Лабиринт памяти

— Ты такая идиотка, Гермиона… — вслух протянула она и спрятала лицо в ладонях, внезапно очень отчётливо понимая, что весь её план по началу новой жизни полетел к чёрту.

Она не сможет забыть Драко.

Никогда.

Она не сможет ни с кем почувствовать что-то даже немного похожее.

Никогда.

Она не сможет быть с другим мужчиной, потому что, вопреки всему, до сих пор любит одного единственного, который уже давно дарит себя не ей.

И самое горькое, что Гермиона будет любить его, несмотря ни на что.

Она будет любить его всегда.

И она сдаётся, прекращает бороться и перестаёт ломать себя, чтобы пытаться быть другой, чтобы пытаться быть с другим.

Нет.

Если ей суждено остаться одной и пронести через всю жизнь любовь к единственному мужчине, то так тому и быть.

Потому что если она попытается отдать себя не ему, то предаст своё чувство, предаст саму себя.

А Гермиона не могла этого сделать во второй раз.

— Гермиона! — услышала она взволнованный крик позади себя. — Вот ты где!

Она, быстро вытерев слёзы, постаралась улыбнуться и повернулась к запыхавшемуся Алану, который выглядел жутко взволнованным и одновременно смущённым.

— Послушай, Гермиона, прости меня! Если я чем-то тебя обидел, если зашёл слишком далеко… — начал оправдываться он, но она остановила его жестом.

— Нет, это ты меня прости, Алан. Прости, что согласилась на свидание и дала тебе надежду, — с горечью приналась Гермиона, чувствуя, как одинокая слезинка скатилась по щеке.

— Гермиона, я не понимаю… — покачал головой Алан, и она шагнула к нему, взяв его руки в свои.

— Ты замечательный парень и настоящий джентльмен. Спасибо за восхитительный вечер, который ты провёл со мной, и прости, что он так нелепо завершился. Но я не могу тебе врать, Алан: я люблю другого мужчину, — грустно улыбнувшись, вымолвила Гермиона. — Я думала, что мне удастся забыть его, но лишь танцуя с тобой, я поняла, что это невозможно.

Она опустила взгляд и совсем тихо сказала:

— Прости, что не оправдала твоих надежд.

Тонкая корка льда, на которой она стояла, тихо треснула под носком ботинка, вырядившись в паутину, и в этот миг она услышала вздох Алана, прежде чем он начал говорить:

— Сказать честно, я догадывался, Гермиона. Ты мне давно нравилась, и я долго не решался подойти к тебе, потому что знал — у тебя кто-то есть. Потом я подумал, что ты рассталась с тем парнем, раз так сильно переживала по этому поводу, и лучше мне подождать. В какой-то момент мне показалось, что тебе стало лучше, что ты начала забывать про разрыв, и вот тогда я и решил рискнуть обратить на себя твоё внимание… Но сегодня я осознал, что на самом деле ты ещё не готова для других отношений, Гермиона. Всё наше свидание ты была со мной физически, но не душой.

— Алан, прости…

— Не надо извиняться за то, что любишь другого, — решительно остановил её он. — Ты восхитительная девушка, Гермиона, и, как бы мне ни было больно это признавать, я убеждён, что, если ты помиришься с тем парнем, так будет лучше, и ты будешь счастлива. Ты достойна счастья.

Гермиона поражённо смотрела в грустные, но тёплые глаза Алана и ощущала такой прилив благодарности, смешанный с чувством вины, что через несколько секунд крепко обняла его.

— Спасибо, спасибо тебе. Ты удивительный мужчина! Я уверена, ты обязательно встретишь девушку, которая сможет это оценить.

— А я уверен, — начал Алан, нежно прижав её к себе и склонившись к уху, — что ты обязательно помиришься с тем парнем, которого любишь. Ведь, если он любит тебя так же, как и ты его, иначе и быть не может.

Гермиона чуть отстранилась и печально покачала головой.

— Вряд ли, Алан. Он даже знать меня не хочет, к тому же у него уже кое-кто появился.

