Кузницы Марса. Трилогия

– Вперёд! – крикнул Танна.

Они встретили атакующих охотничьих зверей лицом к лицу. Удар был подобен грому, словно столкнулись железные балки. Напрягая ноги, Танна почувствовал, как смялся изогнутый наплечник. Мышечная масса деформировалась, и кровь растеклась в плоти плеча. Он ударил мечом. Кричащие зубья разорвали металл. Ещё больше брызг вязкого геля.

Рука с когтями врезалась в нагрудник, сорвала крест Храмовников и оставила на керамите борозды в палец глубиной. От силы атаки он пошатнулся в сторону.

Танна вскинул меч, парируя раздирающий удар, мощь которого поставила его на колени.

Броня загудела от энергии. Танна с рёвом выпрямил ноги, обрушив навершие меча в форме креста в ревущий металлический череп, наполовину напоминавший волка, наполовину – ящера. Брызнула ядовитая машинная кровь.

Он ударил пистолетом, вогнав его в брюхо зверя и выстрелил. Такой близкий взрыв не прошёл без последствий и Танна сдержал крик внезапной боли. Перчатка наполнилась горячей жидкостью, кровь потекла по предплечью.

Существо снова бросилось на него. Он ответил выпадом цепным мечом, зубья царапали о сталь, раздирая металл и перемалывая позвоночник. Он вырвал клинок и ударом ноги сбросил размахивающей конечностями существо с эстакады.

Выпрямился, вдохнул и выдохнул, чувствуя боль. Грудная клетка стала стеснённой, а в горле саднило. Он попытался издать боевой клич?

– Слл… слишком далеко вырвался, Танна! – крикнул Иссур.

Назад.

Тиндалосы набрасывались друг на друга в безумном желании прорваться сквозь узкое горлышко, их заканчивавшиеся клинками конечности сжимались, пока один похожий на машину убийца мешал другому. Он видел их замешательство. Они не привыкли к жертвам, которые оказывали такое сопротивление.

– Не дайте им опомниться, – крикнул Танна, как себе, так и остальным. – Убейте их, убейте их всех.

Удар соскользнул с его шлема и пришёлся на повреждённый наплечник. Он заворчал и вонзил меч в брюхо зверя с серебристой кожей.

– Наступайте! – прорычал он. – Держите их в страхе!

Танна повёл мечом вверх, разрезая бедро из крючковатого металла, а затем нанёс обратный удар в живот и выпад в грудь. Глубоко и повернуть. Не останавливаться. Движение справа, воющий бычий череп с клыками-кинжалами. Он рубанул врага по глазам. Зверь взвыл.

Двигаться. Лицом вперёд, шаг назад. Искать другого.

Двое атакуют. Нет места, чтобы размахнуться. Снова удар навершием, сломав первому рёбра. Второму вонзить клинок в брюхо и вытащить меч.

Звери отступили, израненные и истекавшие изумрудным светом из разорванных тел.

– Танна! Ради Императора перестань спускаться по эстакаде! – раздался голос.

Варда?

Танна шагнул назад, пока не оказался на одном уровне с Вардой и Иссуром. Каждый из них был покрыт кровью от поножей до шлема. Своей ярко-красной и чёрной как смола врагов. Они стояли на вершине эстакады, за ними виднелась фигура Ульданаиша Странствующего Призрака.

Броня призрачного воина потрескалась и покрылась царапинами. Одна нога дрожала, словно собиралась подломиться, из коленного сустава другой вытекала расплавленная и похожая на янтарь жидкость. Что-то блестело в ужасной глубокой ране на шлеме, напоминая слабо светящийся драгоценный камень.

Тиндалосы начали новую атаку.

– Спина к спине! – взревел Танна.

Блейлок резко упал с командного трона “Сперанцы”, чувствуя, как каждая его клетка решила в этот момент напасть на тело хозяина. Мозговые ингибиторы отключились в попытке заблокировать неконтролируемый входящий поток ложных данных и зрение почернело.

Низкорослые сервиторы завизжали от боли, когда он перенаправил гигантский объём данных в их ограниченные разумы. Двое погибли мгновенно, мозги несчастных выжгла вспышка огромной перегрузки. Ещё один упал набок, дёргаясь и потеряв контроль над всеми физическими функциями, пока неуправляемые сигналы разрывали его тело.

Блейлок услышал предупреждающие сирены, тревожные клаксоны и пронзительные вопли бинарной боли. Машины “Сперанцы” выли, словно страдающие животные. Блейлок попытался встать на ноги, но это оказалось сложнее, чем он ожидал. После отключения фактически каждого сенсорного аппарата он лишился возможности ориентироваться в пространстве и даже не понимал, где “верх” или “низ”.

Он прижал руки к тому, что принял за палубу и оттолкнулся, чувствуя, как она удаляется от него. Или он удалялся от неё? Нижняя часть тела Блейлока представляла собой систему жёстких поршневых конечностей и поддерживающих противовесов. Она являлась эффективным средством передвижения для создания его массы и плотности, но прямо сейчас он с радостью бы поменял её на пару органических ног.

Вопросительные бинарные импульсы, сложные логарифмические потоки машинного кода и голоса плоти звали его по имени. Ни один из них не имел смысла.

Он попытался заговорить, но подсистемы аугмитов – и бинарная и гексаматическая – оказались выключены. Он открыл рот, но появился только выдох горячего воздуха, словно в лёгких горели вирусные пожары.

Руки схватили его и переместили в то, что он принял за вертикальное положение. Внезапное головокружительное чувство дезориентации нахлынуло на Блейлока, когда он узнал окружающее трёхмерное пространство. Нижняя половина тела запустила гироскопическую диагностику и быстро восстановила центр равновесия. Жёсткие конечности опустились, а остальная часть тела мгновенно активировала последовательность принудительных перезагрузок.

Некоторые части его внутренней системной архитектуры всё ещё ощущались так или иначе неправильно, но пока было не время для отключения и полной диагностики. Зрение возвращалось. Медленно. Словно боялось потрясти его тем, что могло показать.

– Аве Деус Механикус, – наконец сумел произнести он.

Сильные руки всё ещё держали его за мантию, промокшую в местах, где оторвались входные трубки. Бак на спине был повёрнут под странным углом, и выпускал облака едких паров.

Он повернулся, собираясь поблагодарить магоса в тёмных одеждах с серебряными глазами, который помог ему подняться. Тело незнакомца, если говорить совсем грубо, представляло собой нечто напоминавшее паукообразное насекомое.

Галатея, напомнили Блейлоку катушки памяти, когда он закончил очистку избыточных данных.

С памятью о личности вернулся и ужасающий эффект её существования. Произнесённая ложь, попранные законы Механикус и оборванные жизни. Блейлок отпрянул от мерзкого прикосновения, словно оно обжигало.

Почти каждая блестящая энтоптическая завеса мерцала, шипела и пульсировала статикой. Только центральный экран остался неповреждённым, хотя даже он сбоил и прокручивал загруженный враждебный код.