Культурный конфликт (сборник)

Арно играл на виолончели, был более сдержан, вел себя достойно. Мы хлопали в зале как сумасшедшие, каждый кричал «браво» своему французику. Наши дети по игре были выше на порядок, но мы старались этого не замечать, чтобы не обидеть гостей.

По утрам я приставала со своими переживаниями к Арно. Мне казалось, что у него что-нибудь болит, а он не может мне про это рассказать. Поэтому я пыталась объясниться с ним жестами: то за голову схвачусь и страшное лицо сделаю, то за живот. Он, наверное, думал: «Вот тетка ненормальная». А я думала: «Вот поедет мой сын в Париж и заболит у него живот или голова, и какая-нибудь французская мама обязательно догадается об этом и вылечит моего Антошку»!

Антошку в Париж не взяли. Причем некрасиво не взяли. Он всегда был первым учеником и выступал много, и, конечно, достоин был поехать. А нам даже не сказали, что группа улетела в Париж. Мы как-то в лесу гуляли, навстречу нам педагог – кларнетист: «Антон, а ты почему в Москве? Вчера наши в Париж улетели».

Обидно было ужасно. С детьми так поступать нельзя. Можно же было как-то объяснить по-человечески. Нехорошо.

Но, по большому счету, никто и не обещал!

Но хохочущую Матильду и Пьера с батоном колбасы мы с удовольствием вспоминаем до сих пор! А что там было бы в этом Париже? Неизвестно!

ВЗГЛЯД НА УРОВНЕ МЕДНЫХ ТРУБ

Как я ни зарекалась, что мой младший сын музыке учиться не будет, ничего у меня из этого не вышло. Видимо, эти талантливые дети-музыканты – мой крест!

Но с Павликом гораздо проще: если уж хочешь учиться, то и учись самостоятельно, мое дело – транспортировать тебя до музыкальной школы и обратно, а что уж ты там будешь делать, уж что у тебя будет получаться – это личное дело каждого музыканта. Я лично не музыкант, так что справляйся самостоятельно.

Получается, правда, не очень, во всяком случае в основном забираю его не из класса, а из кабинета директора. С поведением у нас ну не клеится никак! Энергии много, усидчивости ноль, но способности есть опять, как и у моего старшего. То есть, конечно, таких уникальных, как у старшего, нет. Но есть хороший слух, необыкновенная артистичность и потрясающая вера в себя. А это для занятий музыкой очень много.

Нет, к сожалению, такой поддержки мамы, как в первом случае. Но со вторым ребенком мы экспериментов не ставим – что получится, то получится.

Когда у Павлика во втором классе началась подготовка к конкурсу, я поняла: от этого мероприятия убежать мне никак не удастся. Этот квартет придется мне на себе вывозить. Хочешь не хочешь. Павлик неожиданно быстро привык к тому, что я присутствую на репетициях. Сначала я думала, что ему в принципе всё равно (у меня с младшим сыном нет такого безоговорочного ощущения друг друга, как в этом же возрасте со старшим), однако же нет.

– Мам, ты где?

– Павлуш, я еще на работе.

– Нуты это, давай, скоро начнем!

Пытаюсь быстро закончить работу и бегу к машине. Опять звонок, и уже на повышенных тонах:

– Ну ты там чего?

– Уже в машине.

– Ну почему в машине-то? Мам, уже все собрались!

– Павлик, а я-то тут при чем?! Не я ж на саксофоне играть буду!

Павлик немного задумался – видимо, соображает: а действительно, зачем я ему нужна? Чувствую, не найдя для себя правильного ответа, со вздохом отвечает:

– Ну, всё равно приезжай…

С Антошкой всё было по-другому, я присутствовала на всех занятиях, понимая, что так для него комфортнее. В принципе так требуют педагоги, чтобы вечером мама могла контролировать правильность самостоятельных занятий. Но даже не то важно, чтобы вечером я могла ему что-то подсказать, – это время прошло для него очень быстро, он сам мог уже подсказать всё что угодно и кому угодно. Ему просто нужно было периодически упереться в меня на занятии взглядом. Я этот взгляд принимала, перерабатывала его мысли, уже переработанными посылала обратно, и он мог работать дальше.

