Лабиринты чувств
Шрифт:
Впрочем, по заверениям врачей, переломы у больного срастались быстро. Он был на редкость вынослив и давно бы поднялся на ноги, если бы не морил себя голодом.
— Сэр!
— Сэм?
— Попросите хоть чего-нибудь, сэр.
— Оставьте меня в покое, Сэм.
Чего только не перепробовал самоотверженный пират! Даже священника к больному приводил: надеялся, что исповедь и отпущение грехов облегчат состояние хозяина.
Но Квентин ограничился тем, что вежливо поговорил с кюре о новостях бейсбольного сезона и угостил святого отца ароматным выдержанным коньяком.
Но
Пару раз Саммюэлю удалось расслышать комментарии на непонятном ему языке — кажется, славянском. Значит, Квентин ловил не американские программы, а ждал вестей откуда-то издалека. Возможно, из Польши или из Чехии…
IИ однажды Флинт убедился, что был недалек от истины. Ошибся только в одном: не Польша, не Чехия и не Сербия влекли к себе хозяина, а… Турция!
Управляющий вошел с докладом, и Джефферсон дернул было рукой, чтобы, по обыкновению, отключить экран, однако передумал.
— Минуточку, Сэм, — попросил он. — Хочу досмотреть. Спутниковая связь работала не очень чисто, и поверх изображения пробегали искорки ряби. С некоторыми помехами звучала восточная музыка, под которую молодая турчанка мастерски исполняла танец живота.
Девушка, одетая в прозрачные шароварчики поверх тонюсенького бикини да еще в сверкающее колье, была тоненькой и гибкой.
«Нетипичная внешность, — отметил Флинт. — Беленькая, подстрижена под мальчика, не по законам шариата. Но, видно, теперь и на Востоке нравы достаточно вольные… А мне не мешало бы заняться языками. Стыдно в моем возрасте путать тюркские со славянскими».
Он обернулся на хозяина — и перепугался. Ни кровинки не было у того в лице, а крепко сжатые губы посинели. Остановившимся, стеклянным взглядом уперся Квентин в этот плоский животик, который оператор со смаком показывал крупным планом. Пупок турчанки фривольно вращался вслед за соблазнительным движением бедер.
Квентину казалось, что жизнь уходит из него с каждым движением танцовщицы.
Джулия предала его там, в России, она изменила ему с другим мужчиной. Но этого ей оказалось мало! Она решила демонстрировать себя всем, всему залу, всему миру!
Вместо рук и взгляда одного Квентина ее ласкают сейчас миллионы мужских взглядов с расширенными зрачками, по существу, она отдается всем сразу!
Эти плечи, ничем не прикрытые. Они — для всех.
И эти длинные ноги, с такими знакомыми, такими нежными углублениями, которые Квентин любил пощекотать и в ответ услышать тихий, глубинный смех… Сколько мужчин, дрожащих от вожделения, теперь считают их своими…
И только глаза у нее чужие, другие, не Юлины. Как изменились ее глаза! Не случайно русские говорят, что это — зеркало души. А душа замутнена у этого бесстыжего существа женского пола… Как жестоко он ошибся, однако, полюбив это исчадие ада…
Квентин, забыв о присутствии управляющего, застонал.
«Господи, как же я раньше
не догадался! — осенило Флинта. — Хозяин молод, ему просто нужна женщина! Вот какие программы он смотрит втихомолку, оказывается! Нормальная мужская тяга к эротике. А я-то, идиот, вместо здорового женского тела подсовывал ему священника!»— Сэр!
Вместо обычного вежливого «Сэм?» он услышал в ответ звериный рык:
— Катись ко всем чертям, скотина! — И дальше последовало еще какое-то слово, непонятное, не английское. — Блин!
Джефферсон, кажется, обезумел.
Он вскочил на постели и, как волосинку оборвав трос с грузом, державшим его больную ногу, швырнул тяжелую медицинскую гирю прямо в экран телевизора.
Раздался звон, в приемнике заискрило, и турецкая танцовщица исчезла.
Квентин на здоровой ноге поскакал к выходу, оттолкнув своего управляющего.
— Куда вы, сэр? Вернитесь, вам предписано лежать!.. Погодите, я с вами, сэр!
Джефферсон обернулся, и выражение его лица на миг стало осмысленным:
— Вам со мной нельзя, Саммюэль. Вы женаты. А я отправляюсь к продажным женщинам! Их будет много, самых бесстыжих, самых испорченных дряней! Чем хуже — тем лучше!
И снова Флинт был забыт.
«Я оказался прав, — в панике подумал верный управляющей, — но от этого не легче. Сейчас хозяин способен натворить что-нибудь, попасть в беду… да и вообще… его переломы…»
Не найдя иного решения, он бросился вслед за Квентином по белоснежным коридорам дорогой частной клиники, истошно крича:
— Помогите! Помогите!
За ним уже семенил табунок сестер милосердия в крахмальных капорах, выскакивали из кабинетов врачи…
Но никто из них не мог угнаться за одноногим калекой с закованной в корсет шеей. Судя по всему, Господь лишил этого богатого пациента разума. А говорят, что безумцы часто обладают нечеловеческой силой и прытью…
Помощь явилась неожиданно.
Квентин уже допрыгал до выхода из клиники, но в двери в это время входила группа посетителей, и ему пришлось притормозить.
Прибывшие были одеты просто, почти по-деревенски, и смотрелись нелепо на фоне сверкающей стеклом и алюминием отделки больничного фасада.
Странность подчеркивалась еще и тем, что за их спинами, на обочине авеню, вместо автомобиля был припаркован… фургон без мотора, в передок которого оказалось впряжено нелепое разноцветное животное. Не то мустанг, не то зебра, не то лошадь Пржевальского: голова белая, корпус вороной, ноги пегие.
От группы отделился дряхлый морщинистый старик. Он приподнялся на цыпочки, чтобы положить сухую руку Квентину на плечо:
— Я вижу, ты пошел на поправку, сынок? Правильно, молодец. Джефферсоны не из тех, кто долго валяется в постели. Вот и наш Джонни уже как огурчик.
При этом Квентину по-братски подмигнул парнишка лет двадцати. А женщина средних лет подошла с недовольным видом:
— Я же говорила, надо было до выздоровления остаться дома. Знаю я эти городские лечебницы!
Она обличающе посмотрела на докторов: