Лайм. Судьбе назло
Шрифт:
А вот ее дочка была куколкой что надо. Несколько резковатые черты лица и упрямый подбородок терялись в мягком блеске темно-карих глаз и роскошных локонах черных волос. Несколько портили аристократическую внешность недовольно сжатые губы. Но это наследственное, причем со стороны матери. Зато как она двигалась - нежно, с грацией сытой кошки. Взгляд лукавый, соблазнительный. Улыбка томная, волнующая. Ох, Великий Вор, держите меня четверо...
Так, меня занесло. Сильно занесло, не туда занесло. Но это и понятно: я устал, очень устал, неимоверно устал. От впечатлений об этом доме, от этих людей, от всего. Чтобы провернуть
Нужно собраться. Передо мной не две женщины и один мужчина. Передо мной две кобры - старая и молодая. И один кот - ручной кот, знающий свое место и свои обязанности и получающий свой корм с рук хищной парочки. Он не в счет. Важны лишь они: две женщины, две властительницы, два спящих гейзера. Два кипящих котла, и я, идущий по самому краю. Один неверный шаг, точнее, одно неверно сказанное слово, неверно истолкованный жест и...
Поэтому, меньше слов и больше эмоций. Меньше подробностей и больше восхищения, преданности, почтения. Но палку перегибать не нужно. Еще один цепной кот им не нужен. Да и не для того я здесь.
– Уважаемая сиятельная Элайза Вортексская, уважаемая Эльвира Вортексская, - я поклонился со всей доступной мне элегантностью.
– Я пришел сюда к вам, потому что не мог не прийти. Ибо таково было веление моего сердца, сударыни.
– И с чем же ты пришел, - холодным тоном осведомилась у меня старшая кобра. Зима отсюда никуда не уходит, да?
– Я пришел, чтобы не допустить бесчинства и кровопролития, сударыни. Чтобы не допустить горя в этих стенах. Я сделал то, чего не мог не сделать человек, почитающий благородство и достоинства этого дома.
Речь окончена. Теперь сосредоточиться на своей осанке - чуть ровней. Взгляд уверенный, но не вызывающий. Все внимание на сиятельную Элайзу, а не на ее дочь. Чтобы ни дай боже в той не вспыхнула ревность, или чего хуже. Бьем в голову, хвост не трогаем.
– Складно говоришь, - холода в комнате стало меньше.
– Ты не из простой семьи, верно?
– Да, сударыня. Вы и вправду, как все говорят, мудры, о сиятельная. От ваших глаз не укроется ничего. Да разве кому в голову придет от вас что-либо укрывать? Бароны и графы, насколько я знаю, уже сложили перед вашими ногами все свои сокровища.
Немного лести. Нет, вру. Много. Опять же, для большего доверия себе, любимому.
Смешок. Ты смотри - в комнате, кажется, основательно потеплело?
– Кто ты, юноша? И как ты попал в темницу?
– Я, сударыня, родился в благородной семье.
– Взгляд глаза в глаза, чтобы видела, что я говорю правду. В глазах немного грусти. И отстраненности, чтобы упаси боги, она не подумала, что я жалуюсь.
– Большое имение, множество слуг, хорошее воспитание. Дворецкий, мажордом, учителя, слуги.
– И?
– сиятельная решила ускорить исповедь.
– Мне было семь, когда мать тяжело заболела, - сократил историю я.
– Отца у меня не было. Пока мать болела, управляющий присвоил себе все
Я медленно развел руками. Что вышло, мол, то вышло. Кто может начать управлять своей судьбой в семь лет?
– Мужчины, - презрительно фыркнула она, выражая свое пренебрежение всему миру. Затем успокоилась.
– Без отца. Да, я знаю, как это растить ребенка одной. Мои дети тоже растут без твердой мужской руки. Да, Эльвирочка?
– Да, маменька, - ответил ей журчащий ручеек.
Не смотреть на нее. Не смотреть.
Кристелл галантно кашлянул, сбивая сиятельную с настроенного ритма. Я быстро продолжил.
– Я оказался в тюрьме. И однажды, когда к нам подселили болтливого заключенного, он поведал мне то, что поведал, я решился - не будет еще одной плачущей женщины, не будет еще одной смерти. В моих жилах течет благородная кровь, и неужели ж я, сударыня, допущу такое!
Ты смотри. Проняло обеих. Кристелл же, как и прежде, кристально спокоен.
– Моя мать учила меня: уважай женщин, помогай женщинам, защищай нас, женщин. Наша доля и так не легка. И я, как только смог, преодолевая все тюремные преграды и законы, бросился сюда...
– Чтобы предать своих друзей за вознаграждение, - фыркнул, не выдержав моего балагана, блондин.
Но тонкий веер кокетливо шлепнул его по локтю.
– Полно те, Кристелл, - елейно проговорила сиятельная.
– Ну как могут сродниться голубая и черная кровь? А деньги? Деньги всем нужны. Ты ведь тоже служишь у нас не бесплатно, мой птенчик?
Томный взгляд на него и быстрый на меня. Я снова галантно поклонился.
– От вас ничего не укроется, о мудрейшая, - только и произнес я. Моим медовым голосом можно было бы наполнять соты.
Увы, дел Армак, увы. Цепной кот ничего не решает в логове кобр. Твое мнение здесь ценно постольку поскольку.
– Я думаю, мы можем ему верить, Кристелл, - с плохо скрытой жесткостью в голосе произнесла Элайза.
– В любом случае, что мы теряем?
Рыцарь кивнул. Свое слово он сказал.
А я подумал, - и правда, что?
– Я уже знаю почти все подробности. Осталось две последних. Итак?
Я раскрыл карты.
– Место, где будет совершено нападение - между холмом и дубовой рощей. А колдовство - заклинание "молния".
Блондин замер, яростно обдумывая услышанное. По его каменной физиономии и я, и женская половина благородного семейства поняли, что сведения были из ряда вон.