Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Ладно, успокойся. Потом что было?
– Рассказал я им все. Они посоветовали на ближайшие три-четыре дня больничный взять, что я и сделал. Остальное ты знаешь. Да, в милицию меня сегодня вызвали. К десяти. Задергался я, Юль.
– Подожди. Те ребята на тебя вышли?
– Пока нет.
– Кореш тоже не появлялся?
– После пивнухи я его не видел.
– Знаешь, мне кажется, что все нормально будет. С убийства Воронова сегодня пятый день пошел. Сразу не тронули, значит, не тронут совсем. Это раз.
– Не понял...
– Да тут и понимать нечего. Ты -
– Не пойду.
– Правильно. Теперь о милиции. Справка твоя не липовая. Сергей Дмитриевич не дурак себя подставлять. Радикулит не свинка, никто не докажет, что его у тебя нет. Только ты ходи соответственно.
– А как надо ходить?
– Хотя бы рукой за поясницу держись. И помедленнее топай. Движений резких не делай. Теперь еще вот что: свидетели у тебя были, что ты три те дня в постели провалялся?
– Конечно. Ко мне и браток мой приходил, и Борька Семенов, и...
– Молодец, подробностей не надо. Так и отвечай, как было на самом деле.
– То есть?
– Не барсук ты, а баран. Не обижайся, я любя. Болезнь твоя, горе твое неутешное, алиби твое - это факт. А встреча в пивной - это...
– Как бы не факт?
– Точно.
Гришаня повеселел. Благодарный, он даже спросил у Юльки, пока она собиралась на работу, о ее житье-бытье.
– Как живу? Как видишь, не бедствую. Но крутиться много приходится. Даже у моих стариков в деревне под Вязьмой. Из салона массажного я ушла. Хожу по клиентам, кому массаж, кому маникюр, кому педикюр делаю. Народ доволен, я тоже не внакладе. Вот если еще и ты не раз в полгода будешь заходить...
– Гадом буду, Юлька. Ты - человек. Я ведь после тебя ни с кем...
– Ладно, не трепись только... Слушай, может, ты тоже подскажешь мне. У меня клиентка есть, жена консула... Страна в Южной Америке, забыла, как называется, то ли Чили, нет, не Чили...
– Бразилия?
– А, не помню. Не важно. Богатая тетка. Говорит по-русски неплохо. Скучно ей здесь, хотя она целыми днями по выставкам шастает, на концерты ходит. Рассказывала мне, что это она мужу карьеру сделала. Муж ее из бедных, а папа у синьоры миллионер.
– А папу зовут дон Педро, он из Бразилии, где много диких обезьян.
– Что-то в этом роде. Что же я спросить у тебя хотела? Ах, да! Ты как-то рассказывал, что у Воронова племянница есть.
– Есть. Софья Николаевна. Ребята говорили, что он воспитал ее.
– Она с картинами связана, иконами, да?
– С иконами? Нет, у нее, как это... галерея собственная есть. "Белая роза" называется. Я был там, смотрел. По-моему, дрянь, а не картины. Или я не понимаю ничего.
– Скорее, верно второе. А иконами она не занимается? Моя клиентка через полгода хочет домой съездить. У них там как раз лето будет, у нас зима. А она не любит зимы нашей.
– Как это - лето?
– Ты в школе географию проходил?
– Да когда это было...
– В южном полушарии все наоборот. Когда там жарко, у нас холодно, и наоборот.
– Понял.
– Так вот, эта синьора мне все уши прожужжала, как она в нашу культуру
влюблена. Но покупать иконы в Измайловском парке ей не хотелось бы, мадам слышала, что там могут подделку всучить.– Юль, не, икон у нее нет, разве что она людей каких знает.
– Поговори с ней, глядишь, мне чего перепадет, если моей синьоре что подыщут... Гришаня вновь погрустнел, будто вспомнил что.
– Ты что? Впрочем, если трудно, не говори.
– Да это нетрудно. Я вспомнил, как вчера на похоронах она ко мне подошла. Тоже про болезнь спросила. И посмотрела странно так... Я, говорит, не чаяла тебя в живых застать, значит, долго жить будешь. Может, догадывается?
– Брось. Ну, злится, конечно, ты же телохранитель его. Его убили, а ты жив. Что же теперь, тебе прощения у нее просить? Или она тебя с работы попросит?
– Не думаю. Она дядиным бизнесом заниматься не будет, это точно. Свою долю получит - это да. Ворон ее любил, у него ведь ни жены, ни детей не было. Только она. Богатая, стервоза... Слушай, есть икона. Точно.
– Что?
– Икона. Древняя очень. Недели две-три назад мы как раз с Владимиром Николаевичем к Софье Николаевне ездили. Я на кухне сидел с домработницей, а он племянницу уму-разуму учил. Вот. А потом икону ей передал. Я еще сам икону из "мерса" нес, только не знал, что это такое - она в бумагу завернута была.
– А откуда ты знаешь, что древняя?
– Разговор их немного слышал. Ворон говорил, что всю жизнь ее искал, что века она очень древнего. Юлька даже подпрыгнула:
– Древнего, говоришь? Здорово! Ты что, ничего не понимаешь?
– Нет.
– Барсук, ты случайно не в Виллабаджо родился?
– Нет, в Москве... Ты опять смеешься?
– Разве что самую малость. Ты рекламу не видел про "Ферри"? Чистят им посуду. В одной деревне умные люди жили, поедят всем миром - и этим "Ферри" посуду давай драить, а их соседи в Виллабаджо...
– Вспомнил! Сковорода такая большая, а они все моют ее, моют... Только при чем здесь я?
– А при том. Голова у тебя для чего?
– Я понял, куда ты метишь, не дурак. Только не продаст Софья Николаевна картину, тьфу ты, икону.
– И не надо. Мы с тобой продадим.
– Не понял.
– Ладно, объясню после. Скажи мне, Гришаня, а икона еще у нее дома или нет?
– Откуда же я знаю?
– Сходи, хороший мой.
– Да ты что? Кражами я не занимался и не буду.
– Не зарекайся. Ты сам говорил, что она богатая. Одной иконой больше, одной меньше. А для нас с тобой это целое состояние. И вот что еще. Когда к ней придешь...
– Да не пойду я к ней.
– Пойдешь. Расскажешь, как переживаешь, как места себе не находишь. А потом за меня попросишь.
– За тебя?
– А почему бы нет? Скажи, хорошая знакомая, ребенка одна растит, добавишь, что я массажистка классная, что могу дома клиенту и маникюр, и педикюр сделать. Я знаю этих дамочек. Из грязи они быстро в князи выходят, им нравится, когда их на дому обслуживают. Кстати, ты не соврешь - я дело свое знаю. Она довольна будет.
– С чего ты взяла, что ей твои услуги нужны?