Ларек

– Ну все, абзац, рэкет приехал! – пошутил Саша, открывая дверь.

– Я вас приветствую! – войдя, басом сказало «нечто». Ларек вдруг оказался маленьким, низеньким, у «нечто» было круглое, окладистое лицо и такие же круглые совиные глаза. – Меня зовут Олег, и я буду работать в этом ларьке.

Мы переглянулись.

– Я – Лиана, – представилась я. – Вы будете моим напарником.

«Нечто» искоса глянуло на меня, дернуло плечом.

– Я в курсе…

Да уж, представляю, что ему наговорили…

– А что я стерва, каких мало, не в курсе?

«Нечто» опешило. Саша рассмеялся и взялся за ручку двери.

– Ладно, я поехал, работайте.

Так я познакомилась с Олегом Шаповаловым. Вопреки ожиданиям всех и вся мы, что говорится, посмотрели друг на друга…. и решили, что мы одинаковые. А значит, воевать нам ни к чему да и не из-за чего. Он был спокойным. Вернее, он был спокойным со мной, с остальными он вспыхивал, словно порох. Он выпивал, но это как-то не мешало работе.

– Слушай, я знаю, что ты терпеть не можешь, когда пьют. Но тут уж ничего не поделаешь, я пью, – поставил он меня в известность в первую же смену.

– Много?

– Ну… бутылку.

Я удивленно посмотрела на него.

– Водки?

– Другое я не пью.

Я с тревогой ждала, что же из этого выйдет. Не вышло ровным счетом ничего. Он оказался спокойным пьяницей.

– Я не люблю шума, – сказал он после полбутылки, – мне нужно просто посидеть, поговорить…

Поговорить с ним было интересно. После бутылки он мирно отключался на лежанке. Спал он тихо, как женщина, что было удивительно для такого крупного мужчины. И просыпался, стоило тихо позвать его.

– Олег… Оле-ег, у нас неприятности.

Он просыпался сразу и моментально же «врубался» в ситуацию, какой бы острой она ни была. «Вывозить базар» он умел виртуозно, мог запутать самого прожженного бандюка, и было очень интересно следить за нитью такой вот беседы, когда он ставил «наезжающего» в логический тупик, из которого тот самостоятельно уже не мог выбраться и отваливал от ларька, не солоно хлебавши.

– Я должен тебе признаться, – сказал он через две смены, после половины своей обычной нормы, – а то проговорюсь по пьянке, ты еще испугаешься, решишь, что я монстр какой-нибудь… – он собрался с духом и выпалил. – В общем, я сиделый! Три раза! Чтоб ты знала!

«Сиделый» означало зэк. Я открыла рот, посидела так немного, потом опомнилась и сказала:

– Ну и ладно! Сиделый так сиделый. Все бы сиделые были такими, и все было бы нормально.

Как мне показалось, он вздохнул с облегчением.

Ему было тридцать четыре года, и это было для него невыносимым.

– Ты представляешь, – говорил он мне, – через четыре года мне будет тридцать восемь! Туши свет!

Детство он провел в интернате, и «неприятности» с милицией начались очень давно. Он был в третий раз женат и с огромным уважением и с любовью говорил о своей жене.

– В первый раз я женился по молодости, по глупости, ничего серьезного, развелся через два года и даже вспоминать не хочется. Второй раз женился, когда жил на севере, два сына с ней прижил. Сел, не дождалась. Еще и года не успело пройти, как она гулять стала, все вещи мои раздала… Такое не прощают… Она сейчас здесь живет, но чтобы я ей хоть копейку дал! Не дождется! А как я со своей Ниной Матвеевной познакомился! – продолжал он совсем другим тоном.

