La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
«Я должна покинуть это заведение и уйти!».
Жена не ускоряется и даже не старается между капель проскочить. Уверенной походкой, не виляя задом, приближается к машине, останавливается возле пассажирской двери и чего-то ждет. Вижу, как дергаются ее плечи, как жутко вертится голова, как лихорадит кисти рук, как беспокойно перебирают ноги странный танцевальный ритм. Она танцует? Моя жена сошла с ума от посещения детского дома? Ее что-то угнетает, беспокоит, злит и до беспамятства доводит?
Подбегаю к своей двери, снимаю блокировку и наблюдаю за тем, как она забирается в салон. Всхлипывая и вымученно подвывая, Даша усаживается на свое место. С шипением и рычанием пристегивается своим ремнем,
— Даша… — шепчу, уставившись перед собой, внимательно изучая обстановку в лобовое, — поговори со мной… Что произошло? Мальчишки что-то нехорошее сказали? Не молчи… Так нельзя!
— М-м-м! — вот и все, что мне слышится в ответ.
— Покатаемся? — нажимаю кнопку запуска двигателя, а на «разрешении движения» кистью застываю.
— У-м-м! — всхлип и бешеное мотание головой, а больше ничего.
Расценить как соглашение и не мучить глупыми вопросами кумпарситу?
Мы кружим с ней по мокрому серпантину уже битых три часа. Жена молчаливо рассматривает обстановку за окном, водит пальцем по стеклу, иногда мычит и, как рыба, периодически раскрывает рот. Неровно дышит и шумно выдыхает. Мягко убавляю скорость и, отбрасывая колесами липкую шлепающую по крыльям грязь, подкатываюсь к нашему излюбленному месту у обрыва. Сегодня, к сожалению, не выйдет посидеть на парапете, рассматривая город, покорно раскинувшийся у наших ног. Припарковываю нас автомобильным хищным рылом вплотную к высокому бордюру — посмотрим с рыбкой на родимые окрестности через лобовое, раз дождь не позволяет выйти наружу и занять свое привычное место на нагревшемся за целый день камне.
— Даша?
Жена старательно мусолит пальцем зареванное дождем стекло.
— Что с тобой? — даю ей время и тут же сам себя опережаю. — Понимаю! Слишком быстро все произошло, а на это нужно время и настроение. Депрессия в душе и за окном? Рыбка, поговори! Давай-давай. Предлагаю подождать, повременить со всем этим. Нет проблем, родная. Одна попытка и не более того. Первое поражение не означает абсолютный проигрыш в генеральной битве. Ты со мной согласна? Не вышло — бывает! — Даша вздрагивает, но молчание по-прежнему сохраняет. — Я чересчур настаиваю? Скажи мне, что случилось? Мы как вышли оттуда, так ни слова не произнесли друг другу. Уже три часа молчим. Это чересчур жестоко… Даша!
— М, да-да? — она как будто из забвения возвращается.
Ну, наконец-то!
— Поставим необдуманное намерение на паузу, кумпарсита? Договорились? Отложим на хрен! — наклонившись немного вперед к рулевому колесу и, повернув к ней голову, шепчу. — Угу?
Молчит, руками вытирает нос и щеки… Тягучими солеными слезами умывает красивое лицо.
— Неправильно, да? Ты не хочешь, а я заставляю?
Она мотает головой, икая, громко сглатывает, из глаз выкатившуюся слезу во рту катает и давится немой истерикой, прикусывает свой язык и ни на один вопрос не отвечает. Что это значит? Похоже, отрицательный ответ — большой и очень жирный крест, прочерк, непреодолимая двойная сплошная полоса, которую по всем правилам пересекать нельзя. Назад! Назад! Назад! Она мычит и сильно изгибает шею, словно что-то хочет рассказать, но не решается, откатывается с выводом назад и снова застывает.
— Нам надо расстаться, и мы оба это понимаем, — через зубы злобно произносит.
Расстаться? То есть? Она моя жена… Я думал, что мы давным-давно оговорили правила, по которым с ней играем.
— Я не подхожу тебе, — всхлипывая, продолжает. — Не выйдет. Ты чересчур хороший, Ярослав. А я, — рычит и бьет кулачками по крепко сведенным своим коленям, — плохая. Если бы ты знал, какая я гнилая дрянь.
