Култи

И разве не в этом был весь чертов смысл?

Кто-то может говорить вам, что любит вас каждый день, но все равно лгать вам и обманывать.

Или никогда не сможет сказать эти три слова, но будет рядом с вами каждый день и будет для вас чем-то большим и важным, чем вы когда-либо хотели или смели мечтать. Он не был теплым или ласковым, тихим или особенно милым с другими, но он был милым со мной, и в глубине души я знала, что он будет рядом со мной каждый раз, когда я буду в нем нуждаться.

Когда чуть позже Немец ушел, я лежала в постели и уронила две слезинки.

Потому что все это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой, и было то, что я не рассказала ему, что могло изменить его чувства ко мне.

Что я буду делать, если он передумает?

* * *

Наконец-то настал финальный матч «Пайперс» против «Огайо Блейзерс», и меня охватила дрожь.

— Вы победите, перестань волноваться.

Я громко выдохнула. Култи предложил отвезти нас на стадион в машине с его водителем. Ему не нужно было выезжать из дома так рано, двери на стадион не откроются, по крайней мере, еще час. Но Култи делал то, что хотел, и по какой-то причине это — поехать одновременно со мной.

Мы должны выиграть.

Мне так повезло, что кто-то так заботился о моей карьере. Большинство девушек могли только мечтать о такой удаче.

Но в этом-то и была проблема.

По мере того, как дни до большой финальной игры убывали, я все больше и больше нервничала. Култи вел себя по-прежнему. Он не пытался поцеловать меня с того дня, как вышел из машины на парковке «Пайперс». Когда приходил ко мне, мы делали то, что делали всегда, и в середине его визита он спрашивал меня, как прошла тренировка. Дважды мы выходили на улицу и гоняли мяч, ну и все. Если не считать того единственного вечера, когда Немец сказал мне то, о чем я и мечтать не смела, он был просто молчаливым парнем, с которым я привыкла проводить время.

Перед выездом из дома он пообещал дать мне время и пространство, чтобы я могла подумать и сосредоточиться на самом важном — на финальной игре.

Я не могла не спросить себя, что будет после игры.

Что, если я не попаду в другую команду? А что, если сегодня я получу травму? Что, если в межсезонье мое колено больше не даст мне возможности играть? Или в следующем сезоне?

Что я буду делать тогда?

Логическая часть меня знала, что я волнуюсь из-за пустяков. В этом не было ничего необычного. В подобных ситуациях, когда я начинала нервничать и беспокоиться, мой ум придумывал кучу разного, и не мог угомониться. Конечно, то, что может произойти между Култи и мной, было первым в моем списке переживаний.

Все это мучило и давило на меня, словно бомба замедленного действия.

А что, если...

А что, если...

А что, если...

Он игриво коснулся моего бедра тыльной стороной своей ладони.

— Перестань волноваться.

— Я не волнуюсь, просто думаю о разных вещах.

— Вранье.

Я бросила на него взгляд и откинулась на спинку сиденья, размышляя и напрягаясь еще больше.

Немец глубоко вздохнул.

— Скажи мне, что случилось.

Я прикусила губу и посмотрела на эту мягкую складку между его бровями, на цвет его глаз, на то, как морщинки вокруг его рта углубились от беспокойства. Как я смогу вернуться к своей жизни, если у нас ничего не получится? Я была юной и яростной, когда по уши влюбилась в мужчину, которого знала только из газет и телевидения. То было не по-настоящему. Но сейчас все было реально. Этот Рей был настоящим и добрым, когда не вел себя как большая заноза в заднице.

Я никак не могла избавиться от комка тревоги в животе. Это не были те «что, если», с которыми я хотела иметь дело. Так что, к черту все. Может быть, лучше всего было бы покончить с этим беспокойством до начала игры.

— А что будет, когда я больше не смогу играть? — спросила я, засовывая руки между бедер, чтобы он не видел, как они дрожат.

Я услышала, как он заерзал на сиденье. Кожа заскрипела и продолжала скрипеть, пока он устраивался.

— О чем ты там мямлишь?

— Что ты будешь делать, когда я больше не смогу играть? Возможно, моему колену осталось всего несколько лет. Что будет тогда? — спросила я, глядя на потолок машины, потому что в тот момент никак не могла заставить себя посмотреть на его лицо.

— Именно это так тебя напрягает? — Его голос был низким и слишком спокойным.

— Да. В основном. Ко всему прочему.

— Сал, посмотри на меня. — Я склонила голову набок, чтобы посмотреть на него. В простой белой футболке с v-образным вырезом, облегающих выцветших джинсах и любимых черно-зеленых кроссовках он выглядел почти сюрреалистично. Это делало то, о чем я спрашивала, еще более страшным.

Я сидела на заднем сиденье машины с Рейнером «Королем» Култи по дороге на финальную игру Женской Лиги и спрашивала его, будет ли он все еще любить меня, когда я больше не смогу играть. Боже милостивый! Неужели я действительно сейчас спрашивала эту чушь? Я передумала. Я пока не хотела этого знать.

Я никогда не хотела бы узнать, где пролегают наши границы.

— Сал.

Машина замедлила ход и остановилась. За головой Култи в окне виднелись очертания входа, через который я должна была пройти.

— У меня стресс, прости меня. Мы поговорим позже, хорошо?

Он, казалось, смотрел на меня очень долго, но, скорее всего, лишь несколько секунд, прежде чем, наконец, серьезно кивнул, избавляя меня от падения в яму, которую я сама себе вырыла.

Я не могла дышать, и мне нужно было сосредоточиться. Мои руки все еще дрожали, и я нервничала больше, чем когда-либо с тех пор, как была подростком и играла свой первый матч в U-17. «Жизнь все равно будет продолжаться, что бы ни случилось», — напомнила я себе.

С трудом сглотнув, я улыбнулся Немцу.

— Пожелай мне удачи.

— Она тебе не нужна, — ответил он, выражение его лица все еще было очень серьезным.

Возьми себя в руки, Сал. Сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься.

— Найдешь меня после игры? — спросила я.

— Да. — Затем, он произнес слово по-немецки, которое, как мне кажется, означало «всегда», но я не хотела сейчас об этом думать.

Я одарила его улыбкой и вышла из машины. Как только собралась захлопнуть дверь, Култи резко сказал:

— Сосредоточься!

* * *

Есть некоторые игры, которые я буду вспоминать так, будто просидела весь матч, сложа руки, как фанат на трибунах, и лишь наблюдала за происходящим.

Первый тайм прошел медленно, и никто не забил. В нем не было ничего запоминающегося. Во втором тайме под задницами игроков обеих команд будто загорелся огонь. Оборона и нападение — обе команды были на взводе. К тому времени, когда была выброшена четвертая желтая карточка, игра приняла жесткий оборот: одну выдали Харлоу, а вторую — мне. Мы суетились, потели. Мы бегали и сражались с «Блейзерс».

В последние пятнадцать минут второго тайма команда забила.

И это были не мы.

После этого нам никак не удавалось удержать мяч.

И мы проиграли. Вот так просто.

Мы, мать вашу, проиграли.

Это было все равно, что ваша собака съела вашу курсовую работу. Проигрыш ощущался словно вы печатаете что-то в документе, а затем ваш компьютер перезагружается сам по себе. Или вы печете пирог, а он не поднимается.

Возможно, использование слова «раздавлены» было немного экстремальным, но оно было правдой. По крайней мере, для меня. Я была раздавлена.