Кыся в Америке (Кыся - 3)

Я резко повернулся. Из полукруглого решетчатого подвального окошка, в том месте, где в переплетении оконной рамы было выбито стекло, на меня смотрела большая Крыса с седой мордой. Причем Крыса была явно мужского пола. Значит, КРЫС, что ли?..

Четверо "наших" инстинктивно рванулись было к этому Крысу, но я только хлестанул себя хвостом, прижал уши и приподнял верхнюю губу, предъявляя свои клыки на всеобщее обозрение, как все четверо будто наткнулись на невидимую стену и прилипли жопами к земле.

– Я же сказал - ДОГОВОРИТЬСЯ, - негромко, но внятно прошипел я Котам.
– ДО-ГО-ВО-РИТЬСЯ! А не лезть в драку вчетвером на одного, а потом жаловаться, что их слишком много... Хватит! Хватит крови, это вы можете, наконец, понять?!

– Очень разумно, - повторил у меня за спиной седой Крыс.

И вдруг на какое-то мгновение я услышал в своей башке далекие голоса!.. Явственней всех слышался голос Мастера:

– Очень, очень разумно, Мартын!

Слабее, но достаточно отчетливо прозвучал голос Фридриха фон Тифенбаха:

– Я искренне горжусь тобою, Кыся...

– Я знала, что ты потрясающий Кот!..
– где-то там прокричала Таня Кох.

И уж совсем слабо, еле-еле слышно, словно с другой планеты, Водила и милиционер Митя сказали далеким-далеким хором:

– Ну, Кыся... Ты, бля, даешь!

Только Шуриного голоса я не услышал...

Были, правда, какие-то тревожные шорохи со знакомыми интонациями... Мне даже стон Шурин почудился! Но... Он это был или не он - кто знает?.. А если это был Шура - то что с ним? Почему, как мне кажется, я всех слышу, а его нет?.. Значит, с ним чтото произошло?..

У меня прямо комок подкатил к глотке. Еле отдышался.

Наверное, поэтому я несколько скомкал конец своей речи, потребовав ото всех Котов и Кошек - без малейшего исключения и скидок на возраст, как в одну, так и в другую сторону, - завтра ночью явиться на сходняк к старому гаражу чисто вымытыми, прилизанными и желательно с уже выкусанными блохами. И без какой бы то ни было агрессии!

– Все!
– сказал я.
– Переходим на мирные рельсы... Будя, едрена вошь! Навоевались!..

Это я в каком-то кино по телику слышал.

Мало того, я потребовал от них, чтобы каждый к завтрашнему вечеру приволок хотя бы одну толковую идейку по переустройству и, как говорят сегодня, "реформам" нашего будущего сообщества. Ибо мне думать за всех некогда, у меня своих дел по горло, сказал я, и скорее всего, через несколько дней мне придется на недельку смотаться в Вашингтон, повидаться с одним конгрессменом, - так что просил бы прикинуть - кто бы мог подменить меня, пока я буду находиться в правительственной командировке...

Я не собирался вешать им лапшу на уши. Мне просто показалось, что для пользы дела - так будет звучать весомее.

Все-таки Кот, воспитанный Советской властью, или, вернее, российским менталитетом (потрясающее слово!), где бы ни было в России ли, в Германии, в Америке, - все равно останется самим собой! Вот обязательно ему нужно подчеркнуть свою близость к начальственным кругам, без нажима упомянуть дватри популярных имени, неназойливо напомнить о своем былом величии...

Последнее в полной мере относится к Котамэмигрантам.

Помню, Шура всегда очень смеялся над этим. И я с ним...

А когда сам Щура вдруг получил какую-то вшивую комсомольскую премию за крохотный сборничек рассказов - ни денег, ни хрена, кроме медальки "под золото" на красной ленточке, - так он же больше недели пил с кем ни попадя - так ему это понравилось!

Вот тут я малость напутал: от лауреатского восторга Шура выпивал всего лишь пять дней. А уже от стыда, что "поймался на эту муху", - еще дня три пил без просыпу. И потом две недели каялся, что повел себя как последний жлоб и что он не достоин высокого звания русского интеллигента, и бормотал строчку чьих-то стихов - "Быть знаменитым некрасиво...".

Чего бормотал, понятия не имею. Если честно, так знаменитым он никогда и не был. Его все любили за совершенно другое...

...По всей вероятности, с этими засранцами-бандитами никто никогда не разговаривал нормальным языком. Они чуть не чокнулись от картинки, которую я им нарисовал! То, что у половины этой хевры поехала крыша, - тут и к гадалке не ходи...

А моя Первая Американочка-прихехешка сидела рядом со мной, да еще мордочкой ко всем остальным, - словно в президиуме, - и разглядывала свою же братву так, будто она видит их впервые!..

Я-то понимал, что еще до вчерашнего дня на ней, на молоденькой Грязнульке, теряли свою невинность и обучались сексуально-половым азам десятки юных Котов, только вступающих в свой трахательно-возрастной период. Никаких особых иллюзий у меня по поводу этой помытой поблядушки не было...

И все равно было очень приятно наблюдать, как от соседства и близости со мной эта Киска (я тоже хорош - не удосужился узнать, как ее зовут!) так задрала свой розовый носик, что даже бывалые и наглые Кошки-профессионалки, которые всего час назад и не смотрели в ее сторону, стали мести перед ней хвостами и подлизываться!

Сзади меня раздался негромкий голос старого седого Крыса:

– Прошу прощения, мистер... На два слова!

– Минутку, - сказал я ему, а Котово-Кошачьей компахе рявкнул в манере старшины, которого Шура всегда изображал при воспоминаниях о своей армейской службе: - Разойди-и-ись!!!

А беленькой, пушистенькой тихо сказал:

– Ты меня прости, малыш, но я не могу пригласить тебя к себе. Я пока сам в гостях. До завтра, о'кей?..

– Ноу проблем, май дарлинг. Бай-бай!
– легко ответила она и покосилась на одного молодого черного Кота, который исподтишка бросал на нее выразительные взгляды.

На мгновение я почувствовал непонятно откуда взявшийся укол ревности... Да нет! Не ревности, а уязвленного самолюбия. Я понимал, что проигрываю этому молодому дурачку всего лишь в возрасте - ему было от силы три года. Но в остальном-то я его наверняка превосходил!.. А вот оказывается, что все это не так уж важно. Оказывается, важнее быть молодым...

Но я ничего не сказал этой беленькой посикухе. Даже взглядом себя не выдал и пошел к старому, седому Крысу.

Из короткого разговора со старым Крысом выяснилось, что со мной очень хотела бы поговорить Мадам - коронованная и полновластная хозяйка огромного Крысиного клана, занимающего достаточно серьезную территорию, даже по Нью-Йоркским масштабам. Ее владения с одной стороны простирались до самого Квинс-бульвара, а с другой, противоположной, - аж до Шестьдесят четвертой "дороги". Это у них тоже - улица. Включая, естественно, и нашу Шестьдесят пятую. С боков же границы территории Мадам проходили по Девяносто девятой и Сто второй стритам. Что тоже - улицы. Только какие-то из них идут с севера на юг, а другие - не то авеню, не то стриты (пока не разобрался...) - с востока на запад...