Культурология. Дайджест №4 / 2016

В свифтовском «Путешествии Гулливера» к такой терапии прибегают для лечения йеху: «…Иногда йеху приходит фантазия забиться в угол, лечь на землю, выть, стонать и гнать от себя каждого, кто подойдет. <…> Единственным лекарством против этого недуга является тяжелая работа, которая неизменно приводит пораженного им йеху в нормальное состояние».

Перед нами прообраз всех видов «трудотерапии». Однако к этим обязательным работам принуждают без всякой жалости. «Депрессивное состояние считается следствием греховной жизни и едва ли не карой за нее. Болезнь есть искупление греха» (с. 58).

К.В. Душенко

Особенности иконописного искусства эпохи образования русского национального государства (конец XIV – начало ХV в.) 10

Е.А. Авдюшева

К концу ХIV в. в русской иконописной школе формируется уникальный стиль, в котором икона становится своеобразным символом объединения страны. Москва вырастает в крупный политический и культурный центр страны, чему предшествовали серьезные изменения в политической, культурной и духовной сферах. Во многом такому подъему способствовал перенос митрополичьей кафедры в Москву из Владимира. Русские митрополиты оказали огромное влияние на возрождение культуры. При их непосредственном участии ведется строительство храмов. Для росписей церквей приглашаются известные иконописцы, в том числе из Византии, и из южнославянских городов. Атмосфера русской общественной жизни, влияние византийской и южнославянской культуры, подъем морально-нравственных и духовных сил позволили сформировать такие духовные принципы православия, как внимание к человеку, готовность помогать общему делу, терпение и прощение, обращение к внутреннему миру. Все эти факторы дали импульс формированию русского национального государства и его художественной культуры.

10

Авдюшева Е.А. Особенности иконописного искусства эпохи образования русского национального государства, (конец ХIV – начало ХV в.) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота, 2015.– № 3 (53): В 3 ч. Ч. 2. – С. 13–17.

Московская школа живописи конца ХIV – начала ХV в. являлась частью единого процесса развития русской культуры. Русская иконопись уверенно стремится к созданию собственных художественных традиций, основанных на идеях православного мира и чутко отражающих духовную ситуацию в стране в тот период. Русская иконописная школа впитала в себя богатый опыт новгородской, ростовской, вологодской, псковской, тверской школ живописи. Знакомство с западноевропейской художественной культурой в определенной мере оказало влияние на развитие русской живописи, но не было существенным и значимым. В то же время влияние византийской и южнославянской художественных традиций было достаточно сильным. Приезд греческих мастеров с митрополитом Феогностом в первой половине ХIV в. дал толчок ассимиляции новых идейных направлений (исихазм), поискам стилистических новшеств (палеологовский ренессанс), принципиально меняющих образный строй искусства в России и обостривших искание морально-нравственного и эстетического идеалов. Иконописное искусство в этот период стремилось к созданию идеала, к образам небесной красоты, к пониманию того, что каждый человек носит в себе образ Божий, и что праведная жизнь и искренняя молитва – есть путь к обретению райского блаженства для всего человечества.

Соединение в московской иконе эллинистических традиций и нового стиля ярко проявилось в работах Феофана Грека, законченные свои черты оно обретает в творчестве Андрея Рублёва. Под воздействием идейных течений, стилистических новшеств, а также социально-политической ситуации в стране рождается новая, особая иконография, в которой все отчетливее проступают национальные черты. Переосмысливается и наполняется новым содержанием старая иконография. Русские иконописцы пытаются обрести собственные, отличающиеся от византийских, художественные традиции. К этому времени московская художественная школа становится ведущим направлением в искусстве того времени.

Центральной темой, укрепляющей православное мировоззрение, становится соборность, понятие, которое тесно связано с выживанием страны и сохранением ее целостности. В иконописи идея соборности находит наиболее точное и яркое воплощение в ликующих, хоровых жанрах, где не отдельные герои, но сплочение всех и вся чад Божиих объединено у Его престола. Именно эта тема будет звучать гимном в формировании нового московского стиля иконописи конца ХIV – начала ХV в. Троица Рублёва является не только воплощением этой идеи, но и символом возрожденного государства. Икона была написана в честь памяти С. Радонежского, который прилагал огромные усилия, чтобы остановить междоусобные войны, происходившие межу князьями, и объединить удельные княжеские земли вокруг Москвы.

