Кваздапил. Наявули 2

Машка скривилась:

– Не строй из себя ханжу. А то мы не знаем, чем вы там с Надей занимаетесь. Мы не глухие.

– Не твое дело, чем мы там занимаемся.

А чем, собственно? Мы-то как раз спокойно спим. И что значит «Мы не глухие»? Это как бы намекает…

А вообще…

Как же я красиво и самозабвенно говорил ей во сне: «Я тоже был неправ, такого больше не повторится. Принцип "Делай как говорю, а не как делаю" не работает. У меня есть обязанности брата, я обязан показывать пример».

Маша думает, что у нас с Хадей в физиологическом плане все кипит и пенится, я сам позволил так думать своими рассказами. Современный человек просто не поймет, что в одной квартире могут жить симпатизирующие друг другу парень и девушка, и при этом ничего физиологического между ними не происходит. Большевистская «теория «стакана воды» дала всходы – большевизм исчез, а теория живет и плодоносит. Переспать – как стакан воды выпить. Для Машкиного разумения это более чем нормально. Но это ненормально!

– Если можно тебе – можно и мне. – Машка шутливо влепила мне, «неразумному» братцу, ладонью по заднице. – Ты плохой мальчик. Ты обижаешь сестренку. И только попробуй сказать, что это не так.

Как же захотелось ответить именно в стиле «плохого мальчика» и действительно обидеть сестренку – как «плохую девочку», на роль которой она старательно нарывалась. Как можно не видеть границ, за которые лучше не заступать? Или МАшка нарочно выводит меня из себя? Для каких целей?

Взгляд у меня налился чем-то нехорошим, а дыхание стало тяжелым. Сестренку пробрало. Перестаралась, родимая. Она оглянулась на дверь: успеет ли добежать и закрыться. Чтобы не смылась, я крепко схватил тоненькое предплечье – до боли.

– Завтра же вернешься домой, а сегодня чтобы ни звука, ни намека на что-то такое, за что захочется тебя выпороть, а твоего приятеля выгнать из дома без штанов и денег. Кстати, когда… – я подумал и исправился, – если он матерится – каждый раз бей его по губам. В моем присутствии матерщины не потерплю и за последствия не ручаюсь. Иди.

Впервые увидевшая меня таким Машка юркнула за дверь кухни, и я, наконец, вошел в спальню.

Руки по-прежнему жаждали схватить ремень, в груди клокотало.

То, что предстало глазам, стерло эти ощущения напрочь.

– Наконец-то, – донесся из постели заждавшийся голос, и одеяло откинулось.

Я встряхнул головой. Протер глаза. Ущипнул себя – настолько сильно, что пришлось корчиться и скрежетать зубами.

Из кровати на меня недоуменно-недовольно глядела Мадина.

– Что с тобой? Не пугай меня, Кваздик, врача нам вызывать нельзя.

Я не верил глазам. В той же постели, где прошли счастливейшие часы моей жизни – где я лечил заболевшую Хадю, а она выхаживала меня после страшного избиения – лежала Мадина с родинкой и естественным цветом волос. Чувственное тело, казалось, только и ждало моего возвращения.

Возвращения?!

Я застыл в ступоре. Мадина ждала.

Разлет бровей. Взгляд откровенных глаз с веером черных ресниц. Перевозбужденные губы. Четко очерченные узкие скулы. Изящные руки. Хрупкая спинка. Длинные и очень стройные ноги. Вкусные выпуклости. И опять – родинка. Мое внимание упорно сползало на нее и на все, что вокруг нее. И на беззащитный пупочек на гладком шелковистом животе. И, само собой, ниже. В комнате, где кроме нас никого не было, никто не мешал мне этого делать. Скорее, наоборот, от моего ошарашенного разглядывания Мадина получала удовольствие.

Я потребовал:

– Ничего не помню, расскажи в двух словах, что случилось.

Мадина без одежды в одной постели на двоих и недавнее Машкино «Мы не глухие» сложились в подобие системы, но общая картинка не вырисовывалась.

– Никогда не слышала, чтобы ссора с сестрой так ударила по мозгам. Ты слишком впечатлительный. И не понимаю, чего ты накинулся на бедную девочку?

– Я просил тебя рассказать, что случилось.

Тон получился резкий, зато действенный. Мадина пожала плечами.

– Ты вышел в туалет…

– Нет, раньше. Вообще. Как ты и я тут оказались.

– О-о, дело плохо. Ложись, пока не стало хуже. Ложись, говорю, и я все расскажу, а ты все вспомнишь, и все будет по-прежнему.

Во мне дрались два чувства: опустошенность от неоправдавшейся надежды на чудо и упоение открывшимися перспективами. Мадина – не Хадя!

Инстинкты взбурлили.

Память о Хаде пересилила.

– Я постою. Рассказывай.

– Гасан застрелил Гаруна, Хадя вмешалась и погибла, ты снял мне квартиру. Теперь мы живем тут, пока все не успокоится. К тебе приехала сестра, к ней приехал парень, которому негде переночевать. Если бы ты выгнал его, ушла бы и Маша. Потом ты вышел в туалет…

В этот момент повествования за дверью еще кто-то вышел в упомянутое заведение. Рассуждая методом исключения – Захар. Похоже, это как с гриппом или смехом – заразно. Только начни, и потянутся все – даже те, кто не хотел.

– Почему Машка назвала тебя Надей?!

– Ты же сам придумал по созвучию: Мадя-Надя. Своей маме меня так представил.

Представил маме? Хадю я представил ей как свою девушку. Не может быть, чтобы Мадина понравилась маме настолько же. Но если бы не понравилась, сюда не отпустили бы сестренку.

– Что сказала мама?

– Кваздик, тебе точно лечиться надо. Ничего не помнишь? Ложись, тебе нужно отдохнуть и выспаться. Завтра на работу не пойдешь, не отпущу.

– На какую работу?

Еще и на работу устроился? Кем? Куда?

– Таксистом на машине Гаруне. – Хлопнула дверь туалета, и Мадина отвлеклась на звук: – Наконец дождалась. Одну минуту. Не забудь меня снова, хорошо?

Она выскользнула из постели и…

– Оденься! – запоздало крикнул я вслед.

– Да ладно тебе. – Замерев в двери, Мадина – безукоризненно женственная, роскошная и естественная в своей наготе – оглянулась и с укоризной поморщилась. – Ничего нового для себя наша молодежь не увидит.

Снаружи мгновенно разучился ходить обалдевший от открывшейся натуры Захар. В трусах, с отвалившейся челюстью, он держался за ручку двери в кухню, но, кажется, забыл, что делать дальше.

– Привет. Прошу прощения.– Мадина улыбнулась ему и совершенно без стеснения провела руками по своей фигуре: – Ты же не возражаешь, правда?

– Ага. – Он сглотнул.

С грацией танцовщицы Мадина продефилировала мимо него.

Когда дверь за ней захлопнулась, парень, наконец, заметил меня. Заяц от волка бегает не быстрее, чем Захар исчез на кухне.