Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины
Шрифт:
Выйдя 20 августа «с великою силою», Дмитрий Иванович сделал совершенно гениальный стратегический ход: вместо того, чтобы двинуться прямиком на Мамая, продолжая прежнее направление, он резко повернул свои войска на запад к устью реки Лопасни, куда стекались «остаточные» запоздавшие полки. Противник мог истолковать этот поворот, как стремление ударить, прежде всего, по войскам Ягайла. Возможно, что это испугало его и приостановило движение литовских войск. Последний известный нам пункт пребывания Ягайла — Одоев — в четырех переходах от Лопасни.
Перейдя Оку, Дмитрий медленно идет к Дону; медлительность его связана с тем же обстоятельством — стремлением не допустить соединения Мамая и Ягайла. Цель была достигнута. Мамай, который перед этим, по-видимому, шел на сближение с Ягайлом, вынужден был двинуться навстречу русским войскам. Возможно, что он продвигался не вверх по Дону (5 сентября он был в трех переходах западнее Дона, ближе к Ягайлу), а от водораздела Дона и Оки на восток, в многократно упоминаемое пространство
Великая битва началась на рассвете 8 сентября. Русские полководцы применили тактическую хитрость: заранее, под покровом утреннего тумана в дубраве «вверх по Дону» (севернее главных сил) был размещен засадный полк под командованием двоюродного брата Дмитрия — серпуховского князя Владимира Андреевича и шурина Дмитрия — князя Боброк-Волынского. Засада должна была вступить в бой в самый критический момент.
По древнему обычаю бой был предварен поединком богатырей, на который каждое войско возлагало большие надежды. Поединок был как бы гаданием о судьбе, предсказанием исхода битвы: то войско, чей богатырь одолевал противника, получало уверенность и в общей своей победе. С русской стороны поединщиком выступил Александр Пересвет. Два богатыря съехались в копья между полками «и спадоша с коней оба на землю и умроша…». Могила Пересвета находится в Москве в Старом Симонове.
Дмитрий Иванович перед боем снял с себя великокняжеские доспехи и поставил под главный стяг одетого в эти доспехи боярина Михаила Бренка. Татары много раз подрубали знамя и убили в конце концов мужественного Бренка, думая, что им удалось убить самого великого князя. Дмитрий же, облачившись в простые доспехи, принял, участие в битве. Он был нигде и был везде, в каждом воине, «став напреди, на первом суйме». Его удерживали, предостерегали, «многажды глаголяша ему: «Княже, господине! Не ставися напреди битися, но позади или на криле или негде в опришнем месте!» Но человек, поднявший почти всю Россию на тяжелый и суровый бой, достойно отвечал: «Да како аз возглаголю: «братья моя, да потягнем вси соодиного!», а сам лице свое почну крыти и хоронитися назади? Не могу в. том быти, но хощу, якоже словом, такожде и делом — напереди всех!».
Яростная битва продолжалась несколько часов, а по некоторым сведениям — до самого вечера. Войска Мамая начали одолевать русских; грозило убийственное преследование конницы… Но в этот точно уловленный момент «нукнув князь Владимир Андреевич (засадный полк) с правыя руки на поганого Мамая» и обрушился на ближайший, фланг противника. В битве произошел перелом. Русские опрокинули войска Мамая и начали преследование, «гоняше их на 30 верст» до-самой реки Мечи. В опустевшей ханской ставке (Мамай «сам-девят» бежал в Крым) были взяты богатые трофеи: оружие, доспехи, кони, волы и «вельблуды» (верблюды). С трудом воины нашли своего князя, заслужившего этой битвой на Дону славное имя Донского. Дмитрия искали в грудах трупов, через которые и «конь перескочить не мог»; он нашелся в дубраве израненый, с избитым доспехом, но живой.
Русские потери были неисчислимы. Во всех описаниях битвы сквозь радость полной небывалой победы сквозит глубокая печаль по поводу потерь, исчисляемых десятками тысяч. Погиб ряд князей, убито около 500 бояр и великое множество простых воинов из разных концов Руси. «Стал князь великый с братом своим князем Владимером Ондреевичем и с своими воеводами на костех. Грозно бо, брате, в то время посмотрети: лежать трупы христианьскиа, акы сенныи стоги, а Дон-река три дни кровью текла…»
Куликовская победа поразила весь окрестный мир: современник, выбравший для своей поэмы о задонщине такой великий образец, как «Слово о полку Игореве», писал: «Помчалась слава к Железным Вратам (Кавказ, у Каспийского моря), к Риму и Феодосии по морю и к Тырнову (в Болгарии) и оттоле к Царюграду (Стамбулу) на похвалу: Русь великая одолеша Мамая на поле Куликове!». Почти полтораста, лет ордынское иго угнетало народ и тормозило развитие Руси. И вот — блистательная победа над тем полководцем, который хотел повторить, поход Батыя!
Куликовская победа — прежде всего торжество идеи единства, идеи преодоления феодального дробления. Знаменосцем новой эпохи стала Москва, возглавившая мужественный поход многих русских княжеств в «мамаеву землю» для того, чтобы защитить всю Русь от разгрома, от мести рассвирепевшего властителя Орды.
