Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце
Шрифт:
– Рыженькая, как твое самочувствие? – покачиваю ее в руках, как ребенка, и успокаивающе поглаживаю по спине.
– Может, врача вызвать?
– Нет, это лишнее, - отстраняется, пытаясь совладать с эмоциями и зарыться обратно в свою раковину. – От нервов и усталости давление упало, наверное. Сейчас сделаю себе сладкий крепкий чай – и все пройдет, - выдавливает из себя неестественную улыбку, но с ресниц предательски срывается слеза.
– Я принесу, отдыхай, - аккуратно дотрагиваюсь губами до внутреннего уголка ее глаза, собираю соленую влагу. Покрываю поцелуями лицо, которое возвращает себе здоровый румянец. И, не позволив себе большего, встаю с кровати.
–
Когда я возвращаюсь в спальню с горячим чаем, Вера перечитывает заключение экспертизы и роняет слезы на смятые бумаги. Услышав звук шагов, поднимает на меня взгляд. Строгий, воинственный, дикий. Помимо боли, в нем вспыхивает нечто злое и необузданное. Принимаю это на свой счет. Пока я готовлюсь расстаться с жизнью от рук самой дорогой женщины в мире, она вдруг чеканит:
– Ты выяснил, как это произошло? И кто лишил меня родных дочек?
Оставляю чашку на тумбочке, подальше от возмущенной, вспыльчивой Веры, а сам сажусь на кровать, вполоборота к ней и упершись локтями в бедра. Набираю полные легкие воздуха, ожидая очередной виток тяжелого разговора.
– Надеюсь, ты не подозреваешь меня? – начинаю защищаться от фурии.
– Я сам только узнал.
– Что ты, нет, - неожиданно ее ладонь ложится на мое плечо и ласково ведет вниз. Удивленно смотрю сначала на женскую руку, сжимающую мою, а потом и на саму Веру.
– Я… верю тебе. Несмотря ни на что. Хотя и не понимаю, как ты догадался нас проверить, - хмурит рыжие брови и сползает с подушек, устраиваясь рядом со мной.
– Я сразу обратил внимание, что вы похожи, как будто вас троих на одном копировальном аппарате делали, - усмехнувшись, подцепляю пальцами острый, филигранно выточенный подбородок, ласкаю взглядом россыпь веснушек, вздернутый носик, вертикальные ямочки, которые выступают вместе с ее легкой, смущенной улыбкой.
– Мало ли, совпадение… - морщится, когда я сдуваю непослушную огненную кудряшку с ее лба.
– Я тоже так подумал. А потом ты рассказала об аллергии, а ведь склонность к ней – это тоже наследственное. Тем не менее, я продолжал отгонять от себя неадекватные мысли. До тех пор, пока не пришел результат Даши, а ты не рассказала мне о своей операции, - прерываюсь, чтобы не наговорить лишнего, не обидеть Веру и не настроить опять против себя. Лучше бы солгать, но я выбираю правду: - Что-то царапнуло в твоей истории, и я решил перепроверить.
– Ты говорил, что не будешь вмешиваться без моего ведома, - укоризненно отмечает Вера, но негатива от нее не исходит. Скорее, она воспитывает меня, чем злится по-настоящему.
– Не хотел тебя тревожить понапрасну. Да и ты приняла бы меня за сумасшедшего, если бы я поделился своими предположениями, - рыженькая нагло кивает, соглашаясь со мной, и я смеюсь вместе с ней над нашими ненормальными отношениями, похожими на вечное противостояние. Но этим они и интересны, хоть и взрывоопасны. – В общем, я сделал запрос в клинику и все-таки сунул нос в твои документы.
– Костя, а операция и мое бесплодие?.. – растерянно взмахивает ресницами, ожидая жесткий подвох.
