Кукурузные человечки

Дети подняли на Кубика глаза.

Художник поглядывал на них, будто искал, кому его рассказ подходит больше.

– Другие имена, - потворил Кубик, - свои...

Пока что все на него смотрели одинаково, ожидая, что будет дальше. Бабушка тоже поглядывала на соседа, отвлекаясь только на то, чтобы подложить внуку картошки, а Нинке - подлить густой сгущенки.

– Идем мы сегодня с Нинон навстречу солнцу...

Нинка перестала лизать сладкую ложку и уставилсь на Кубика своими колокольчиками.

– Идем, а она зева-а-ает. Так зевает, будто все проглотить хочет.

– Дак в такую-то рань встамши, кто ж не зевает!

– не осталась она в долгу.

– Зевает, значит, а тут кто-то ей говорит - басом говорит, - художник сгустил голос, - спрашивает у нее: "Это ты ко мне обращаешься?"

Нинкин рот открылся, словно она хотела что-то сказать.

– "Если ко мне, - басил Кубик, - то чуть погромче говори, я ведь еще далеконько!" Нинон со страху присела - и ко мне, и то-оненьким голосочком, в точности как у синички, спрашивает: "Дядь Вить, это кто?" А тот бас ей отвечает: "Дак ведь я День нонешний, ты не признала меня разве?"

– Поди, выдумываешь?
– неуверенно спросила Нинка.

– Это я-то?
– взмахнул ложкой Кубик.
– Да ни в жизнь! Все - чистая правда.
– Теперь он обращался к Славику, в Нинку глазами постреливая и в рыжую бороду незаметно посмеиваясь.
– "Я ведь, говорит, День нонешний, по-вашему, После- Дождика-Четверг, а по-нашему, Авдей Поликарпович. Вот поработать вышел..."

Нинка, вытаращив глаза на Кубика, облизнула ложку.

– Моя Нинон меня за руку хватает и Дню шепотом: "А чё ты, интересно, делать-то будешь?" Не испугалась... "Я?
– перешел на бас художник.
– О-о! Моих дел не перечесть.

Вот сейчас травы буду от росы сушить, землю согревать, леса и пшеницу растить. Потом ветрам-баловникам хвосты корачивать, чтоб не шибко буянили, а делом занимались. А с ветрами управлюсь, буду все на земле красить..."

– Это как?
– спросил Славик.

– "Красить-то?
– ответил День устами Кубика.
– То дело хлопотное. Главное, чтобы все цвета были разные. Вот смотри: помидоры - краные, сливы - синие, абрикосы - сами знаете, какие, на баклажаны много красок уходит, смешивать приходится, цвет у них сложный, лиловый, яблоки - те все разноцветные, недаром говорят про них - расписные..."

– А цветы-то, про цветы-то ты забыл!
– подсказала увлекшаяся рассказом Нинка.

– "И цветы, -согласился День Авдей Поликарпович.
– Каждый кисточкой, чуть он раскроется, тронь, да не раз - как, например, анютины глазки. Так и корпишь над каждым... А черешня, а вишня, а ягоды! Все грибы в лесу под кустами отыщи и шляпки покрась - да цвет не дай бог перпутать, а то ведь отравится кто! О-го-го сколько работы! К вечеру так умаешься, что еле-еле до горизонта доплетешься. Ну, правда, напоследок еще закатом полыхнешь - а в нем все краски до единой. Завалишься за горизонт - и спать, отдыхать. Проснешься, а ты уже не Авдей, а Данила или Евсей..."

– А чего у тебя все дни - мужики?
– привередливо спросила Нинка.
– Женщин-дней неужто не бывает?

– Да что ты!
– не растерялся Кубик.
– А среда, а пятница? А суббота? Трое мужчин и как раз три женщины. Народом все предусмотрено, полное, заметь-ка равенство! А седьмой день - восресенье - ни он, ни она. Значит, общий.

– А звать-то женщин как?
– не унималась Нинка.

– Первое имя - Анна...

– Как мою мамку, - удовлетворилась наконец Нинка. И подвела итог: - Выдумщик ты, Кубик! Укороту на тебя нет!

– Неужели не интересно?
– всерьез (чему Славик удивился) забеспокоился художник.

– А чё в выдумке интересного?
– резанула правду-матку Нинка.
– Ты бы коров, как моя мамка, подоил, было б тебе не до баек!

– Ну, Нин...
– Кубик растерялся, - не всем же доить коров. Кто еще хлеб сеет, кто комбайны делает, кто на самолетах летает...

– А кто по лугам цельное лето ходит да краску по белому размазывает! Ты бы вон мою мамку лучше нарисовал!

– А что!
– ожил художник.
– И нарисую.
– К Кубику возвращалась уверенность.
– Возьму и напишу. Молодец, Нинон! Прямо умница! Такую идею подала!

– То-то, - сказала Нинка, вставая из-за стола.
– А то ходит по лугам, ходит, вчерашний день ищет.

– Может, и тут ты права, Нинон, - вздохнул Кубик, - ищу я вчерашний день, а сегодняшний мне глаза слепит...

Нинка победно на художника и на Славика глянув, - порядок здесь явно был ею наведен, - взялась помогать Полине Андревне убирать, а Славик смог наконец вступить в разговор.

– Дядя Витя, - сказал он то, что было все время у него на языке, - а вот что бы вы делали, если б встретили в нашей деревне пришельцев?

– Я?
– чисто по-детски переспросил Кубик, он все еще от грустной мысли о вчерашнем дне не мог отделаться.
– Я? Я бы сказал им: "Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит..."

Славик, а он собирался уже встать, так и шлепнулся на табуретку.

– Откуда вы знаете их язык?!

– Знаю, - снова грустно ответил Кубик, - я много чего знаю. Может даже слишком много. И именно это мне и мешает работать...

Взрослого друга у Кубика в деревне не было, и поэтому он иногда говорил Славику то, чего тот не понимал и что, очевидно, было понятно только взрослому.

Великий каратист

Всего шесть слов - и Кубик превратился в загадку. Откуда он знает язык пришельцев? Неужели он успел и познакомиться с ними, и узнать их язык? И почему он не рассказал об этом Славику? Может потому, что взрослые умеют хранить тайну? Славик решил потихохоньку вызнать ее у художника. Молоко он отнесет кукурузным человечкам чуть позже.

После обеда женщины стали мыть посуду, а мужчины уселись на крыльце.

День был... Нет, об этом надо подробнее. Уж коль среди наших героев есть художник, будем время от времени смотреть на все его глазами.

Кубик, чуть выйдя на крыльцо, прищурился и осмотрел день, как натурщика, который, пока его не было, изменил положение, и тени на нем сместились.

День был зеленый, голубой и желтый. Желтыми были солнце, подсолнухи, видные с крыльца, и цветы "золотой шар" в палисаднике.

По двору ходили куры и петух. Хвост бил из петуха разноцветным праздничным фонтаном.. Куры разгребали землю, что-то склевывали и переговаривались:

– Ко-о-о, ко-ко-ко... Ко-ко...

Понять их было легко: