Лайм. Судьбе назло
Шрифт:
– Я готов рассказать тебе еще часть истории, - хмуро начал я.
– Она объяснит тебе, почему я так рвусь наружу.
Юноша продолжал молчать, но его взгляд требовал продолжения.
– Помнишь, с чего началась моя история?
Он кивнул, и черные вихры на миг рассыпались по лбу.
– С того, что в мою камеру подселили заключенного. И он похвастал нам, что его банда собирается напасть на Графиню Вортексскую с дочерью.
– Бандиты знали все: в какой день поедет карета, по какой дороге, кто именно в ней поедет, будут ли у них деньги. И знали про охрану - сколько ее будет и как она будет вооружена.
Юноша снова кивнул. Все это он слышал. Но в отличие от меня, повода для волнений не находил.
Зато быстрее всего в моем намеке разобрался Раен.
– Им разболтали. Кто-то из нашего поместья, - не выдержал напряжения он и тут же прикрыл рот ладонью. Но юнец не разозлился на чересчур несдержанного слугу. В тот момент ему было не до нравоучений: Раен указал ему на то, что он, по своей неопытности, проглядел.
Собравшись с мыслями, юноша пристально взглянул мне в глаза.
– Это правда? Кто-то из наших слуг...
– На остальную часть фразы у него не хватило смелости.
– Да, - милостиво отозвался я.
– Кто-то из ваших слуг был болтлив с разбойниками.
– Но кто? Кто этот негодяй?
– взвизгнул он: природная вспыльчивость крови мигом напомнила о себе.
– Да кто угодно. Вездесущие лакеи, домашняя обслуга, дворовая прислуга.
– И, заметив мрачный взгляд высокородного, добавил: - Не стоит так переживать. Это обычное дело. Недовольные слуги много чего готовы рассказать о тайнах и пристрастиях своих хозяев. А если за бутылку вина или пару-тройку золотых монет...
Эрнан никак не желал успокаиваться. Мысль о том, что его мать и сестра могли попасть в переделку из-за какого-то не в меру обидчивого слуги, бесила его. Мне снова пришлось успокаивать юного графа.
– Да брось ты злиться. Это обычное дело для слуг. Поверь мне. Я таких историй много знаю. Наслышался за столько лет.
Эрнан успокаивался долго, стуча кулаком по ручке кресла. А утихомирившись, спросил:
– Значит, прося у меня разрешения покинуть особняк, ты хотел выяснить, кто стоит за всем этим?
А башка у парня все-таки варит.
– Найти, а главное - убедиться, чтобы в последний момент он ничего не испортил.
– Не испортил?
– Эрнан был в недоумении: он не успевал следить за ходом моих рассуждений.
– Всяко бывает, - пожал плечами я и запустил пятерню в рыжие вихры.
– Предатель, кем бы он ни был, может заметить приготовления, делаемые Кристеллом дел Армаком и его людьми перед поездкой. И тогда... Если этот человек
– Как?
– нахмурился он.
– Как-как? Незаметно. И вот это я и хотел предупредить - найти и проследить за этим человеком. Но для этого я должен свободно передвигаться по особняку и за его пределами, - с нажимом заявил я.
– Но мать распорядилась...
– Согласен, в этом доме повелевает твоя мать. И тебе трудно будет пойти против его слова, ее решения. К тому же Кристелл тоже не будет в восторге от моих... прогулок. Конечно, - добавил я как бы мимоходом, - я рассказал тебе все, и ты мог бы постараться сам найти этого гада и подонка. Но ведь и ты согласись: лучше, чем я, этого не сделает никто, - выразил я очевидное.
– Не только рыбак рыбака видит издалека, а и такие, как я, - если ты понимаешь, о чем речь. Но для этого мне нужна свобода. В рамках усадьбы, разумеется.
Эрнан мрачнел все больше, и теперь он был похож на небольшую грозовую тучу. Пальцы, сжимавшие ручку кресла, побелели.
– Теперь решать тебе, - сказал я и уставился в окно, любуясь первыми лучами заката.
– Судьба твоих родных в твоих руках. Хватит ли у тебя мужества помочь им вопреки их решению?
Юный граф снова напрягся. Слова гостя жалили не слабее материнской розги, запомнившейся ему с детства.
И не мудрено. Кем он был в своем фамильном доме? А по существу никем, таким же заключенным, как и я сам. Только вот его комната была попросторней, одежонка получше, да и кормежка посытнее. Ни его слово, ни его желания здесь не значили ничего. Он настолько сжился с таким положением дел, что стал принимать оное как само собой разумеющееся. В этом доме главенствовали женщины, а мужская половина ничего особенного не представляла.
Так было до сих пор.
Но тут вдруг, словно из ниоткуда, появляется этот худощавый юноша с рыжими патлами (я то есть). Не то заключенный, не то дворянин - и дает ему, юному графу, поддержку, словно он лоза, а гость - могучее дерево. Разглядев и признав его мужские черты, он предлагает нечто невозможное - то, что он, Эрнан, бессознательно и безуспешно пытался найти всю свою жизнь. Настоящее дело - спасти собственную семью, собственную кровь.
Пойти на подвиг, показать, что и ты что-то значишь. А цена - нарушить данное матерью распоряжение.
Да разве это выбор?
Так или не так думал юный граф, я не знал. Но результат его размышлений был для меня более-менее предсказуемым - ведь это я терпеливо вел его к этому.
– Согласен, - решительно заявил Эрнан.
– Но с одним условием - я и Раен будем помогать тебе.
Я внутренне расслабился: бой за это согласие был долгим и упорным. Итак, мой труд снова увенчался успехом, хотя эта победа далась мне малой кровью в лице помощника-неумехи и его охранника.