«Лав – из» (сборник)

Ты приходишь к Эльвире Владимировне, допустим, в понедельник.

Понедельник – единственный приемный день.

Ты – уверенный в себе гражданин Украины. Дважды бывал за границей. Свободно владеешь разговорным английским. Знаешь, что чиновники существуют потому, что ты, выплачивая налоги, их кормишь. Короче, ты входишь в кабинет Эльвиры Владимировны со всей гордостью страны, которую через 20 лет, возможно, примут в ЕС.

Эльвира Владимировна сидит за столом. Она ничуть не удивлена твоим появлением. Она, можно сказать, тебя только и ждала.

Внимательно оглядывает вновь прибывшего с головы до ног и говорит:

– Подождите, пожалуйста, за дверью.

– Почему?! – негодующе удивляешься ты. – Почему я должен ждать за дверью?! У вас никого нет, вы не разговариваете по телефону, сейчас не обеденный перерыв… Почему мне нужно ждать за дверью??

Эльвира Владимировна не отвечает, а просто смотрит на тебя, и ты, хоть и продолжаешь негодовать, почему-то все равно выходишь за дверь и ждешь. Твое гражданское достоинство пошатнулось. Ты невольно утыкаешься в идиотские стенды, развешанные в коридоре, ты узнаешь, что АЛКОГОЛЬ + СИГАРЕТЫ = ПОЖАР, а СЕКС – ПРЕЗЕРВАТИВ = СПИД. Бессмысленно бормочешь себе под нос детскую считалку: «стоп-кали-ка-тошка-черная-кошка», но считалка не приносит успокоения.

«Да что же это такое?! – срываешься ты. – Сколько можно это терпеть?!»

Врываешься в кабинет № 17, разгоряченный и злой. Сейчас ты ей покажешь! Она на коленях станет просить о пощаде!

Эльвира Владимировна все так же сидит за столом. Она не удивлена. Она ждет тебя. Она знала, на что ты способен, и готова принять бой.

– Отвечайте! – начинаешь кричать ты. – Кто дал вам право держать меня за дверью?! Я пришел к вам, потому что у меня проблема, которую вы должны решить! И ваша работа – помочь мне, а не сидеть за столом и красить ногти в этот жуткий красный цвет! Вы должны улыбаться мне, щебетать вокруг меня, извиняться и… и… облизывать меня!

– Вы и вправду этого хотите? – спокойно и терпеливо спрашивает Эльвира Владимировна, а ты вдруг опять становишься крошечным-крошечным лягушонком в огромном болоте.

– Послушайте, – говоришь ты уже спокойнее, – я живу в доме тридцать дробь тринадцать по улице Фрунзе. За этот дом отвечаете вы. Ваш ЖЭК, хотел я сказать. И в нем, в этом доме, уже третий месяц не работает лифт. Моя квартира на девятом этаже. Уже три месяца я бегаю по ступенькам, как пятнадцатилетний мальчишка. 162 ступеньки. Немного, если по ним ходить день-другой. Но три месяца?! Почему вы ничего не сделали за три месяца?!

Эльвира Владимировна поднимается из-за стола и улыбается. Но как-то странно.

Ты уже не хочешь, чтоб она отвечала. Ты вообще жалеешь, что сюда пришел. Черт с ним, с лифтом. Ходил по ступенькам три месяца – походишь еще три. Тоже мне – социально активный нашелся! Пусть кто-нибудь другой жалуется.

– Что вы делали три месяца? – шепчешь ты и пятишься к открытой двери. – Что вы сделали за три месяца?

Эльвира Владимировна встает напротив тебя и говорит так, словно ее насмешливый тон вот-вот сменится рыданиями:

– А ты? – говорит она. – ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?!!

– Я? – Ты показываешь на себя пальцем, из последних сил надеясь, что в комнате есть кто-то еще. – Я?

– Да! Ты! Что ты сделал за эти три месяца, пока не работал лифт?

У тебя голова идет кругом. Ты хочешь спрятать голову в теплый торф. Ты хочешь, чтоб у тебя не было головы – только позвоночник. Что ты сделал? Ты не можешь ответить на этот вопрос. Все зависит от того, с какой стороны подойти, как посмотреть.

– О чем конкретно вы хотите знать? – бормочешь. – Что я сделал где? Вы про лифт?

Эльвира Владимировна молчит.

– Но я не должен был ремонтировать лифт… Это не в моей компетенции… Это не моя обязанность…

Молчание.

– Или вы про работу? Мою собственную работу? Или про мой дом, да? Что я сделал дома? Объясните, о чем вы!

Ты видишь, как на строгом сухом лице Эльвиры Владимировны появляется гигантская слеза. Слеза течет по впалой щеке и, согласно законам земного тяготения, вбирая в себя микроскопические песчинки жэковской пылюки, черной туши и дешевого тонального крема, падает на пол кабинета № 17. И ты вздрагиваешь. Ты хочешь дать деру отсюда, ты хочешь поскорее попасть на свой уютный девятый этаж, потому что с тебя уже хватит. Хватит. Ты не на Страшном суде. Ты не перед священником.

– Все мужчины – собаки, – говорит Эльвира Владимировна и возвращается за свой стол. – Пошел вон отсюда!

И ты уматываешь, едва сдерживаясь, чтобы не заскулить.

Мучаешься. Несколько дней не можешь найти себе места. Не спишь ночами. Нервничаешь.

И что же это она, сраная бюрократка, хотела сказать? Что она себе позволяет? Лифт не ремонтируют уже три месяца! 162 ступеньки утром и вечером. Вниз-вверх, вниз-вверх. А ты хоть и не ездишь на лифте, но платишь за него. Да-да. Каждый месяц по гривне с копейками. Тебе не жаль гривны с копейками. Просто из принципа. За что ты платишь? Как вьючный осел выдряпываешься каждый день по ступенькам да еще платишь ЖЭКу за это деньги? Такое может быть только здесь, в этой сраной стране, которую, возможно, через 20 лет возьмут в ЕС. Нужно кому-нибудь на нее пожаловаться, думаешь ты. Кому-нибудь, кто выше. Чиновники обычно любят, когда жалуются на их подчиненных. В этом суть иерархической пирамиды. Каждый ее член одновременно и начальник, и подчиненный. Хуже всего, наверное, тому, кто на самом-самом дне.

Ты несколько дней не выходишь из дома. Обдумываешь планы мести и по очереди их отвергаешь. Я ее побью, думаешь ты. Крашеная шавка. Приду и сразу без разговора зацежу ей в ее нахальную размалеванную физиономию.

Ты перекладываешь в шкафу джемпера и рубашки. Сортируешь носки. Чистишь туфли. Рассматриваешь себя в зеркало и кажешься себе мудрым и атлетичным. Ты человек, которому можно доверять. Которого уважают.

Что ты сделал? Много чего, отвечаешь сам себе. Всего и не перечислишь. Но дело не в этом. Какое она имеет право спрашивать?! Какое ее дело?! Исправность лифта и твоя личная жизнь – вещи несравнимые. Ты ее не спрашивал, ЧТО ОНА СДЕЛАЛА ВООБЩЕ? Ты спросил только, что она делала в последние три месяца, почему не нашла времени распорядиться, чтоб отремонтировали лифт. Только и всего.

Ты звонишь своим друзьям, предлагаешь пойти выпить по кружке разливного пива и посмотреть футбол, но все друзья в эти дни заняты. Может, на следующей неделе?

Допоздна крутишь программы телевизора, а потом засыпаешь под работающий телик где-то около пяти часов утра, когда на улице Фрунзе появляются первые автобусы.

Как со мной могло случиться такое? Как я до такого опустился? Может, это депрессия? Может, так и приходит депрессия?

В следующий понедельник ты идешь в ЖЭК. Старенькая уборщица на входе узнает тебя, бросает швабру и убегает в неизвестном направлении. Наверное, за подмогой. К Эльвире Владимировне дважды не приходят. Значит, быть беде.

Ты поднимаешься по деревянным ступенькам на второй этаж. Длинный темный коридор, на стенах стенды, которые не имеют срока давности.

АЛКОГОЛЬ – СИГАРЕТА = ПОЖАР, СМЫСЛ + ПРЕЗЕРВАТИВ = СНЕГ.

Кабинет № 17.

Ты прикладываешь ухо к двери, чтобы узнать, есть ли кто внутри. По ту сторону тишина. По ту сторону Эльвира Владимировна. Ты решительно сжимаешь кулаки и открываешь дверь.

– Мне подождать в коридоре? – спрашиваешь осторожно.

– Нет-нет, заходи, я не занята.