Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2

— Товарищ полковник, однажды я один на один подрался с этим Толстиковым на танцах в ГДО. Ну, какие они мне друзья?

— И ты успел! — Кузнецов был искренне удивлён таким поворотом событий. — И кто кого?

— Боевая ничья, — пожал плечами боксёр. — Да и не успели мы толком помахаться, немки прибежали и разняли нас.

— Вот! И опять немки. Вам что, своих баб мало? — комендант был женатым человеком и воспитывал двух дочерей.

— Товарищ полковник, конечно, мало, — как на духу признался холостяк и добавил: — Если бы не было немок, мы бы все точно передрались между собой. Хотя, этих тоже не всегда хватает...

Комендант решил вернуться к актуальной теме текущих суток:

— Кантемиров, ты точно у себя на стрельбище беглецов не спрятал?

— Никак нет, товарищ полковник, не спрятал. Могу дать честное слово прапорщика ГСВГ.

— И твое слово — кремень? — усмехнулся офицер.

Прапорщик посмотрел на подполковника и на полном серьёзе ответил:

— Товарищ полковник, у нас в гарнизоне вы не найдёте ни одного человека, который бы сказал, что я нарушил своё слово. Ни одного. И если я даю вам своё слово, что не спрятал беглецов у себя на полигоне — значит, не прятал. А если бы и спрятал, то никакого разговора у нас с вами сейчас бы не получилось.

— Да ладно, Кантемиров, успокойся! — Кузнецов перестал улыбаться и посмотрел на парня. — А теперь слушай меня внимательно и мотай на ус. Тебя же Тимур зовут? Так вот, Тимурка, я хорошо помню, как ты со своим другом, прапорщиком Алиевым, недавно своего командира полка прикрыли. И с дисциплиной у твоих бойцов полный порядок. Во всяком случае, пока ни один твой солдат не попался в самоволке, хотя живёте вы тут все одни и практически без особого контроля. И твои шуры-муры с особым отделом меня мало касаются. Но, вот какое дело — слышал о новом директоре Дома советско-германской дружбы в городе?

— Почему слышал? Я с ним знаком — Виктор Викторович. Вместе в спортзал ходим при ГДО. Самбист, мастер спорта.

— Вот видишь, прапорщик! И я с ним знаком. Частенько он к нам в комендатуру по своим делам служебным заглядывает. А знаешь, какие у него дела?

— Догадываюсь, — вздохнул прапорщик.

— И как он тебе?

— Кто?

— Конь в пальто! Знакомец твой из спортзала.

— Да вроде нормальный мужик. Не выёживается своей должностью и званием. Приёмы показывает, броскам учит.

— Тогда почему этот борец о тебе расспрашивает? — комендант пристально смотрел на начальника стрельбища. — Ты хотя бы подумай о том, что с какого это хрена целый комитетчик интересуется простым прапорщиком.

— Не знаю! Товарищ полковник, разрешите вопрос. Хотя, можете и не отвечать.

— Задавай.

— Что вы ему про меня рассказали?

— А про тебя ничего и придумывать не надо, — вновь усмехнулся комендант. — Сказал, что немецким владеешь хорошо. Ещё рассказал про этот случай с твоим командиром полка. Время уже прошло и проблему с немцами решили. Всё равно никто и ничего не докажет. А случай показательный.

— В смысле?

— Ты же не вложил своего командира? И всю вину с Алиевым взяли на себя. Правильный был ход. Да и с БРДМом разведки помог мне тогда на пашне. И только поэтому, Тимур, я с тобой стою здесь и разговариваю. И ещё, прапорщик, если меня кто-то вдруг спросит про сегодняшний разговор с тобой — не было у нас тобой никакого разговора. Да и как может целый подполковник говорить по душам с прапорщиком? Вот не было и всё!

— Товарищ полковник, конечно не было! Я что, похож на идиота? — возмутился целый прапорщик.

