Кукушка
Шрифт:
Подержав бутылочку под струей холодной воды, чтобы она поскорее остыла, я снова подхватил Алису на руки и сунул ей соску в рот. Не представляю, как Марта могла отказаться от дочки. Все равно, что от самой себя. Она словно заново родилась в этой малышке, которая с каждым прожитым днем становилась на нее все больше похожа. Мне хотелось думать, что это решение ей далось нелегко. Я анализировал проведенные с нею минуты. Было так много звоночков, которые я улавливал и недооценивал. Её категорический отказ от грудного вскармливания, ее отстраненность, нежелание называть дочку по имени! Я должен был догадаться! А вместо мозга у меня не вовремя активизировались совсем другие части тела, которыми я, видно, и думал.
— Твою мать… — в который раз за день выругался
Гарнитура вновь ожила. Я надеялся, что Марту нашли, потому что в противном случае… Господи, хоть бы ее нашли.
— Как это случилось? Почему, черт тебя дери, она вообще осталась без присмотра и как тебя вычислила? — сыпал вопросами главный. Что ж… я и не надеялся, что легко отделаюсь.
— Как вычислила — без понятия. И вычислила ли вообще…
Я врал, сердцем чувствуя, что Марта разгадала все мои тайны. Она была умной девочкой, которой пришлось многому научиться, чтобы выжить. Я был практически абсолютно уверен в том, что Марта меня вычислила совсем недавно. Вполне возможно — сегодня. Был только один момент, который мог ее насторожить, и она тут же сделала верные выводы. Методично отсекла все сомнения и спланировала свой побег. Вот только в сложившуюся в голове картину совсем не вписывался наш поцелуй. Что это было? Проверка? Себя? Меня? Нас обоих? Зачем ей это все было нужно? И кем для нее был я?
— Такие просчеты в нашей работе обходятся очень дорого, — напомнил мне главный.
— Ситуация под контролем. Она не могла уйти далеко.
— Я очень на это надеюсь.
Главный отключился так же внезапно, как и позвонил. Насытившись, Алиса выпустила из ослабевших рук бутылку. Я осторожно погладил ее по округлившейся щечке. Девочка кушала хорошо и хорошо прибавляла в весе. Она была абсолютно не похожа на мою сестру, в честь которой я и дал ей имя. Как и я сам, Алиса-старшая была темной масти. В отца.
Закусив изнутри щеку, я подхватил малышку на руки и подошел к окну, за которым шумел макушками лес. Изумруд елей уходил далеко вверх и почти сливался с почерневшим грозовым небом. С каждой секундой мое беспокойство усиливалось. Мы не могли упустить Марту… Я не мог… Не потому, что она была важным свидетелем, просто… без нее мне вновь стало холодно, и дело было вовсе не в плюс десять за окном.
Малышка в руках закряхтела, я перевел на нее взгляд и улыбнулся. Алиса немного окрепла. Промежутки между кормлением и сном удлинились. Она внимательно следила за мной чистыми удивительно яркими голубыми глазами, глядя в которые, сам того не желая, я проникался этим ребенком. Эта малышка делала со мной что-то странное. Напитывала необъяснимой нежностью и любовью. Я поднес к губам ее рефлекторно сжавшийся кулачок и поцеловал. Ручка малышки дернулась, и мое сердце подпрыгнуло, будто было связано с ней тонкой невидимой ниткой.
Так странно… Я был уверен, что все мои чувства, кроме чувства вины, умерли вместе с сестрою и матерью, которая, прожив двадцать два года с садистом-мужем, все же не выдержала и пустилась в бега. В то время я учился в университете. Меня не было рядом, и я до сих пор не знаю, что стало той самой последней каплей… Моя мать была типичной сабой. Её зависимость от воли отца носила неестественный патологический характер. Он доминировал не только в сексе, но и во всех других сферах жизни. Я часто размышлял над тем, как бы сложилась жизнь матери, не встреться она с отцом. Я пытался представить ее веселой ветреной хохотушкой и… Не мог. Мне гораздо привычнее было кротко опущенные к полу глаза, тихий спокойный голос и мягкая едва заметная улыбка. Она никогда не перечила отцу, никогда! Даже, когда однажды мы с ним сцепились, мать защищала мужа, а не меня. Прятала следы от оков на запястьях и повторяла, что я все неправильно понял. В общем, я так и не узнал, отчего они убегали… Рейсовый автобус, на котором они с сестрой ехали, свалился в пропасть. Алиса умерла сразу, мать продержалась два дня. И в тот же день с собой покончил отец.
