Лагуна

Из-за громкой музыки никто не замечает того, как осколки летят на песок. А может, кто-то и замечает. Я не знаю, ведь не смотрю по сторонам. Мой взгляд сосредоточен на девушке, которая танцует с кретином, который вот-вот умрет; на моей, мать вашу, девушке, на талии которой сейчас какого-то хрена лежит не моя ладонь.

Она покачивается в такт музыке, позволяя какому-то мудаку вести ее в танце, и у меня в крови разливается настоящий гнев. Кожа нагревается, и, кажется, совсем скоро я воспламенюсь от ярости.

Я никогда не сталкивался с ревностью. Но сейчас она накрывает меня с головой, словно огромная волна. И вот если, как действовать в случае, когда тебя накрыло настоящей волной, я прекрасно осведомлен, то что делать в данный момент со своими эмоциями… не имею ни малейшего понятия.

Поэтому я просто встаю и ухожу.

Не самое мое лучшее решение, но смотреть на то, как девушка, которую я люблю и которая даже не моя официальная девушка, танцует с другим, я больше не могу.

Захватив новую бутылочку сидра, иду по песчаному побережью, попивая его, пока все тело колотит изнутри. Хотелось бы сказать, что в висках пульсируют биты из колонок, но на самом деле так громко сейчас стучит лишь мое сердце. В груди боль, словно при пневмонии.

Я понимаю, что ничего такого не произошло. Это просто танец, а после вечеринки Эми будет со мной в постели, а не с ним. Но, черт, я просто хочу, чтобы хотя бы она сама признала то, что мы пара. Мне осточертел этот секс без обязательств. Честно, прозвучит так, будто я спятил, но я хочу, чтобы это я вел ее в танце, а не какой-то Эндрю. И меня уже тошнит от попытки сблизиться с ней лишь через этот чертов секс.

Говорят, счастье любит тишину, но это все полная чушь. Я буду гораздо счастливее, если каждый на этом гребаном острове узнает, что мы с Эми вместе.

Ладно, остров, возможно, вовсе не гребаный, я говорю так просто потому, что зол на наших отцов за то, что мы вынуждены скрываться. Глупая конкуренция, к которой мы с Эми не имеем никакого отношения. Это так по-детски – ненавидеть другую школу просто за то, что она существует. Школа Ричардсонов позиционирует себя на обучении новичков, и в основном детей. Наша же школа готовит профессиональных спортсменов к соревнованиям. И я не понимаю, в чем конкуренция? Но говорить на эту тему с отцом бесполезно. Особенно после инфаркта.

Я зол. Так чертовски зол. На Дина, на отца, на Эми за то, что сейчас она танцует с другим, но, по правде говоря, злиться я должен лишь на самого себя. Ведь это я ревную. Ведь это у меня сейчас проскользнула мысль, что я так и не стал у Эми первым и единственным, как хотел.

Мне известно, что она не обязана была ждать моего возвращения. Да что уж там, она не знала о том, где я и почему улетел. И я даже не попрощался с ней перед отъездом, а потому она имела полное право ненавидеть меня и жить так, как хочется ей.

Но это не меняет того факта, что я ненавижу себя за то, что все могло бы сложиться иначе. И все это лишь моя вина.

Ее восемнадцатый день рождения. День, который должен был стать началом чего-то прекрасного, а стал долбаным концом света.

Мне было двадцать два, когда я потерял голову от Эммелин. Тогда я только вернулся с острова Уитсандей, где на протяжении трех лет работал серфером на съемках одного известного сериала. И в честь моего возвращения домой той ночью была устроена вечеринка у костра. Море выпивки, песни под гитару и, конечно же, «бутылочка». Я был вовсе не против поразвлечься с кем-нибудь из девчонок после вечеринки, а «бутылочка» могла стать отличной прелюдией.

Сначала я просто коснулся своими губами ее, но так как я был пьян и немного возбужден, учитывая ее близость, то позволил себе углубить поцелуй. А дальше меня было не остановить. Как же эта девушка целовалась! Робко, мягко, дрожа в моих руках, и это сносило мне крышу. Я снова и снова ласкал ее язык своим, при этом чувствуя, как сгораю.