В московской иконописи этого периода древнерусская монументальность органично соединяется с утонченностью духовных переживаний. Это искусство впитало в себя множество элементов народной эстетики. В это время не существует резкого разграничения между народным творчеством и искусством высших слоев населения, какое возникает в Новое время, поэтому оба этих начала переплетаются, поскольку опираются на воззрения и идеалы широких слоев населения.

Искусство Андрея Рублёва и близких к нему мастеров определило стиль московской живописи начала ХV в., воплотив новое, возвышенное понимание духовной красоты и нравственной силы человека, где философская созерцательность образов приходит на смену монументальности и суровой экспрессивности.

Впервые в истории государства духовная культура стала главным и определяющим рычагом процесса объединения страны.

Т.А. Фетисова

«Красота и необходимость насилия»: Мифопоэтика раннего футуризма 11

Екатерина Бобринская

И в Италии, и в России мифология творящего и спасающего насилия – один из принципиальных моментов, отделяющих ранний (периода до Первой мировой войны) авангард от его последующих модификаций.

11

Бобринская Е. «Красота и необходимость насилия»: Мифопоэтика раннего футуризма // Искусствознание: Журн. по истории и теории искусства. – М.: Гос. ин-т искусствознания, 2016. – № 1/2. – С. 194–215.

Мифология толпы и мифологизация насилия на рубеже XIX–XX вв. обнаруживают много точек соприкосновения. «Творческое насилие» должно было спасти и возродить стареющую европейскую цивилизацию.

В модернистской мифологии упадка узнаются традиционные христианские архетипы – эсхатологическое видение истории, ожидание конца мира, необходимость спасения и Спасителя. Однако в культуре модерна эти архетипы присутствуют лишь как следы или руины. Культ борьбы и битвы как инструментов развития и возрождения отсылает к идеям социального дарвинизма.

Точкой отсчета для новых мифологий спасения становится образ «научного апокалипсиса». Химический или космический взрыв, удар и столкновение разнонаправленных сил – эти физические процессы стали моделями для социума, истории, культуры. Огромная популярность мотива бомбы и взрыва на рубеже веков также может быть связана с этой научно-социальной мифологией.

Футуризм в Италии первым заявил о насилии как о моральной и эстетической ценности. В 1910 г. Маринетти выступил с публичной лекцией, известной под названием «Красота и необходимость насилия». Красота насилия – в его способности провоцировать изменения, нарушать равновесие, пересоздавать, трансформировать. Красота насилия – это и есть красота Нового. Образы, ассоциирующиеся с насилием, – взрыв, удар и ответное напряжение, сопротивление материи.

Насилие и агрессия становятся важной составляющей стиля поведения футуристов: агрессивная реклама, провокации и публичные скандалы, дуэли и драки с публикой или полицией. Но высшая форма такой агрессивности – война. Сюда же относится «разрушительный жест анархистов», т.е. реальные взрывы террористов, потрясавшие и Европу, и Россию.

Не раз отмечалось, что террористическая деятельность направлена не столько на достижение конкретных целей, сколько обращена к медийному пространству, стремится потрясти и взорвать массовое сознание. Именно в пространстве массмедиа, говоря современным языком, обнаруживается соприкосновение стратегий анархистов или террористов и футуристов. Пожалуй, террористы опередили авангард в использовании этих методов работы с массмедиа, с воображением толп.

Метафорика террора активно проникает на территорию искусства. «Поджигайте же полки библиотек! Отводите каналы, чтобы затопить погреба музеев!.. <…> Подрывайте фундаменты почтенных городов!» – призывал Маринетти в Первом манифесте футуризма.

Русские авангардисты также использовали в своих манифестах метафорику взрыва и насилия: «Мы расшатали синтаксис… Нами уничтожены знаки препинания…»; «Мы уподобились воинам, напавшим тусклым утром на праздных неприятелей». Однако в русском искусстве сложилась другая версия мифа о спасении и возрождении.