— Не похож, Тимур. Поэтому и говорим сейчас тобой. Пойми, я по службе был в таких переделках, в таких джунглях и ебенях, что тебе лучше и не знать. Поверь на слово! Меня уже сложно чем-то напугать, но иметь проблемы с этой конторой я не хочу и тебе, прапорщик, искренне не советую. Тот же Виктор Викторович, если ему будет надо, спокойно пережует тебя, выплюнет и не подавится. Даже не заметит. А потом про тебя и не вспомнит. Потому что – КГБ! Ладно, прапорщик, хватит о грустном. Пойдём обедать, в город пора. Огребать очередных пиздюлей. Рюмку-то нальёшь подполковнику?

Комендант с начальником стрельбища отобедали, чем армейский бог послал на кухню войскового стрельбища Помсен в этот непростой для всех день, маханули для аппетита по рюмке «Кёрна», и больше пить не стали. Офицер с прапорщиком хорошо понимали, что проблемы у обоих только начинаются...

* * *

Командир танкового полка, подполковник Фаюстов успел отдать интернациональный долг в Афганистане, был мужиком резким и обычно говорил то, что думает. Поэтому приказ генерал-лейтенанта Потапова с подачи начальника особого отдела о том, чтобы перекрыть бетонными блоками выезды из парка, считал не самым умным. И если командир полка молча выслушал тираду командующего армией под окном гарнизонной гауптвахты, то только из-за личного уважения к генералу Потапову.

Особистов подполковник уважал гораздо меньше, усадил обоих за свой стол, сам встал и произнёс речь, которая вкратце и без лишних слов сводилась к следующему: во-первых, никаких претензий по службе к прапорщикам Эльчиеву и Толстикову у него нет, и не было. Этих прапорщиков он знает ещё по их срочной службе. Во-вторых, он сам по молодости дрался и как-то взял без спроса покататься соседский велик. И это не означает, что его надо было тогда сажать в камеру и ломать судьбу. И в-третьих, Эльчиев и Толстиков, если бы захотели угнать секретный танк на Запад, то они просто ночью завели бы машину и выехали задним ходом сквозь стену бокса прямиком в поле танкодрома. И никакой караул не остановит Т-80. И гоняться за танком весом в сорок две тонны с газотурбинным двигателем — это вам не «Симсон» на «Жигулях» догонять. И искать надо этих распиздяев не на территории парка боевых секретных машин, а в постелях их же подруг. Адреса подружек особисты сами должны знать, если секут свою службу.

Оба майора внимательно выслушали подполковника, поблагодарили за открытость и сотрудничество и попросили доставить им для беседы двух прапорщиков, соседей беглецов по общежитию. В кабине особиста танкового полка для чистоты следственного эксперимента к разложенным ремням беглецов были добавлены брючные ремни майоров и ремень начальника штаба полка, который присутствовал здесь же. В качестве понятых пригласили вольнонаёмных машинисток штаба.

Прапорщиков вызывали по одному, брали объяснение и предъявляли вещдоки для осмотра. Оба командира танка вполне уверенно опознали ремни своих соседей по комнате. Единственно в чём разнились их показания, это в том, что один из прапорщиков сказал, что прапорщик Толстиков обозвал старшего лейтенанта Скрипку «козлом», а второй вспомнил только про «мудака». Впрочем, общую картину показаний эти разногласия не меняли. Время подошло к обеду, особисты решили, совместив приятное с полезным, поговорить с буфетчицей Светой прямо в кафе ГДО. Всё же майоры считали себя профессионалами и раскололи старлея Скрипку по поводу имени и места работы подруги уже на втором витке перекрестного допроса.

Светлана ради любимого была готова к встрече с мущ-щинами из особого отдела. Она была одета в самое лучшее платье с глубоким вырезом и сегодня потратила уйму времени и денег в гарнизонной парикмахерской. И как бы её друг не уговаривал никому не говорить о предстоящей беседе — в кафе, начиная от директрисы и заканчивая уборщицей, все гражданские служащие знали об этой Большой Военной Тайне. Для особистов даже было приготовлено особое меню и зарезервирован особый отдельный столик. Оба ничего не подозревающих майора, как только взглянули на субъект допроса, тут же приняли волевое решение в этот раз быть «хорошими следователями». По большому счёту оба старших офицера были нормальными, здоровыми мужиками и с хорошим аппетитом.