Между прочим, это осталось с нами на всю жизнь. Если идет выступление Павлика, нам с Антоном комфортнее смотреть не на сцену, а друг на друга. Движением губ и бровей мы подаем друг другу знаки: «Опять сфальшивил! А вот это – молодец! Вот дурачок маленький!» – и так далее.

Мы отдыхаем взглядами друг на друге, отдаем энергию, просто что-то объясняем. Нам не надо ничего говорить вслух, достаточно просто посмотреть друг на друга, чтобы понять, что нам что-то понравилось, или мы услышали что-то знакомое, или у нас возникли одинаковые ассоциации. Мой муж периодически обижается на нас:

– Ну что вы опять смеетесь?

А действительно, что? Вслух не было произнесено ни слова, но что-то произошло, понятное только нам двоим, да и объяснять это тяжело или очень долго.

Антон уже взрослый стоит на сцене ночного клуба, ловлю его хитрый взгляд:

– Мама, заткните уши!

Потом со сцены идет череда непереводимых слов. На мой страшный взлет бровей: «Кошмар, мне стыдно!» – его скромная улыбка: «Простите».

Бывают моменты, когда мы ругаемся, и Антон исчезает из моей жизни. Я ощущаю на себе это физически. Сейчас уже МНЕ надо отдохнуть в его глазах. Тогда я открываю на компьютере его большую фотографию, пару минут мы смотрим друг на друга, и я снова человек.

Еду на репетицию к Павлику и вспоминаю практически точно такой же звонок. Как же всё повторяется в жизни!

– Мама, сегодня будет первая репетиция оркестра!

– Антош, это здорово!

– Что в этом здорового, я в этих нотах ничего не понимаю! Ты когда приедешь?!

– Антош, я сейчас убежать не смогу, у меня зарплата…

– Мама!! Я же ничего не сыграю!

– Господи, не голоси, выезжаю, – и я несусь через всю Москву, чтобы успеть на эту непонятно зачем мне нужную первую репетицию оркестра. Естественно, опаздываю. Ну у меня же нет, в конце концов, самолета! И даже машины!

Вбегая в школу, уже вижу, что дети один за другим выходят на сцену. Антоша, как всегда где-то посередине, не первый и не последний, с флейтой в руке, уничтожает меня взглядом: «Ну как же ты могла так опоздать?!»

У меня обрывается сердце. Посылаю ему ответный посыл: «Ты умный и очень способный, разберешься, не дрейфь, я буду за дверью».

И дальше в течение часа стою, прислонившись плечом к закрытой двери аудитории, пытаясь расслышать среди общей какофонии родную флейту.

Ну вот, занятие закончилось, Антошка выбегает довольный:

– Мам, так здорово, и совсем не страшно. Ты слышала, как у нас красиво получается? Мы в этом году должны в консерватории играть!

Антоша говорит захлебываясь, а я бреду рядом чуть живая домой и думаю: чего я так неслась? И так было понятно, что всё у него получится. Надо все-таки ребенка к самостоятельности приучать.

Оркестр вошел в нашу жизнь мощными шагами, не оставляя совсем свободного времени. Руководитель оркестра Анатолий Васильевич Чубаров – огромный мужик и заслуженный музыкант – считал, что музыкой если заниматься, то нужно заниматься постоянно. Есть свободный день в неделю – воскресенье – давайте посвятим его оркестру! Заканчивается репетиция среди недели в 18:00, а продлим ее до 20:00, чтобы после репетиции сразу в кровать, а не по улицам мотаться и заниматься неизвестно чем! А если мы на репетиции все уже отрепетировали по сто раз, все равно сидеть! Не расходиться! Вот вам истории поучительные из жизни, чтобы такими оболтусами, как сейчас, не оставались.