Кутузов

«Малая война», истощавшая французскую армию, грозно перерастала в большую.

...Наполеон, заперший себя в Москве, окруженный враждебным и вооруженным народом, начал тревожиться своим положением и искать пути к замирению. Сперва через русского чиновника Яковлева (отца А. И. Герцена) он обратился к Александру I с предложением начать переговоры – ответом было лишь презрительное молчание. Тогда он направил своего генерал-адъютанта Лористона, бывшего послом в Петербурге, в Тарутино.

3

Кутузов ожидал графа Лористона в своей горнице, в окружении генералов; среди них находился присланный Александром I для выяснения обстановки его адъютант и хозяин Леташевки князь Волконский.

Главнокомандующий встретил гостя с ледяной вежливостью – словно не был знаком с ним, словно Лористон не навещал их петербургского дома и не вел дружеских бесед с Екатериной Ильиничной.

Французский посол передал фельдмаршалу весьма учтивое письмо Наполеона. В нем говорилось:

«Князь Кутузов!

Посылаю к Вам одного из моих генерал-адъютантов для переговоров о многих важных делах. Хочу, чтобы Ваша светлость поверили тому, что он Вам скажет, особенно когда он выразит Вам чувства уважения и особого внимания, которые я с давних пор питаю к Вам. Не имея сказать ничего другого этим письмом, молю Всевышнего, чтобы он хранил Вас, князь Кутузов, под своим священным и благим покровом».

Повертев письмо в руках, главнокомандующий с равнодушным видом положил его на крестьянский стол.

Михаил Илларионович сидел в креслах; Лористону был предложен табурет.

После официальных приветствий со стороны французского посла Кутузов спросил с ласковой улыбкой:

– Здоров ли ваш император?

Лористон заверил фельдмаршала, что Наполеон чувствует себя превосходно.

– Неправда, неправда! – все с той же улыбкой погрозил ему Кутузов пухлым пальцем и, оборотясь к своим генералам, сидевшим на лавках, пояснил: – Прежде он был столь крепкого сложения и так здоров, что я сам чуть было от того не помер. А теперь, – вдруг переменив выражение лица, с грустным участием сказал он, – едва ли не придется ему умереть на моих руках!..

Сделав вид, что он не понимает сравнения нынешней кампании с Аустерлицем, Лористон хотел было заговорить о деле, но Кутузов прервал его:

– Я думаю, что он у нас в Москве живет очень весело?

– Да, разумеется, – сказал совершенно сбитый с толку Лористон. – И он поручил мне...

С самым невинным видом Михаил Илларионович перебил его снова:

– Часто ли император бывает в театре?

– Иногда, – с досадой отвечал Лористон, проклиная в душе этого коварного византийца, который играет с ним, как с куклой. – Но дело в том...

– Напрасно, напрасно! – не дал ему договорить Кутузов. – Я на его месте ходил бы по два раза на день...

– Простите, князь! Мой император повелел мне передать...

– О, в Москве есть прекрасные французские актеры, – не разрешил ему окончить фразу Михаил Илларионович. – Вот хотя бы мадемуазель Фюзиль. Право, такая хорошенькая! А какая бесподобная пара – Фюзиль с Девремоном в «Галантном сапожнике»! Или в «Случайном маркизе»! Если император еще не видел этих спектаклей, я бы рекомендовал ему обязательно пойти на них. Поверьте, он не будет разочарован.

Опасаясь навлечь на себя гнев Наполеона неисполнением важного поручения, Лористон стал говорить решительнее:

– Ваша светлость! Позвольте...

Но Кутузов не хотел ему позволить:

– Да, знаете ли, среди них есть много лиц и из самых знатных французских фамилий!..

Боевые генералы, истинные патриоты России, наслаждались этим великолепным и поучительным спектаклем. Маленький Дохтуров, сдерживая смех, даже прослезился и вытирал глаза фуляровым платком. Огромный, седеющий Ермолов подмигивал соседям: дескать, знай наших!

Наконец Лористон смог сказать о причине своего приезда. Он объявил, что прислан к Кутузову с просьбой о заключении перемирия и доставлении императору Всероссийскому письма Наполеона с предложением о мире.

– Для прекращения ужасного кровопролития, причиненного отчаянием и варварством! – с горестным пафосом воскликнул посол.

Кутузов покачал головой:

– Я не имею власти принимать предложения о мире или перемирии. И отнюдь не приму письма на имя его императорского величества. Русские приобрели множество выгод. И мы не захотим утратить их бесполезным для нас перемирием.

– Но война должна же когда-нибудь кончиться! Она не может продолжаться с той жестокостью, как ведут ее ныне, – уже в смятении сказал Лористон.

Кутузов заметил на это, что после революции французы сами ввели варварство в войны, а Наполеон довел это варварство до высочайшей степени.

– Война, на самом деле, не может быть вечной, – добавил он. – Но о мире можно говорить не ранее, как по отступлении французов за Вислу. Война начата не Россией. Наш государь император, напав на магазины и войска в Польше, мог бы уничтожить все приготовления Наполеона на западной стороне Вислы. Но он не хотел возмутить царствовавшего тогда спокойствия. Он не хотел быть зачинщиком войны и надеялся до последней минуты на сохранение мира. Не кто иной, как ваш император вторгся в Россию без объявления войны и опустошил большую часть западных губерний! Теперь ему остается как-нибудь выйти из Москвы, ибо он вошел в нее без приглашения. А русские обязаны причинять ему всевозможный вред. В то время как Наполеон объявляет в Москве, что кампания окончена, русские полагают, что она только еще начинается. Если же он сомневается в том, то скоро узнает это, к своему вреду...

После этой длинной тирады, задыхаясь от мучившей его одышки, Михаил Илларионович откинулся к спинке кресел, давая понять, что разговор окончен.

– Если так, – поднимаясь с табурета, торжественно сказал Лористон, – если больше нет надежды, нужно готовиться к походу! Но предупрежу...

Русский главнокомандующий оборвал его, повысив голос и уже сам не желая сдерживать владевших им страстей:

– Повторяю! Вы будете делать все возможное, чтобы отсюда выбраться. А мы – мы приложим все старания, чтобы вам в том воспрепятствовать! Впрочем, – притворно-равнодушным тоном добавил он, уже сожалея, что сказал слишком много, – может быть, наступит время, когда нам можно будет сделать необходимые приготовления к вашему отъезду. Если только в этом будет заключаться все дело...

Понимая, что пора откланяться и выйти, Лористон еще надеялся зацепиться за что-то в рассуждении о необходимости заключить перемирие. В его ушах звучали слова Наполеона, который напутствовал своего посла: «Мир! Мир во что бы то ни стало!..» Но сесть снова ему не предлагали. И французский посол, стоя перед Кутузовым и русскими генералами, начал жаловаться на ярость и злобу, возбужденные в народе против наполеоновской армии. 0н сетовал на то, что французам приписывают уничтожение Москвы, между тем как сами жители сожгли ее.