Ласточка смерти

— У нас курить нельзя. Женя — дама.

— Но тебе-то можно?

— Подожди, мы сейчас покурим, а потом ты. А то будет слишком много дыма.

Стаса это объяснение устроило, и он положил сигарету обратно в пачку.

— Теперь о Славике: никто толком не знает, чем на самом деле занимается этот тип. Всегда начищенный, наглаженный, пахнет дорогой туалетной водой, но, самое странное, всегда свободен и никуда не спешит.

— То есть он — богатый бездельник? — уточнила я.

— Точно сказать не могу, но похоже на это. — Андрей глубоко затянулся и погасил сигарету в пепельнице.

— А что с Синельниковым?

Мой невинный вопрос вызвал у Реброва целый фонтан эмоций. Он начал жаловаться на задержку зарплаты, на низкую оценку его работы, на постоянные придирки — в общем, на все то, чем в его понимании грешит плохой руководитель.

— Он отказался мне платить за рекламу в прессе. Сказал, что заплатил журналистам и этого достаточно. А кто свел его с журналистами? Или ты думаешь, они сами решили написать хвалебную статью о банке?

Мое мнение о Синельникове подтвердилось. Он был плохим руководителем и плохим партнером. Но как он оказался на такой должности?

— Как же Рыков терпит его в качестве заместителя председателя правления?

— А это уже другой вопрос. Рыков, как известно, решил открыть дочернее предприятие во главе с Гончаровым, зятем, а Синельников сумел подмазаться к Павлу, и тот взял его в партнеры. Теперь зять погиб, у Антона Павловича солидный пакет акций, и просто выгнать его с работы Рыков не может.

— Как все запутано, — прокомментировала я откровения Реброва, — а нельзя перекупить у него акции?

Андрей присвистнул.

— Кто же тебе их продаст? Если у него не будет акций, как он получит прибыль? Другое дело, если ему на смену придет новый заместитель председателя правления. Тогда ему придется оставить выгодную должность и довольствоваться только доходами с акций.

— То есть он станет обычным акционером? — догадалась я.

— Да, обычным, — подтвердил Ребров, — как и все акционеры Волгапромбанка. Вот только Рыков не хочет видеть на этой должности никого, кроме своего внука.

— Дениса?

Ответ был очевиден. Дед готов несколько лет терпеть неугодного заместителя председателя правления ради того, чтобы потом поставить во главе банка родного внука. Никто из посторонних не был ему нужен. Значит, безопасность Дениса так важна Рыкову, что он не поскупился нанять ему аж двух телохранителей.

— Андрей, ты так хорошо осведомлен о делах Гончаровых и знаешь повадки Синельникова. Скажи, пожалуйста, на твой взгляд, Антон Павлович способен на преступление?

Ребров даже хохотнул.

— Этот трус? На преступление? Да он без благословения Рыкова — ни шагу в сторону!

— Но вдова пообещала ему пять процентов акций после введения в наследство.

— Чушь! Это только обещания. Никаких акций он не получит. И вообще, Виола может обещать золотые горы, но это только обещания. Никому и ничего она добровольно не отдаст.

Мы еще поговорили о погоде, о вкусах рекламодателей, о наружной рекламе — в общем, обо всем, что интересовало двух менеджеров. Я в этом плохо разбиралась, поэтому только слушала. На прощание Ребров сказал:

— Женя! Если ты охраняешь Дениса, держись подальше от Синельникова.

— А что такое? — Это предупреждение меня встревожило.

— Так, на всякий случай. На преступление Антон Павлович не способен — кишка тонка, а вот наговорить про тебя пакостей Рыкову — это он может. Нехороший человек.

— Спасибо, я буду осмотрительней, — пообещала я и простилась с Андреем.

— До встречи!

— До свидания, — сказал Андрей, закрывая за нами дверь.

— Ну что, узнала, что хотела? — Стас шел впереди, обходя коридорные «баррикады».

— Почти. — С Синельниковым мне все было ясно. Но после разговора с Ребровым на арену выступало другое действующее лицо — любовник Виолы по имени Славик. Вот теперь о ком мне предстояло собрать информацию. А здесь мне не поможет даже Стас. Придется искать самой либо дожидаться развязки. Первое меня озадачивало, второе — пугало: а вдруг не успею?

* * *

Близился вечер. Сейчас, наверное, у Гончаровых полно гостей. Но детский день рождения должен закончиться к девяти вечера. Самое время нанести визит Виоле. Не станет же она приглашать на детский праздник своего любовника. Нужно хорошенько обо всем ее расспросить: кто такой этот Славик, откуда он взялся, он работает или у него свой бизнес, — короче, что он за фрукт и стоит ли его опасаться.

С Синельниковым все ясно как день: он жадный, прилипчивый, не слишком чистоплотный в делах, но боязливый. То есть организация похищения детей Гончаровых — не его амплуа. Кстати, пять процентов ему не светят примерно по той же причине. Виола слишком жадная, чтобы отвалить первому встречному такую сумму.

Кстати, а за какие такие услуги мадам Гончарова обещала Антону Павловичу этот лакомый кусок? Может, он сделал для нее что-то такое, чего не делал покойный муж? Все может быть, но сам Синельников об этом не скажет. Придется мне, наверное, поговорить с Виолой. Вот только пойдет ли она на откровенность? Нужно обо всем ее расспросить.

С такими мыслями я принялась собираться на детский день рождения. Меня не пригласили, но я имею право проверить своего подопечного, чтобы убедиться в его благополучии. Наряд нужен скромный, но со вкусом. Платье цвета хаки со множеством карманов, куда можно спрятать все то, что обычно лежит в моей сумочке. Самое то!

Кеды на танкетке, кобуру пристегнуть к ноге, а газовый баллончик спрятать в необъятном кармане. Кажется, все. Теперь нужно предупредить тетушку о том, что я ушла: новый замок я так и не купила. Видимо, придется завтра вызывать слесарей из фирмы.

— Тетя Мила, я ушла!

— Женечка, не задерживайся, а то я с открытой дверью боюсь, — встревожилась тетушка.

— Хорошо, я недолго.

Я поцеловала в щеку подошедшую тетю Милу и отправилась в гараж, где меня ждал мой верный «фольк».

Машина завелась неохотно, но я была настойчива, и очень скоро мы с ней оказались на Проховникова, где в глубине двора прятался коттедж Гончаровых. Я оставила машину у обочины и вошла во двор пешком. На косяке входной двери висело объявление: «Прошу не звонить и не стучать. Меня нет дома».

Вот это новость! Еще на улице я слышала веселенькую музычку, раздававшуюся из особняка. Музыка была слышна и во дворе, но теперь к ней добавился женский смех. Смеялась Виола. Смеялась так озорно и заразительно, что я сама невольно улыбнулась. Кто же ее так хорошо развлекает?