Кузница Тьмы

От хмыкнул.
– Я ошибся, предоставляя тебе слишком много уюта. Ты упрямо держишься привычек цивилизации, но слаба в этой глуши.

– Вы назвали это глушью, учитель?

– А ты решишься назвать это цивилизацией, заложница?

– Цивилизацией на коленях - если крыша выдержит не желающий появляться дождь. Я совсем не влюблена, учитель, в изучение чужих неудач. Здешняя дикость вызвана лишь небрежением. Что за грустная история.

– Вполне верно. Нет ничего печальнее неудавшегося общества, особенно когда оно ползет вниз такими медленными и крошечными рывками, что никто не замечает. Мы привыкли оценивать цивилизацию по прогрессу, так как оценим эту?

Она вздохнула. Новые уроки...
– Рискнете вовлечь женщину с дурным характером в дебаты?

– Хмм. Верно. Ты женщина, уже не дитя. Что же, как ни тяжко мне, надену доспехи и пойду на штурм опасных пределов женской ярости.

Ей так хотелось разлюбить его, но раз за разом это оказывалось невозможным.
– Прогресс цивилизации меряется дарами трудов и служения. Мы приводим намерение в действие, общая воля дает новые возможности.

– Но как именно измерить ход прогресса? Или, если угодно, упадка?

– Намерения остаются. Воля слабеет, способность действовать вызывает сомнения. Согласие уступает место спорам, единство недостижимо, отсюда слабость, шатания и общее недовольство.
– Мешочек был полон. Глянув на куст, она вздрогнула: на месте сорванных сухих листьев появились новые побеги, такие же бурые.
– Какое смешное деревце, - сказала она.

– Притворяется мертвым.
– От снял перчатки, стаскивал кольчугу.
– Дай мне илбарею, освободи руки для сбора дров.

– Всегда вы так, учитель. Интересно: если я майхиб, сосуд, который нужно наполнить - зачем наполнять меня обыденными заданиями и нетерпеливой скукой?

Он сел на камень около старого кострища.
– Пробовала сунуть под воду закупоренную бутылку? Нет, зачем бы. Не важно. Вытащи пробку, что будет?

– Если бутылка содержала воздух, появятся пузырьки и вода нальется внутрь. Если там была жидкость... полагаю, она медленно смешалась бы с водой. Такие эксперименты подходят малышу в ванне. Но, учитель, видите - я не под водой и не так пуста, как вы думаете.

– Уроки эти, заложница, идут тебе во благо, а также несут покой и утешение моей душе. Я слишком долго жил в цивилизации и понимаю основные ходы обыденного мышления.

– Вы настойчивы, но бессильны, вам совершенно недостает воли.

– Именно. Но я был бы негодным наставником, если бы привел и тебя к отрицанию полезных знаний.

Она окинула его долгим взглядом и пошла к задней стене башни. Там, вместо заросшего сада, обнаружилась большая дыра в почве: шагов в пять шириной, а внутри лишь бездонная чернота. Подобрав камень, она вытянула руку и уронила его в провал. Камень обо что-то ударился через несколько сердцебиений, отскочил и продолжал так звякать, пока звук не затих.

Наваленных у стены дров хватило бы на дюжину ночей у костра. Эта мысль привела ее в уныние. Набрав охапку, Кория вернулась к нетерпеливо поджидавшему Оту. Джагут поставил последнюю бутылку перед собой. Взглянув на бутылку, Кория задумала разбить ее о лысую макушку Ота... но вместо того согнулась, разгружая дрова, и пошла искать растопку.

Вскоре огонь был разожжен; девушка села, ожидая, когда накопится достаточно углей. Горшок ждал рядом, полный воды и с горстью овощей весьма сомнительной вкусноты.

От порылся в мешке и вытащил три кубка. Почистил их платочком (Кория никогда не видела у него этого платка). Поставил в идеальный ряд.

Звук со стороны башни заставил ее обернуться. В проеме дверей стоял Джагут. Выше Ота на добрую пядь, широкоплечий и длиннорукий. Клыки его стали почти черными, лишь у вывороченных губ оставаясь янтарно-красноватыми. Старый, но жуткий на вид шрам наискось пересекал лицо. Одет он был лишь в набедренную повязку, такую узкую, что полностью не скрывала мужского достоинства. Вертикальные зрачки, узкие как щелки.

– Я убиваю незваных гостей, - сказал он.

От кивнул.
– Мы предупредим любого незваного гостя, если окажется рядом. Кория Делат, это Варандас. Я считал его мертвым.

– Уверен, даже надеялся.
– Варандас шагнул к ним.
– Отличный костер, - заметил он.
– Один взгляд, и я вижу тропу к нашей судьбине. Прекрасно освещен каждый шаг, пока не упадет внезапная тьма. Но ведь идти значит спотыкаться, а спотыкаться - падать лицом вниз. И непременно вперед. Стоит ли удивляться, что смерть взяла слишком многих?

– Но не тебя, - подчеркнул От.
– По крайней мере пока. Садись же, если уж решил нарушить мирный отдых. Наливай вина.

– Слишком молода, чтобы выпить...

– Она познала вино вместе с молоком матери.

– Выпить ее, хотел я сказать. Ты все так же неловок руками, От, чтобы открыть бутылку? Нужна помощь для столь простой задачи?

Кория фыркнула.

Варандас глянул на нее, как бы заново оценив.
– Смех женщины.

– Она Тисте, - объяснил От.
– Может, ей тысяча лет, но ты не узнаешь.

– Явно меньше.

– Да. Но я не о том. Пусть неловки мои руки, Варандас, но зато у тебя разум помутился. Вижу, привычка к глупости стала вечной.

– Я называю глупость болезнью, - согласился Варандас, - и успел написать отличный трактат в защиту своих воззрений. Разумеется, зря.

– Я не читал.

– Никто не читал. Я удовлетворяюсь мыслями о писании - это достойное желание; но мучения практических в том упражнений оставляю низшим классам, ведь живым фрагментам моего мозга есть еще чем заняться.

– Аргумент тысячи бесполезных гениев. Каждый ловок в изобретении мнений, особенно негативных, ведь отрицанием они оправдывают свой жалкий образ жизни.

– Отличная компания, все они, - сказал Варандас, беря бутылку и осматривая ничем не примечательные глиняные бока.
– Смею судить: превосходного качества.

– Именно.

– Еще есть?

– Нет.

– Ох ты.
– Он вырвал пробку и разлил вино, наполнив бокалы до краев.

– Хочешь, чтобы мы запачкали ладони?

Варандас распрямил спину.
– Нет, хочу, чтобы вы заметили точность моей меры.