– Эта же целая история! В общем, сбежал я с химии, мне год оставался, чего сбежал, сам не пойму… Голодно в Минусинске было. Добрался до Ангарска, куда деваться? На работу не пойдешь. Ошивался черт знает где, подрабатывал то грузчиком, то шабашил. Познакомился с Ниной Матвеевной в какой-то компании, сразу понял – конец. От этого не убежишь, не скроешься… Понимал одно – родители не обрадуются. Единственная дочка, интеллигентная семья, высшее образование, в общем, принцесса. И ждали, соответственно, принца. А я кто? Вахлак! Ни образования, ни ума и сиделый к тому же! Я ей, конечно, про себя наплел, но не дурак, соображал, что долго это не продлится. Ну вот, хлебнул как-то лишку, поехали мы с ней на одну квартиру в семьдесят шестом квартале, стали выходить из автобуса, тут какие-то придурки прут, ее оттолкнули, меня тоже. Я и вызверился на них, объяснил по-нашему, что к чему. У Нины Матвеевны моей глаза на лоб. Пришли на квартиру, меня и развезло. Что ей говорил, не помню, мол, придется тебе меня подождать, пусть это будет вроде как из армии, только подольше.

Ладно, протрезвел к утру, отоспался, она меня тепленького со сна давай тормошить. Чего это, говорит, ты мне про армию молол? Какие-такие четыре года? Ну-ка, говорит, давай, колись. Я и раскололся. Все рассказал, и что с химии бежал, и что сроки у меня были еще до этого, и что, по идее, сдаваться мне идти надо. Она в слезы, у родителей шок. Такой вот принц оказался… Год мне оставался, еще пара-тройка полагалась за побег. Простился я со своей Ниной Матвеевной и пошел сдаваться. Скостили мне немного за добровольную явку, потом амнистия подоспела… Вернулся – свадьбу сыграли. Вот так я три раза жизнь с нуля начинал.

– А если еще что-нибудь произойдет?

– А произойдет, так и в четвертый раз с нуля жизнь начну. Мужик должен уметь начинать сначала в любом возрасте. Это аксиома.

– По тебе вообще не видно, что ты зону топтал.

– Не видно… Это я сейчас понимаю, что не видно, а когда вышел только, злой был, как черт, казалось, каждый видит, что я только с зоны. Разве что пальцами не показывают. За косой взгляд убить мог, ей-Богу! На меня, может, и просто так смотрят где-нибудь в трамвае, а мне кажется, что меня насквозь видят, видят и знают, что я только вышел…

Знаешь, те кто больше всего кричит о зоне, обычно имеют к ней весьма отдаленное отношение. Как-то помню, прибыли к нам новички. В списках увидел свою фамилию, стал интересоваться, вдруг родственник прибыл. Так и оказалось, двоюродный брат, Витя. Встретились, обнялись. Я его помню, накормил, сигарет дал, робу ему нормальную справили, номерок пришили, а то черт-те что было пришито. Ему дали-то три года, водителем работал, стал сдавать где-то во дворе назад, наехал на старушку. ЗИЛ – машина большая, он и не почувствовал, не понял, пока не отъехал. Старушке лет восемьдесят было, что уж она там сзади машины делала, Бог знает. В зоне сколько угодно таких вот случаев, сидят мужики ни за что.

Я раньше вышел. Потом встретил его на остановке: весь синий, зубы золотые, пальцы веером. А отсидел всего ничего. Начал передо мной выпендриваться, я его взял за шкирку и сказал, нечего мол, Витя, передо мной пальцы загибать, я тебе сам в зоне номерок пришивал, знаю, кто там кем был, так что заткнись.

Олег рассмеялся.

– А что касается того, что по мне не видно, так это точно. У меня знакомый есть один, следователь, несколько лет назад познакомились, в баню вместе ходим. Ну вот, в бане, под бутылочку как-то разговор зашел. Он говорит, мол, любого зэка за версту чую, от других людей отличу. Мне смешно стало, говорю ему, как ты думаешь, вот я, например, сидел? Он в ответ: да нет, Олег, что ты! А я ему: ты в Москву насчет меня запрос сделай, а потом говори. Он сделал, так у него глаза на лоб полезли, такой талмуд пришел! Потом посмеялись вместе.

В зоне Шаповалов подцепил обычную для тех мест болезнь – артрит. Мне рассказали, что он колол сам себя в ногу «баралгином» и «максиганом», когда становилось невмоготу. По-моему, он и пил много, чтобы заглушить боль. Я так и не выяснила, за что он сидел, спросить прямо было неудобно, сам он не говорил. Кажется, все происходило из-за его взрывного характера да по пьянке. Драка, поножовщина, срок. Его неукротимый темперамент не вязался с нежными чувствами, которые он питал к жене и к четырехлетней дочке.