Когда кто-то назвал ее по имени, я нахмурился, ведь понял, что эта девчонка – та самая Эммелин, которую я помнил еще ребенком. Именно тогда я осознал, как все это чертовски неправильно, поскольку, по моим подсчетам, ей было около семнадцати. За три года моего отсутствия на Гамильтоне из маленькой девочки она превратилась в настоящую красавицу. Длинные светлые волосы, загорелая кожа, округлые бедра и упругая грудь в вязаном топе лазурного цвета. Но она была несовершеннолетней. И это была весомая причина держаться от нее подальше.

Всю вечеринку Эммелин не сводила с меня взгляда, и я делал то же самое, ведь мне нравилась ее застенчивая улыбка, и я все еще не мог забыть этот поцелуй. Как бы глупо это ни звучало.

Все уже разошлись, а мы с ней остались. Просто лежали на песке, слушали шум прибоя, глядя на звездное небо, и говорили обо всем на свете. Мне было с ней так хорошо и легко, что это вводило в ступор, ведь я прекрасно понимал, что между нами ничего не могло быть. Она была младше меня на пять гребаных лет. Она была несовершеннолетней. Она была… ребенком. Но стоило ей признаться мне, что мечтала об этом поцелуе с того самого дня, как я вытащил иголку ежа из ее стопы, мое сердце вдруг загорелось в груди.

Меня редко заботили чувства других девушек. Но отчего-то я не хотел разбивать ей сердце, ведь она нравилась мне. Не в том плане нравилась, я не был в нее влюблен. Она просто казалась мне хорошей, милой и такой… настоящей, поэтому на рассвете честно сказал, что между нами ничего не может быть, пока ей не исполнится восемнадцать. Я вовсе не имел в виду то, что мы будем вместе, когда она станет совершеннолетней. Я подразумевал лишь, что она не должна думать обо мне сейчас, ведь она ребенок.

Да, я солгал ей, ведь прекрасно понимал, что у нас нет будущего. Я видел, какими влюбленными глазами она на меня смотрела, а я не хотел отношений. Я знал, скольким пожертвовали мой отец и Дин ради своих семей, и не был готов нести ответственность за кого-то, кроме себя самого. Но и сексом я заниматься с Эммелин не планировал. Она была слишком юна для меня. И все, что она испытывала ко мне, было лишь детской влюбленностью, которая рано или поздно пройдет.

Едва восходящее солнце окрасило небо малиновым цветом, Эми сказала, что хочет загадать желание, ведь каждый рассвет означал для нее не просто наступление нового дня, а начало чего-то прекрасного. И, глядя в небо, она попросила меня встретиться на этом же месте в день ее восемнадцатилетия. Мне по-прежнему все это казалось неправильным, но я все же пообещал ей, что так и будет. И в моей голове что-то перемкнуло после этого обещания.

Оставшись на острове, я стал тренировать серферов в нашей серф-школе. Мы с Эми стали проводить много времени на волнах, виделись на вечеринках у костра и много болтали, скрываясь ото всех. Я замечал, как она на меня смотрела. Так, словно я бог, сошедший на землю. И если бы на меня смотрела так любая другая девушка, я бы бежал от нее. Но правда в том, что Эммелин не была любой другой.

Мне нравилось смотреть, как она ловит волны. Я не мог отвести от нее взгляда, когда она была в океане. И вдруг понял, что не могу перестать смотреть на нее, даже когда она на суше. Чем больше я узнавал ее, тем сильнее терял голову. Незаметно для самого себя, я понял, что мне нравится быть с ней. Каждый вечер после серфинга мы сбегали в нашу тайную бухту, где обсуждали большие волны и то, как было бы круто их покорить, делились друг с другом секретами и сокровенными желаниями. Мы были очень осторожны: никаких телефонных звонков, сообщений или личных встреч. И я часто ловил себя на мысли, что хочу снова поцеловать ее, но не делал этого, ведь меня все еще пугало то, что я вдруг начал что-то к ней чувствовать.