— Но ты не отрицаешь, что он любит тебя? — слегка нахмурившись, уточнил Алан.

— Я знаю, что любит, — кивнула Гермиона, с болью вспомнив взгляд Драко, которым он смотрел на неё в их последнюю встречу.

— Тогда дай ему время. Он всё поймёт, обязательно, — мягко обхватил её лицо ладонями Алан и ободряюще улыбнулся, чем вселил в Гермиону новую надежду, что, возможно, так оно и будет.

Что, возможно, у неё хватит сил его простить и принять обратно, если так будет угодно её сердцу.

Потому что в этот миг Гермиона понимала, что полностью сдаётся силе любви, но не чувствует себя слабой.

Потому что настоящей, непозволительной слабостью для неё было бы отказаться от любви и жить во лжи, потеряв надежду.

А она выбирает настоящую храбрость — жить в любви и отказаться от гордости, если это когда-нибудь потребуется.

Гермиона почувствовала на себе чей-то тяжёлый взгляд, но, когда обернулась, отстранившись от Алана, увидела лишь мелькнувшую светлую макушку, скрывшуюся за поворотом всего в десятке метров от неё.

***

У Драко было ощущение, будто сотни разъярённых пикси заметались внутри, безжалостно царапая, калеча его грудную клетку, вгрызаясь в то, что осталось от сердца, и раздирая на части, отравляя ядом злости всё его существо. Именно это он чувствовал, пока наблюдал, как Гермиона мило беседует с новым дружком, держа его за руки и заглядывая в глаза так, что намерение помешать этому, безусловно, «интимному» моменту даже заставило Драко пройти несколько метров в их сторону. У него опасно дёрнулся кулак и, кажется, левый глаз, когда этот придурок, что-то мычащий Грейнджер, протянул свои отвратительные, здоровенные куски дерьма, по недоразумению зовущиеся руками, к лицу Гермионы. И Драко был уверен — ещё секунда и он, поддавшись такому соблазнительному, желанному и абсолютно идиотскому порыву, наваляет новому парню Грейнджер так, что тот в лучшем случае останется калекой на всю жизнь.

Но когда он увидел, как Гермиона сама — сама! — подаётся навстречу и обнимает не его, всё изменилось.

Настроение Драко, выражение его лица, восприятие окружающей реальности, а, самое главное, мысли: в этот миг их было так много, а от этого — так больно, что он подумал — уж лучше сотни пикси, съедающих заживо изнутри, чем эта боль, которую, как он полагал, ему никогда больше не придётся испытать.

Боль предательства.

И сейчас, когда в голове всплывали фантомы преследующих его Гермиониных писем, её умоляющие взгляды, слова о любви и прощении, которого она так хотела и в какой-то момент даже почти смогла заслужить — сейчас он снова чувствовал себя жалким и затравленным, понимая: всё это было ложью. Грейнджер лгала ему, снова лгала и играла роль измученной жертвы, хотя на самом деле таковой никогда не являлась. Она никогда его не любила, а ведь Драко практически поверил в обратное. Потому что о какой, мать её, любви может идти речь, если она уже успела прыгнуть в постель к другому? Если она так легко распрощалась с прошлым и радостно шагнула в будущее вместе с этим нелепым увальнем, наверняка зовущимся её парнем? Если она, будучи лицемерной от начала и до конца, ещё недавно кричала о любви, а теперь дарит эту самую «любовь» другому?!

Драко не мог на это смотреть дальше. Совершенно точно он не ожидал, что его прогулка по улицам Лондона обернётся так.

Он не ожидал, что почувствует такую всепоглощающую злобу, нет, даже ненависть, когда увидит Грейнджер с кем-то другим, как и не думал, что потом почувствует такую же опустошённость, когда поймёт, что она предала его опять.

Драко не ожидал, что все его запретные, запрятанные на дне души надежды, что Грейнджер и правда его любит, расколются и больно вопьются в уже и без того растерзанный кусок никчёмной плоти, зовущийся сердцем.