Глава 10
Есть хотелось так, что скручивало внутренности. Я не выходила
из своей квартирки уже почти неделю и вчера доела остатки черствого хлеба и прокисший сыр. Голод здорово подорвал мои силы и тягу к дальнейшему сопротивлению. Никогда не думала, что это так страшно. Пошатываясь, я подошла к маленькому, потемневшему от времени зеркалу. Поймала свой потухший взгляд в отражении. Исхудавшими пальцами коснулась сухих губ, покрытых некрасивыми корками, и криво улыбнулась. Иван был в городе. Я чувствовала его присутствие, как дикие звери чувствуют опасность. Может быть, я сходила с ума, но мне казалось, что я даже слышу стук его сердца…Где-то рядом. Тук-тук.
И от этого было дико страшно. Этот парализующий страх не давал мне двигаться дальше, и я трусливо отсиживалась взаперти. Ко всему прочему, у меня не было денег. Это, наверное, такой закон мироздания — все беды один к одному. Смешно… Меня ограбили, прямо на вокзале. Из разношерстной толпы людей, не иначе, как по насмешке судьбы, преступник выделил именно меня. Ту, которой и так катастрофически не везло.
Нет, не то чтобы я осталась совсем без средств… Деньги были. Но до них мне тоже нужно было добраться. В двухстах километрах от этого города, города, который я уже ненавидела, располагался небольшой курортный городок, в банковской ячейке которого хранились мои новые документы и черный плотный пакет с наличностью.
Мне повезло. Иван прятал деньги дома. Мне удалось вычислить несколько тайников и немного их потрясти. Как и любой торговец оружием — мой муж был очень богат, однако напоказ мы жили довольно скромно. Обычная среднестатистическая семья. Но все же Иван любил дорогие вещи. У него была нездоровая тяга к предметам искусства. Он был заядлым коллекционером, ценителем прекрасного… Мой муж имел страсть ко всяким ювелирным украшениям, блеск драгоценных камней его завораживал. Он мог раздеть меня догола подрагивающими от предвкушения пальцами и, надев на меня очередное колье, часам меня разглядывать, запрещая даже шевелиться. Словно я была одной из его антикварных статуй или картин.
Дорогими безделушками он также вымаливал у меня прощение. Иван страдал от своей импотенции. Она стала его самым большим комплексом и самой большой жизненной драмой. Он чувствовал свою неполноценность, но категорически её отрицал. Во всем происходящем Иван винил только меня. Я была недостаточно горячей, я была недостаточно умелой, я была недостаточно раскрепощенной, и дальше по списку… И ведь я верила… Господи, я действительно верила, что именно со мной что-то не так. Сейчас даже вспоминать стыдно, как я старалась ему угодить… Сколько прилагала усилий! Я соглашалась на все. Абсолютно на все… Я покупала дорогущее белье, ласкала его с головы до ног, делала эротический массаж… А в ответ получала лишь очередную насмешку.
— Какая голодная сучка… А с виду ведь казалась приличной девочкой…
— Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо, — шептала я, отводя взгляд.
— Ну, так соси нормально, рот шире открой… Что ты его как конфету лижешь?
Я набрала полные пригоршни холодной воды из-под крана и плеснула себе в лицо. Я не могла знать, чем закончится мой побег, но была горда собой за то, что вообще на него решилась.
На город опускалась ночь. Электричества в моем убежище не было, наверное, отключили за долги. Я сидела на подоконнике и зачарованно наблюдала, как загорается свет в окнах соседних домов. Что за люди живут за этими стенами? Счастливы ли они? Чем дышат? О чем думают? Любят ли кого-то, а может быть, ненавидят? Как я ненавижу того, от кого бегу…
Я спустила ноги с подоконника и покачнулась. Я больше не могла обходиться без еды… Но страх быть пойманной был сильнее голода. Нашарив рукой телефон, набрала один единственный вбитый в память номер. Мой аппарат был настолько древним, что даже грабители им побрезговали.
— Алло! Марта?! Ты почему так долго не звонишь? Как ты? С тобой все хорошо?!
— Он ведь меня не нашел, — прошептала в трубку устало. — Юр, ты мне скажи… Вы еще не убрались из города?
— Нет. Мы все еще тут.