– Операция была действительно необходима и прошла успешно, как и последующая реабилитация. По поводу бесплодия, врачи тоже тебе не лгали, когда говорили об улучшениях. Впрочем, у подонка Пономарева по бумагам тоже все в норме. ЭКО вы и не пытались делать, поэтому сложно сказать, в чем дело. Или элементарная несовместимость,
или еще какие-то нюансы. А может, не судьба тебе было от урода рожать, - не выдержав, выплевываю ревниво.– Хм, странно, но… - сопротивляется Вера, а я укладываю палец на ее приоткрытые губы, не позволяя закончить фразу.
– Неужели ты будешь и дальше упрямо твердить о своем бесплодии? В то время как наверху у тебя две родные дочки спят, - напоминаю с теплой улыбкой.
– Значит, мои яйцеклетки не утилизировали? – самостоятельно находит недостающее звено в логической цепочке, и я подтверждаю ее мысль.
– Как видишь, - указываю на истерзанный результат теста ДНК. – Но проблема в том, что… - устанавливаю зрительный контакт, чтобы не потерять ее опять. Я надеюсь успеть отреагировать, если Вере станет плохо.
– Ты поставила подпись в договоре, согласно которому лично передала материал в базу доноров. За денежное вознаграждение.
– Я не… - округляет глаза, но следом обреченно зажмуривается. – Боже, это Женя. После операции он, наконец, вспомнил о том, что он «любящий муж». Сопровождал меня всюду, общался с врачами. Ему же принадлежала идея отказаться от хранения клеток. Бумаги я подписывала в суматохе, потому что сомневалась, а он торопил, ссылаясь на наше сложное финансовое положение. Теперь ясно, каким образом Женя поправил свои дела в бизнесе.
Выговорившись, она прячет лицо в ладони, будто пытается закрыться и от меня, и от всего мира. Но я против. Больше не позволю ей вариться одной в своем котле. Отныне будем кипеть вместе. Поэтому притягиваю Веру к себе, обнимаю, зарываясь пальцами в густые, шелковистые волосы на затылке, и прижимаю ее полную мыслей и опасений, беспокойную голову к своей груди.
– Значит, по роже Пономарев получил заслуженно, но мало… - рычу недовольно и, опомнившись, целую ее в макушку.
– Что касается Даши, то она хотела скрыть от меня свою несостоятельность и обратилась за помощью к репродуктологу, который готовил нас к ЭКО. В тайне от меня оплатила донорские яйцеклетки, потому что свои уже не вырабатывались, и по случайности ей подсадили именно твои. Все официально и вполне законно, кроме твоей подписи в документе.
– Ненавижу их всех, - горячо выдыхает мне в грудь, яростно сминает пальчиками рубашку. – И в то же время… благодарна, - запрокидывает голову, чтобы поймать мой взгляд, и шепчет с надрывом: - У нас с тобой получились замечательные доченьки.
– Согласен, - прижимаюсь губами к ее лбу.
– В любом случае, к врачу в ближайшее время нагрянет проверка. Потрясет его, изучит вдоль и поперек на случай, если еще где-то напортачил. Потом ребята немного клинику встряхнут. Для профилактики, - пожимаю плечами. – Что касается Пономарева, то Славин его сегодня на суде обобрал как липку. Но вряд ли мы на этом остановимся. Уверен, в его грузоперевозках тоже много любопытного можно найти при желании. А оно есть, - криво ухмыляюсь, предвкушая вендетту.
Отчасти во мне играет ревность. Остро хочется уничтожить того, кто не только посмел касаться моей женщины, но и успел обидеть и сломать ее. Не будет уроду прощения.
– А Дарья? – напряженно цедит Вера.
– Рыжая ведьма хочет крови? – лукаво выгибаю бровь и проглатываю смешок.
– Я не могу простить, что она бросила их, когда они так нуждались в матери. И то, как потом она бездумно пыталась их отравить… ужасно, - часто дышит, все сильнее распаляясь. – Как можно? Ведь она их вынашивала, чувствовала стук их сердечек, первые толчки… Испытала все, чего я была лишена.