Кутузов
Шрифт:
Генералы тихо разошлись, и фельдмаршал остался один. Он ходил взад и вперед по избе, когда вошел полковник Шнейдерс. Пользуясь правом свободного с ним разговора, он старался рассеять фельдмаршала и заводил речь о разных предметах. Слова его, однако, оставались без ответа.
– Где же мы остановимся? – спросил Шнейдерс наконец.
Будто пробужденный вопросом, Кутузов подошел к столу, сильно ударил своим пухлым кулаком и с жаром сказал:
– Это мое дело! Но уж доведу я проклятых французов, как в прошлом году турок, до того, что они будут лошадиное мясо есть!..
Успокоившись,
Милорадовичу велено было командовать арьергардом.
Всю ночь Михаил Илларионович был чрезвычайно печален и несколько раз принимался плакать. Как полководец, он видел необходимость уступить врагам Москву. Но, как русский, мог ли он не болеть о ней?..
Кутузов не спал уже несколько суток и теперь отчаянно нуждался в освежающем мозг и тело забвении. Однако вместо расслабления и вожделенного покоя чувствовал только обостренную возбужденность. Тревога за завтрашний день отнимала самую тень уюта, размягченности, дремоты. Он снова и снова повторял себе: «Москва обречена!», словно бы не предвидел этого ранее.
– Москва! – шептал русский главнокомандующий. – Почто Вседержитель, коего судьбы неисповедимы, предопределил тебе быть жертвой неблагодарности злых иноплеменников? Но зато горько, горько восплачут они по тебе, своей гостеприимнице, и ужасна будет гибель их!..
Страдание сделалось невыносимым. Глядя на иконку, мерцавшую в углу горницы дешевой позолотой оклада, Михаил Илларионович жарко молил:
– Господи! Дай мне хоть на пол-лампадки сна!..
Глава третьяИ ВРАГ БЕЖИТ...
1
М. И. Кутузов – М. И. Кутузовой (после 11 октября, в Медыни).
«Я, слава Богу, здоров, мой друг. Здесь, ей-богу, все хорошо. Наполеон бегает по ночам с места на место; но по сю пору мы его предупреждаем везде. Ему надобно как-нибудь уйти; и вот чего без большой потери сделать нельзя...».
М. И. Кутузов – Е. И. Кутузовой.
20 октября.
«Я, слава Богу, здоров, мой друг, хотя и очень трудно. Должно меня утешить то, что я первый генерал, перед которым Бонапарте так бежит. Детям благословение...»
2
Перелом наступил в течение месяца с небольшим.
Пройдя 2 сентября покинутую жителями первопрестольную, русская армия сделала два перехода по Рязанской дороге и остановилась на сутки у Боровского перевоза через Москву-реку. Отсюда Кутузов повелел главным силам идти на запад, к Подольску, проселочной дорогой, прикрываясь рекой Пахрой. Офицеры и солдаты истощались в догадках, рассуждая о намерениях светлейшего князя: кроме корпусных командиров, никто не знал настоящего направления. Оставленному на месте
отряду приказано было делать вид, будто вся армия отступает к Рязани.5 сентября, с рассветом, войска двинулись двумя колоннами и поздно вечером расположились на Тульской дороге, у Подольска, при страшном зареве пожара московского, освещавшего весь небосклон. Густые облака, в которых отражался пламень Москвы, текли, как потоки лазы, по темной синеве неба.
Когда армия совершала боковое движение, арьергард под командой Милорадовича в назначенное время тоже повернул на запад. На всех пересекаемых им дорогах Милорадович оставлял отряды с приказанием каждому из них не следовать уже за общим движением, а при появлении неприятеля отступать той дорогой от Москвы, на которой находился. Мюрат, посланный Наполеоном, долго шел по Рязанскому тракту за двумя казачьими полками в уверенности, что перед ним главные силы Кутузова. Только в Бронницах, за Пахрой, король Неаполитанский понял свою ошибку и поворотил к Подольску.
Тем временем Кутузов, прибыв с войсками в Красную Пахру, немедленно велел конному отряду Дорохова идти на Можайскую дорогу для истребления французских транспортов и команд, двигавшихся к Москве. Набеги Дорохова были удачны: в течение недели он взял в плен до полутора тысяч человек и уничтожил парк в восемьдесят ящиков. Узнав о появлении русских в своем тылу, Наполеон спешно послал для очищения Можайской дороги сильный отряд, но Дорохов отступил так искусно, что, ретируясь, наголову разбил два эскадрона гвардейских драгун.
Кутузов намеревался собраться с силами, дать время разгореться народной и партизанской войне и в особенности, по любимому его выражению, «усыпить Наполеона в Москве». Никто не мог знать, что предпримет Наполеон, но Кутузов, развивая свой план, добивался военного перевеса сил над неприятелем. Русский полководец продолжал отступать – теперь уже по Старой Калужской дороге, выигрывая время, усиливая свою армию и постепенно изматывая противника.
Великий ум его постиг характер и свойство Отечественной войны.
15 сентября армия выступила из Красной Пахры в Тарутинский лагерь. Мюрат несколько раз производил внезапные налеты: самый значительный бой произошел 17 сентября под Чириковом, где был взят в плен начальник штаба у Неаполитанского короля генерал Феррье. Мюрат просил об освобождении его под честное слово, но Кутузов ласково отказал. 20 сентября русские перешли реку Нару и вступили в Тарутинский лагерь. Фельдмаршал приостановился на высоком берегу Нары и, словно предрекая будущее, произнес:
– Отсель ни шагу назад!..
Маленькая деревушка Леташевка на Старой Калужской дороге, вблизи Тарутина, на целые две недели сделалась военным центром России. Сюда приезжали со всех концов страны, чтобы убедиться, что русская армия готовится к новым сражениям, и предлагали свои услуги Кутузову. Откуда что явилось! Из Южной России к Тарутинскому лагерю везли всякие припасы. Среди биваков вдруг открылась торговля. Крестьяне из ближних и дальних селений приезжали повидаться с оставшимися в живых родственниками и земляками. Крестьянки толпами ежедневно приходили с гостинцами в полки отыскивать мужей, сыновей, братьев и говорили: