Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце

– Не смей, - возмущенно фыркаю и накрываю его рот ладонью.
– Дети – это святое.

– Все, что касается семьи, - это святое, Вера, - целует мою руку и отстраняет от лица.

– И все же… - высвободив ладонь, сжимаю ее в кулак.
– Я не держу зла на Женю. Моя обида лишь в том, что он не расстался со мной сразу же, по-честному, а ждал, пока я его поймаю на измене. Лгал, выкручивался на каждом шагу. Даже после развода. И в ситуации с кафе меня подставил. Я многое могу простить, кроме обмана.

Умолкнув, поднимаю взгляд на хмурого Костю и ловлю слабую тень сомнения в его глазах. Не понимаю, с чем связана резкая смена его настроения. Он словно закрывается от меня, в то время как сам проник под кожу и обнажил мою душу.

– Да черт, - неожиданно выплевывает он и, отшатнувшись от меня, тут же ныряет в карман брюк. – Да, Петь, - подносит телефон к уху. – Когда? – поднимается с дивана. – Отлично, - косится на меня, стиснув губы в одну тонкую линию. Обрывает звонок.

– Все хорошо? – выгибаю бровь.

– Да. Это по поводу суда, - крутит телефон в руке и, хмыкнув, прячет в карман. – И твоего кафе.

Он подает мне ладонь, помогая встать. И, усыпив галантностью мою бдительность, нахально притягивает меня к себе. Врезаюсь к литую грудь, оказываюсь в капкане крепких рук. Машинально цепляюсь за его плечи, впиваясь пальцами в раскаленное железо мышц. Вскинув голову, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, смело выдерживаю нашу зрительную схватку.

– Жизнь ничему меня не учит, - проговариваю с улыбкой, медленно и тихо, с каждым словом касаясь его напряженно сжатых губ своими. – Опять судебный процесс, который я никак не контролирую. Доверяю дело мужчине.

– Не мужчине, а адвокату, - ласкает меня жарким дыханием, и я неосознанно приоткрываю рот.
– Если бы я был у тебя тогда, месяц назад, то ничего бы не случилось и кафе осталось бы твоим.

– Адвокату, - повторяю, закусывая губу. – Это еще хуже, - смеюсь, обреченно роняя голову и уткнувшись лбом в его подбородок. – Нет, Костя, все было бы так же, потому что ты не брался за дела женщин, чертов мизогинист.

– Я ошибался, - шелестит над макушкой, а горячие ладони соединяются на моей пояснице.
– Просто не мешай мне сейчас и позволь все исправить, - звучит двусмысленно.

– Что? – непонимающе смотрю на него.

Вместо ответа он накрывает мой рот поцелуем, будто затыкает, чтобы не болтала и не задавала неудобных вопросов. Циник, хам и женоненавистник. Угораздило же меня так влипнуть. Мне бы бежать от него без оглядки… Однако я обвиваю руками мощную шею, сцепляю пальцы на затылке, зарываясь в жесткие волосы. Страстно отвечаю на поцелуй, позволяя ужасному мужчине вытворять с моими губами все, что заблагорассудится. И не только с ними. С чувствами и сердцем – тоже.

Даю кредит доверия. Бессрочный и беспроцентный.

Исправляй, адвокат, черт с тобой. У меня все равно нет выбора.

Глава 33

Некоторое время спустя

Вера

Нервно кручу в руке телефон, поглядывая то на дисплей, то на девочек, играющих в саду. Меряю шагами дощатый пол в беседке, и старое покрытие поскрипывает в такт. Противный звук раздражает до покалывания в висках. А неизвестность ржавым ножом орудует в груди.

На протяжении последней недели Воскресенский не появлялся в домике. Звонил лапочкам каждый день, но со мной избегал долгих разговоров. Удостоив меня парой вежливых фраз, ссылался на занятость, почти ничего не рассказывал. По поводу суда сухо и отрывисто повторял, что все идет по плану. Какому – одному Воскресенскому известно. Видимо, не бабье дело – в мужскую работу лезть. На вопрос о Даше, аккуратно заданный мной, ответил, что «возникли некоторые новые обстоятельства, но это не телефонный разговор». Больше мы к нему не возвращались.

После нашей единственной ночи откровений Костя опять вернул себе стальную маску. Если не циника и хама, каким был прежде, то чужого, отстраненного человека. Будто не случилось ничего между нами. Он остыл до температуры жидкого азота. Я же наоборот… ощущаю внутри пожар, который разгорается с каждым днем. Хоть внешне не подаю вида.

Скучаю ли я? Не хотелось бы признавать это, но я привыкла быть честной с собой. Так что да, скучаю. И чувствую себя наивной девочкой, которая попалась на крючок плохого парня. Впрочем, нет, не так… Скорее, он обычный среднестатистический мужчина, а остальное – мои фантазии. И я стараюсь держать их в себе, не срываясь на эмоции в коротких переговорах с Костей.

Однако сейчас я особенно взбудоражена. Места себе не нахожу. С утра телефон молчит. И я понимаю, что Воскресенскому не до нас, потому что… заседание по апелляции назначено на сегодня. Он честно озвучил мне дату и время, но заверил, что мне в зале суда присутствовать необязательно. Я согласилась, неожиданно для самой себя проявив покорность и… слепое доверие. Я не горю желанием лишний раз встречаться с мужем, которого давно заблокировала не только в телефоне, но и в жизни. Да и лапочек оставить не с кем.

Разумом понимаю, что уже сделала свой выбор, поддавшись Косте, и остается лишь ждать решения суда, но сердце буйствует, выбивая ребра. Неприятное предчувствие горечью отдает во рту, а тревога ползет по венам.

Взгляд опять устремляется на телефон, а пальцы горят от желания пробежаться по клавиатуре и набрать его номер. Сжимаю корпус в ладони – и глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться.

Да что со мной? Почему Воскресенский так на меня действует? Я никогда не названивала бывшему мужу, не контролировала каждый его шаг. Я не такая. Впрочем, наверное, зря. Может, тогда бы я быстрее вывела Женю на чистую воду, а не пускала бы его в свою постель после Али.

Передергиваю плечами от отвращения, стоит лишь вспомнить о предателе. И задумчиво гипнотизирую список контактов. Кусаю губы, волнуюсь, как малолетка перед первым свиданием, заношу палец над дисплеем… В конце концов, я всегда могу прикрыться лапочками. Будто это они, а не я, безумно соскучились по папочке. А двойняшки меня поддержат. За это время мы стали командой. Или… семьей. Я больше не исправляю их, когда они зовут меня мамой. А малодушно наслаждаюсь этим, с головой погружаясь в мираж.