— Это из-за… — утыкаюсь мертвым взглядом вдаль, не слушая ее слова.
Хороший? Хороший,
потому что дефективный? Потому что вызываю жалость у людей? Потому что болен? Болен навсегда? Сучьей ампутацией… Неизлечимо!— Нет-нет, что ты! — дергает меня за правую руку, пытаясь откатить назад.
— Отцу не нравлюсь? — ухмылкой порчу губы. — Мужик с дефектом без перспективы на выздоровление?
Я же вижу, как Алексей странно смотрит на меня, словно… Он меня ревнует! Не о такой надежной партии грезил этот батя. Я ему, как мелкая рыбья кость, застрявшая между зубов. Рву в хлам язык и расчесываю десну, вызывая постоянное капиллярное, оттого противное, кровотечение…
— Это полностью моя вина. Папа обожает тебя, он уважает зятя, но…
— Ты не уйдешь, Горовая! — рявкаю и бью протезом по рулю. — Какого, сука, черта? Что теперь не так? Чего ты хочешь, Даша?
— Я не хочу детей, Ярослав! — с широко открытым ртом застывает передо мной. — Не-на-ви-жу! Я их не люблю… Прости, пожалуйста… — скрипит, переходя на мышиный звук. — Это все не то!
Надменно хмыкаю и пару раз моргаю, но с ответом быстро отмираю и шиплю, как обещание или даже клятву, нехорошие слова в заплаканное женское лицо:
— Значит, их не будет никогда! На хрен эти дети! Наплевать! Я хочу жену! — с щелчком еще раз бью искусственными пальцами по колесу. — Тебя, Даша! Хочу тебя… Ты это понимаешь? Что, блядь, здесь устроила? Какого черта? Ты не беременеешь, потому что не можешь или не хочешь? Да что я спрашиваю! Неважно, неважно! НАСРАТЬ! А так тебе понятнее? И слава богу, значит, будем жить в свое удовольствие! Или…
Она жалко забивается в угол между дверью и пассажирским креслом, словно боится того, что сейчас здесь отчебучит ее дефектный муж, и жалобно скулит:
— Отвези меня домой! Пожалу-у-у-у-йста.
Сейчас поедем — с этим тоже нет проблем! Доберемся через полчаса. Не буду гнать, пусть Даша успокоится и придет в себя. Приедем, расслабимся, помиримся и приведем себя в порядок, умоемся, возможно, вместе примем душ, я успокою рыбку, просто обниму, лежа с ней на нашем «доверительном и лечебном» диване. Поглажу, почешу ей ручку… Жена торчит от этого. Доставлю наслаждение, так и быть. Расчешу ей непокорные волосы, на пальцы намотаю локоны, расправлю запутавшиеся вихры, подую на открытую шейку, зацелую каждый уголок, расскажу какую-нибудь выдуманную историю, но главное, мы будем вместе! Как начали этот чертов день, так его и закончим! Никаких проблем… Она не уйдет! Я не позволю! Пусть это вынужденная, подходящая по ритму, остановка в нашем общем танце, сейчас произведем поворот, вращение на каблуках и заново…
— Ко мне домой. Я к мамочке хочу!
— Нет! — рычу, оскалившись, выпускаю слюни, словно бешеный задрот. — ТЫ МОЯ ЖЕНА!
Даша так виртуозно требует развод?
— Пожалуйста, — начинает гладить руку, затем вдруг переходит на щеку, висок и вспотевший лоб. — Любимый…
— Один час, Даша! Сорок пять минут… Полчаса! Ты поговоришь с мамой. Поплачешься ей в жилетку, раз муж тебе не впрок!
— Яро-с-с-слав! — заикаясь, громко всхлипывает.
— Ты не останешься там. Нет-нет-нет! Плевать мне на твои желания. Мы семья, если ты забыла!
Что за х. йня? Что это? Она наказывает меня за то, что я неосмотрительно взял на руки девчонку? Она приревновала меня к мелкой? Детей не любит? Врет же! Стерва!
— Пожалуйс-с-с-ста.
— Пятнадцать минут! — выкрикиваю последнее предложение. — Я подожду в машине. Даша?
— Хорошо…
Я ее за волосы вытащу из родительской крепости, если она вдруг вздумает взбрыкнуть и переменить решение.
Глава 29
Смирновы…
Ольга