После разгрома Мамая исчезла практика выдачи ханских ярлыков, на русские княжения, создалась широкая нейтральная полоса между русскими землями и кочевьями степняков. Дань по существу превратилась из повинности покоренных в откуп от грабительских наездов. Самым главным результатом было то, что русские люди XIV–XV столетий по-новому стали смотреть на свое настоящее и на свое будущее. Появилось более светлое, оптимистическое национальное самосознание. Исчезли отношения завоевателей и завоеванных: татарские ханства, на которые вскоре распалась Орда, стали не повелителями, а соседями, иногда враждебными, а иногда и дружественными. Русские
земли получили возможность начать созидание своего единого государства, к которому стремились теперь не только князья-собиратели, но и народ, «черные люди» многих городов.Общерусский подъем сказался в развитии литературы, науки и искусства. Достаточно назвать только одно имя художника Андрея Рублева, чтобы почувствовать, каких высот достигла русская культура непосредственно после Куликовской битвы. Крепла идея объединения разрозненных русских земель в мощное единое государство. В силу этого вспомнилось и «Слово о полку Игореве» с его призывом к единству. Русские географы в конце XIV в. составили интереснейший список: «А се имена градом русским, ближним и дальним», в который попали сотни старых русских городов, находившиеся в это время в разных политических системах, но некогда составлявших единство. К воскрешению этого единства и призывали составители этого перечня городов от Карпатских гор до далекого Заволжья.
Поэма «Задонщина» была написана по свежим следам, но на протяжении целого столетия продолжали создаваться все новые и новые произведения «О Мамаевом побоище».
Память об этом событии не угасала никогда; многие русские поэты, писатели, драматурги и композиторы воспевали подвиг воинов Дмитрия Донского. И в дни Великой Отечественной войны наши советские воины помнили об этом патриотическом подвиге своих далеких, прославленных предков. Поэт Сергей Наровчатов писал в 1941 г.:
Я проходил, скрипя зубами, мимо Сожженных сел, казненных городов По горестной, по русской, по родимой, Завещанной от дедов и отцов В своей печали, древним песням равной, Я села, словно летопись листал. И в каждой женщине я видел Ярославну, Во всех ручьях — Непрядву узнавал…А. Д. Горский
Куликовская битва 1380 г. в исторической науке [2]
Более 600 лет минуло со времени Куликовской битвы, но память о ней пережила столетия. Грандиозное сражение, происшедшее 8 сентября 1380 г. у впадения в Дон правого его притока — реки Непрядвы и закончившееся сокрушительным разгромом золотоордынских войск Мамая русской ратью под предводительством московского великого князя Дмитрия Ивановича, произвело огромное впечатление на современников. Очевидно, уже вскоре после битвы были сделаны записи о событиях 1380 г. Со временем эти записи оформились в летописные рассказы, известные в науке под общим названием «Летописная повесть» о Куликовской битве, хотя по размерам и по содержанию они имеют различия [3] .
2
Данная работа представляет собой расширенный (примерно вдвое) вариант статьи, опубликованной в «Вестнике Московского университета» (Сер. 8, история, 1980, № 4, с. 3–18) и прочитанной (в сокращенном виде) в качестве доклада на конференции «600-летие Куликовской битвы» 8 сентября 1980 г. на историческом факультете МГУ.
3
Обзор дореволюционной литературы, посвященной «Летописной повести» о Куликовской битве, см. в кн.: Шамбинаго С. К. Повести о Мамаевом побоище. Спб., 1906, с. 1–83. Библиографию публикаций и исследовательских работ о «Летописной повести» за 1917–1967 гг. см. в изданиях: Библиография советских русских работ по литературе XI–XVII вв. за 1917–1957 гг. Составила Н. Ф. Дробленкова. М.-Л., 1961; Библиография работ по древнерусской литературе, опубликованных в СССР. 1958–1967 гг. Ч. 1–2. Л., 1978–1979. Более поздние работы советских авторов, а также «иностранная литература о «Летописной повести» отражены в библиографических указателях «Куликовская битва 1380 г. Указатель литературы» (в кн.: Куликовская битва. Сб. статей. М., 1980, с. 289–318) и «Поле русской славы. 600-летие Куликовской битвы. Указатель литературы» (Тула, 1980). Из публикаций текстов летописных повестей о Куликовской битве и литературы о них, не вошедших в эти библиографии, укажем следующие: Маштафаров А. В. Документы ЦГАДА по истории Куликовской битвы. — Советские архивы, 1980, № 5, с. 35–39; На поле Куликовом. Рассказы русских летописей и воинские повести XIII–XV веков. Переводы с древнерусского. М., 1980, с. 133–152 (перевод Л. А. Дмитриева); Дмитриев Л. А. Куликовская битва 1380 г. в литературных памятниках Древней Руси. — Русская литература, 1980, № 3, с. 15–19; Краткая Летописная повесть о Куликовской битве. Пространная Летописная повесть о Куликовской битве. — В кн.: Поле-Куликово. Сказания о битве на Дону. М., 1980, с. 51–104 (подготовка древнерусского текста и перевод Л. А. Дмитриева); Дмитриев Л. А. Куликовская битва в памятниках литературы Древней Руси. — Там же, с. 227–228.