, все остальные монеты в ГДР были белого цвета. Советские прапорщики нашли этим двадцатчикам совсем другое применение. Используя металлическую денюшку как отвёртку, губари разобрали одну кровать. И вот в руках рационализаторов два длинных металлических рычага. Осталось только по Архимеду найти точку опоры и перевернуть земной шарик.
Сергей с Эмином не стремились к таким глобальным целям, а просто стали с двух сторон аккуратно расшатывать решётку. Законы физики никто не отменял, и на всякое действие со стороны арестантов было противодействие от стен и решётки, но все мы знаем, что: «вода камень точит». Два часа кропотливой работы и решётка поддалась. И вот металлическая преграда лежит себе смирно рядом с «макинтошем» на полу камеры, а друзья любуются полной луной в свободном проёме окна дрезденской гауптвахты.
Прапорщиков «поселили» на втором этаже каземата, по высоте стены камера беглецов оказалась примерно чуть выше третьего этажа советского панельного дома. Прыгать высоковато! Что делать? Беглецы изучили оставшиеся крюки в стенах от решётки и вновь вспомнили о своих брючных ремнях. Выручай прапорщицкая смекалка! Ремни были связаны между собой и закреплены к одному из «макинтошев». Деревянный настил немного сузили теми же уголками.
Этот переоборудованный «макинтош» вывесили наружу и закрепили за крюк в проёме. Если считать расстояние настила вместе с опущенными вниз ремнями, высота побега сократилась вдвое. Выше, конечно, по сравнению с танком, но прыгать уже можно. Первым попробовал более лёгкий Эмин, который аккуратно сполз вниз по «макинтошу», затем перебирая в руках ремни, свесился на уровне первого этажа гауптвахты, оттолкнулся от стены и прыгнул. Эксперимент повторил Серёга и друзья, как пишут в шпиёнских книжках: «растворились во мраке саксонской ночи…»
Старшего лейтенанта Скрипку разбудили, как он приказал, И офицер решил сам поднять друзей-арестантов пораньше, чтобы они смогли спокойно умыться и привести себя в порядок. Сержант караула открыл дверь камеры прапорщиков, пропустил вперёд и.о. начальника гауптвахты и хотел войти за ним следом, но упёрся в спину офицера...
Александр не вошёл в ступор и его не схватил кондратий. Нет! Старший лейтенант стоял, быстро анализировал пустую камеру, свободное от решётки окно и принимал единственно правильное решение. Ещё вчера вечером из-за молчаливых переглядов прапорщиков он интуитивно почувствовал, что сегодня что-то должно было пойти не так, как надо. Офицер не предполагал, что всё произойдёт так быстро. И вот на тебе — рывок! Саня быстро пробежал глазами по разобранной раме кровати, остаткам «макинтоша» и решётке на полу, обернулся к сержанту и приказал:
— Объявляй тревогу, побег из гауптвахты!
— Да ну нах! — сержант попытался протиснуться мимо офицера и заглянуть в камеру.
— Я сказал — тревога! Бегом марш!
Для ускорения Скрипка просто двинул локтем в грудину сержанта. Сапоги караульного застучали по металлической лестнице вниз. Старший лейтенант быстро приставил оставшийся «макинтош» к проёму окна, выглянул, затащил в камеру сооружение прапорщиков, отстегнул ремни, скрутил и засунул в карманы галифе. Как только и.о. начгуба успел вернуть и обратно закрепить остатки «макинтоша», прибежал заспанный начальник караула, старлей с отдельного противотанкового дивизиона. Александр высунулся из окна по пояс и сделал вид, что осматривает окрестности в поисках беглецов. Затем спрыгнул, отряхнулся, посмотрел на артиллериста и спокойно заявил: