Кубок Брэдбери-2022
Шрифт:
– Дедушка рассказал.
Отец вздыхает и качает головой, а я вдруг замечаю, какие седые у него волосы.
– Нет у тебя никакого дедушки. И не было никогда. Ты выдумал его, потому что тебе одиноко, сын.
– Но он же жил на чердаке. В комнате с окном. И книжным шкафом. Он научил меня читать, пап.
– Бедный мой… Будь как все, Адам. Умоляю тебя – будь как все. Иначе однажды тебя накажут. И мы с мамой ничего не сможем сделать, чтобы тебя защитить…
А я иду по остывающему городу и улыбаюсь. Редкие прохожие шарахаются от меня в сторону или отводят взгляд, делая вид, что ничего не замечают. Пыльные кустарники и деревья шелестят искусственными
Она стоит у высохшего фонтана и наблюдает за мной из-под полуопущенных ресниц. Моя Магда. Мой свет августа. Моя первая и единственная любовь на земле. Каждый день я иду к ней по лабиринтам серых улиц. Пересекаю площадь. Ищу взглядом знакомый хрупкий силуэт. И каждый раз, заметив Магду издалека, прощаюсь на несколько секунд с собственным сердцем. Оно выпрыгивает из грудной клетки, сжимается до размеров солнечного луча и пробегает по телу, оставляя за собой горячий след. Я вздрагиваю и улыбаюсь, не в силах сдержать волну счастья, накрывающую меня с головой. Сердце возвращается на место, и я протягиваю Магде шёлковый бутон на раскрытой ладони.
– Привет, – говорю я. Мне так тебя не хватало!..
Она поднимает на меня тёмные блестящие глаза, и в них нет ни капли отчаяния или усталости. Нет грусти. Лишь интерес. И странное, непривычное тепло – такое невиданное чудо, таящееся в чужом взгляде.
– Привет, Адам. Мне тоже тебя не хватало. Хоть и прошёл всего один день. Спасибо. Очень красивый цветок.
Магда прячет подарок в кармане чёрного платья, и мне кажется, что она улыбается, укрыв лицо густыми прядями волос. Мне хочется коснуться их, ощутить кожей ту мягкость, что мерещится мне ночами, когда я не могу уснуть, а всё пялюсь в потолок и думаю, думаю, думаю…
Я протягиваю руку, но Магда уже стоит прямо и удивлённо смотрит на меня, заправляя тёмную прядь за розовое маленькое ухо.
– Какой же ты странный… Ты. И твои истории. Расскажешь ещё одну, пока проводишь меня до поворота?
Я заливаюсь краской и сбивчиво повторяю то, что прочёл в дедушкиных книжках, и то, что слышал сам. О рыбах величиной с дом. О кошках, гуляющих по крышам.
Об ангелах, иногда падающих с небес от сильного ветра. О розах и цветках папоротника. О рыцарях и принцессах. О любви и войнах. О том, что человек может гораздо больше, чем то, в чём хотят его убедить. О вечно ускользающем сентябре, который должен бы длиться вечно… Магда молча слушает и замедляет шаг. Мне многое хотелось бы отдать за то, чтобы понять, о чём она думает, верит ли мне. Но она молчит. И мысли её текут бесшумной подземной рекой, до которой не добраться ни за что на свете…
Штора мягко возвращается на место. В замке поворачивается ключ. Высокая женщина в тёмно-синем костюме выходит навстречу Магде.
– Ты снова с ним разговариваешь. Несмотря на запреты. Несмотря на родительский закон. Ты тоже хочешь прослыть городской сумасшедшей? Наша семья не вынесет такого позора. И если тебе наплевать на наше имя и репутацию благочестивой семьи, то мне – нет. Я приму меры. И не посчитаюсь с твоим мнением, знай это.
Магда молча поднимается в свою комнату, сжимая в кармане платья нежный шёлковый бутон.
Последний день августа всегда прекрасен. Кажется, он растрачивает всё то тепло, что не успел отдать в срок. Рассыпает его по улицам, оставляет на крышах домов, оживляет тусклые стёкла витрин и окон. Он сияет своим особенным, прощальным светом. Заставляет решиться на что-то из того, что ты не решался сделать всё лето. Одаривает небывалой смелостью и отвагой. Этот последний день августа…
Он всегда прекрасен.С самого утра я дежурю у закрытой оранжереи. Обхожу её, заглядываю в щели забора, пытаюсь найти хотя бы маленькую лазейку, чтобы пробраться внутрь. Мне нужна всего одна роза. Настоящая. Живая. Не из шёлка и органзы. Не из бумаги и марли. Одна-единственная роза для Магды.
Я пытаюсь вскарабкаться на пластиковый ствол дерева. Взобраться на бетонный забор, сбросив кеды. Чудом я поддеваю тонкой леской живую ветку и тащу её сквозь узкую щель, и в моей ладони оказывается пара листьев – влажных, слегка колючих, глянцевых… Я прячу их за пазуху и повторяю попытки. Снова. Снова. Снова… Розы цветут за высоким забором. Я слышу их восхитительный аромат. Тот, что никогда не будет ассоциироваться у меня со смертью, только с жизнью – прекрасной, запретной, непостижимой жизнью. Я закрываю глаза и, прижавшись носом к щели в заборе, вдыхаю запах цветущих роз. Я вспоминаю, как хоронили отца. И вся зала Прощания была заставлена корзинами цветов. Тот самый запах, только в разы сильнее, стоял в комнате, где лежал мой отец. Он был мёртв. Но вокруг… Вокруг было столько жизни, как никогда до. И как никогда после того, как он растворился в вечно ускользающем сентябре. Насмешка природы? О нет. Думаю, насмешка общественного порядка над хрупким и уязвимым человеком. Получить живые цветы в подарок за то, что ты наконец умер…
Я дежурю у закрытой оранжереи час за часом. Я мечтаю о розе, об одной чёртовой розе до тех пор, пока ворота не распахиваются и из них не показывается вереница повозок. Каждая из них доверху набита цветами. Есть розы, но есть и другие, не менее прекрасные и безымянные. Розовые, алые, белые, голубые. Я любуюсь этим безмолвным парадом, замерев и почти не дыша. А повозки всё идут, идут и идут, роняя на землю лепестки и листья, бутоны и головки цветов. Они тонут в пыли, хрустят под колесами, а я смотрю и смотрю, не дыша и не смея надеяться…
Когда ворота захлопываются, а повозки исчезают за поворотом, я выхожу из-за пластиковых деревьев. Осторожно пробираюсь к растерзанным цветам, впечатанным в пыль. Меня колотит необъяснимая дрожь, и я боюсь не найти ничего живого во влажном месиве, оставшемся после разгрузки. Но ещё больше я боюсь найти там то, что так долго хотел достать сам. Выкрасть из плена. Унести, будто преступник. Я пробираюсь к растерзанным цветам – и вижу то, что искал. Одну-единственную. Белую. Нежную. Неповторимую. Я наклоняюсь к цветку и прячу его за пазуху. И бегу что есть силы. Ветер свистит в ушах. Сердце колотится. А я бегу. Бегу. Бегу…
– Привет, – говорит Магда и впервые улыбается мне. Я смотрю на её лицо, на ямочки на щеках, на мелкие морщинки, собравшиеся у глаз. Я любуюсь ею – и понимаю, что не в силах вымолвить ни слова.
– Что с тобой, Адам? Ты молчишь. Я напугала тебя своей несдержанностью и беспричинной радостью? Просто я думала, что с тобой можно хоть ненадолго побыть счастливой…
Она вздыхает, и по её мягкой, тёплой щеке катится прозрачная капля. Настоящая. Не от перечной мази, не от свинцовой присыпки – настоящая, живая слеза. Я стираю её пальцем и касаюсь губами влажного следа, оставленного разочарованием.
– Не плачь, – говорю я. – Ведь никто не любит тебя больше, чем я.
– Правда? – она слабо улыбается, и солнце, это последнее солнце августа глядится в её бездонные тёмные глаза, ставшие на миг золотыми.
– Правда, – говорю я и протягиваю ей белую хрупкую настоящую розу.
Магда молчит и прижимает к груди белый цветок. Наверное, ей хочется сказать многое, но она понимает, что всё, что будет сейчас сказано, окажется фальшивее подаренного цветка. Всё будет из шёлка и бумаги, из органзы и марли. Живое, настоящее так и останется там, внутри. Едва появившееся на свет. Хрупкое. Уязвимое. Смертное…