Лакомый кусочек
Шрифт:
Видимо, мысль от него ускользнула, он встряхнул маленькой головой и сказал:
— Странно. До чего знакомое лицо…
— Здесь все лица до отвращения знакомы… — мрачно констатировала я. — Пойдем?
Он кивнул, все еще пытаясь что-то вспомнить.
Мы присели на скамейку перед гостиницей, он закурил и печально усмехнулся:
— Знаете, Таня, как смешно — мама, когда узнала, что я курю, сказала: «Илюша, ты никогда не вырастешь…» Правда, смешно?
Мне смешно не было, но я из вежливости кивнула.
— Мало, но, может быть, это вам поможет. Мангалиева действительно хотел использовать
Так. Я мысленно поблагодарила Господа за Мангалиева. Может, Господу Мангалиев вовсе не нравился, но что-то начинало склеиваться.
— Это еще не все. Этот самый дядя неделю назад нашел Мангалиева и купил у него героин. Описать он его не может — очень размытые черты, да и для восточных людей европейцы все на одно лицо. Но если вам это поможет…
— Поможет, — заверила я его, — обязательно поблагодарите Мангалиева.
— Нет, — сказал он, — я Мангалиева благодарить не буду. Он плохо относится к сыщикам.
— Как же вы это узнали? — удивилась я.
— Просто сказал Мангалиеву, — пожал он плечами, — что Елисеев был мне должен за порцию, которую брал для друга. Стали вспоминать, кто мог быть этим другом.
— Вам бы, Илюша, в сыске работать, — восхитилась я им.
— Нет, у меня память плохая… — сокрушенно признался он. — Вроде помню, что где-то встречал человека и что почему-то это важно, а вспомнить, где и когда, не могу.
— Илюша, а можно вас попросить об одной вещи?
— Конечно, — кивнул он.
Я написала ему свой номер телефона и сказала:
— Если вдруг Мангалиев вспомнит имя, вы мне позвоните?
Он кивнул. Спрятал номер в карман.
— Кстати, — улыбнулся он, — хотите взглянуть на мою возлюбленную?
Он, не дожидаясь ответа, протянул мне медальон. С маленькой фотографии на меня смотрело миленькое личико молоденькой лилипутки.
— Правда, хорошенькая? — гордо спросил он.
— Да, — кивнула я, — очень…
Он поцеловал медальон.
— Моя Лилечка… — прошептал он.
Потом опять принял серьезный вид, настороженно посмотрел, не смеюсь ли я. Это было трогательно. Слава богу, я не из идиотов, смеющихся над любым фактом, не отвечающим их пониманию.
Он благодарно улыбнулся.
— Спасибо, — тихо сказал он.
— Это вам — спасибо, — удивилась я, — мне-то за что?
— Вы, Танечка, первая, кто отнесся ко мне по-человечески, — сказал он и, буркнув «до свидания», пошел прочь, как бы засмущавшись своих чувств, от которых так долго себя отучал.
Я смотрела ему вслед, и, честное слово, мне казалось, что это уходит ребенок. Обиженный, настороженный и очень несчастный.
Мысленно я пожелала им с Лилей счастья. В конце концов, не мне судить, чем он зарабатывает на хлеб. Судить-то вообще Божие дело.
Вернулась я в полумрак поминовений Елисеева неохотно. Изрядно поднабравшиеся звезды распевали песни Елисеева, а Виктория, Александр и Сечник куда-то пропали.
Катя просветила меня, что все трое ушли сразу после меня. Виктория
удалилась в обществе Александра, а Игорь Сергеевич строго индивидуально. То ли я была увлечена беседой, то ли они разбрелись по номерам, но я их упустила.Я попробовала позвонить в места их обитания, но никто мне не ответил.
Делать здесь стало нечего. Никто из звезд откровенничать со мной не собирался. Мое рабочее время, хотя и не было нормировано профсоюзами, тем не менее, судя по усталости, подошло к концу. Хорошо, что на этот раз моя машина ожидала меня во дворе. Гулять по темным улицам вовсе не хотелось.
Я не могла отделаться от мысли, что кто-то за мной следил. Кто? Сечник? Виктория? Александр? Или «мистер икс»?
Скажем так — дядя «Жора-Юра» мог оказаться дядей Игорем. Нет, оборвала я себя. Тогда Мангалиев наверняка знал бы, кто это. Александр тоже выпадал, поскольку был слишком красив. С этакой-то внешностью его бы тоже приметили. Оставалась Виктория. Она никак не могла назваться дядей.
Если, конечно, не напялила на себя очки с носом и усами. Тогда Мангалиев понял бы, что имеет дело с лицом родной кавказской национальности. Он же говорил о европейце.
Боже ты мой, ну и дебри, однако, в нашей голове, милая Таня!
Я вздохнула. Третий день подошел к концу. Осталось два. Такого со мной еще не было.
Спокойно заснуть мне не дал звонок.
— Таня, — услышала я голосок Илюши, — вы извините, что я вас беспокою. Но это очень важно.
— Да, конечно, — ответила я (сердце у меня сжалось от нехорошего предчувствия — вдруг что-нибудь случилось с Соней!). Потому, когда он развеял мои опасения своим ответом, я обрадовалась:
— Я видел этого человека на вашей вечеринке, Таня. Сейчас я вспомнил.
— Какого? — спросила я.
— Ну, этого дядю. Который приходил с Елисеевым к Мангалиеву. Давайте завтра я приду к вам в гостиницу и покажу его.
— Хорошо, — согласилась я, — завтра буду ждать вас в холле.
— Нет, — ответил он, — на той скамейке, где мы сидели сегодня. Светиться я не хочу. Сами понимаете, у меня слишком приметная внешность.
Да, внешность его привлекала внимание, спору нет.
Мы попрощались, договорившись встретиться в половине девятого. Похоже, дело начинало проясняться. Во всяком случае, у меня появилась надежда.
Утром я подлетела к «Праге» на крыльях этой самой надежды. Меня очень удивило присутствие милиции. Они почему-то прочесывали парк рядом с гостиницей. Еще я заметила «Скорую помощь», в которую заносили носилки. На носилках, напоминая маленький сверток, лежал накрытый с головой ребенок.
Ребенок?! Я подскочила как ошпаренная. Ребенок… Я приняла Илюшу за десятилетнего мальчика… Господи… Я подошла к толпе собравшихся зевак и спросила у женщины в ярком платье:
— Что случилось?
— Да умер здесь от наркотика, что ли, пацан…
— Да не пацан, — обернулся мужчина с лысиной, — какой пацан? Лилипут…
Все. Я сейчас взорвусь.
Я почувствовала, как к горлу подступают слезы. Почему-то вспомнилось, как он показывал мне фотографию своей подружки. И его слова о том, что он никогда не вырастет…