Лазарит

Всему рано или поздно приходит конец, и много часов спустя на пороге их покоя возник Осберт Олифард. Одежда его была мокра и растерзана в клочья, белокурые волосы слиплись от соли, на скуле кровоточила ссадина. Но и таким он показался вдовствующей королеве Сицилии столь прекрасным, надежным и полным внутреннего покоя, что она протянула к нему руки, словно хотела заключить в объятия.

— Что скажете, Осберт? — проговорила она.

— Буря, похоже, стихает, мадам.

Он без всяких церемоний опустился на палубный настил рядом с сидевшей на ковре королевой и поведал о том, как ветер и волны двое суток несли их корабль, все время меняя направление, и как бесследно исчезли за горизонтом другие суда флотилии Ричарда. Буря сломала одну из мачт, трюм на треть заполнился водой, и юиссье основательно осел, но даже это не беда по сравнению с тем, что за борт смыта половина судовой команды, и шотландским рыцарям пришлось все это время выполнять работу простых матросов. Шкипер Питер, однако, доказал, что знает, как провести судно сквозь бурю, и вот — они спасены!

— Какой сегодня день? — спросила слушавшая рассказ шотландца Пиона.

— Один только Бог знает, — пожал плечами Осберт и внезапно, протянув руку, отвел с лица Иоанны прядь неприбранных волос. В этом прикосновении было больше чувства, чем в дюжине самых сладостных кансон.

— В любом случае мы должны возблагодарить Господа за наше спасение! — произнесла рядом Беренгария, складывая ладони перед грудью. По ее лицу текли счастливые слезы.

Но, похоже, возносить благодарственные молитвы было еще рано.

Корабль неспешно продвигался вперед в густом белесом мареве тумана. Лишь высоко вверху мерцало призрачное пятно солнца. Шкипер, будучи не в силах определить, где они находятся, приказал трубить в рога и бить в судовой колокол в надежде, что их хоть кто-нибудь услышит. Не могла же буря разметать огромную армаду настолько, чтобы хоть одно судно не оказалось поблизости!

Увы, так оно и было. Туман постепенно рассеивался. Целый день они шли по ветру, не видя на горизонте ни одного паруса. Ночь прошла спокойно, лишь поверхность моря все еще колебала мертвая зыбь. А на рассвете матрос, посланный на мачту, возвестил, что на горизонте — земля. Все поспешили на палубу, даже женщины, на ходу кутаясь в покрывала.

Первой узнала очертания берегов Иоанна.

— Силы небесные — это Кипр! — воскликнула она, осеняя себя знаком креста.

Беренгария молча следила за тем, как королева совещается со шкипером и рыцарями. Когда Иоанна вернулась к принцессе, лицо ее было сумрачным.

— Что вас тревожит, милая? — спросила Беренгария.

— Шкипер Питер говорит, что из-за повреждений мы не можем продолжать плавание, и нам придется пристать к берегам Кипра.

— Но ведь это удача, что рядом оказалась земля? — улыбнулась Беренгария, вглядываясь в голубоватые очертания гор и темные курчавые пятна зарослей на побережье. Все еще не успокоившаяся морская стихия пугала принцессу гораздо больше, чем незнакомая суша.

Лицо Иоанны осталось напряженным. Ее скулы заострились, голос зазвучал прерывисто.

— По словам нашего шкипера, Всевышний послал нам землю как раз вовремя, ибо корпус судна расшатан, скрепы разошлись и вода в трюме продолжает прибывать. Наш юиссье теряет устойчивость, и даже при небольшом волнении может перевернуться. Если бы море было спокойным… но это, увы, не так. Поэтому нам придется встать на якорь в одной из бухт на Кипре, ну а там…

Иоанна сглотнула, словно у нее внезапно пересохло в горле. Но Беренгария продолжала смотреть на нее вопросительно, и королеве пришлось кое-что пояснить. Они вынуждены пристать на Кипре, и одному Богу известно, сколько времени займет починка судна. Однако местом сбора кораблей армады Ричарда назначен остров Крит. Никому и в голову не придет, что судно с невестой короля и его сестрой буря могла унести так далеко на запад.

— Мы можем и здесь попросить о пристанище!

Беренгария продолжала вглядываться в приближающийся берег. Уже были видны желтые скалы, небольшая гавань с десятком судов, стоявших у причала и на рейде. Выше лепились строения небольшого городка, над которым господствовала небольшая крепостца, над сторожевой башней развевался флаг.

— Скоро мы будем в безопасности, Пиона, — улыбнулась принцесса. — Что вас так беспокоит, милая? Разве Кипр не христианская земля? Никто не посмеет причинить вред кораблю, который находится под покровительством короля-крестоносца.

Иоанна ответила коротким невеселым смешком.

— Несомненно, христианская. Но правит ею ныне Исаак Комнин, а этот человек… Он не государь, а отъявленный негодяй!

И она поведала принцессе, что нынешний правитель Кипра, Исаак из знатного ромейского рода Комнинов, хоть и приходится родней императорам в Константинополе, семь лет назад захватил власть над Кипром и отказался подчиняться столице империи. Завоеванный остров он объявил своей собственностью, назначил самозваного патриарха, а тот, по воле Исаака, короновал его как императора. Константинополю это, разумеется, не понравилось, и ромеи выслали на остров флот. Тогда хитрый и дальновидный Исаак обратился к королю Сицилии, ибо эта держава соперничала на море с ромеями. И Вильгельм, ныне покойный супруг Иоанны, помог Исааку Комнину отбиться. С тех пор ромеи больше не пытались свергнуть самопровозглашенного императора.

Беренгарию меньше всего тревожило то, что впавшие в ересь ромейские схизматики утратили одно из своих владений.

— Я полагаю, с Божьей помощью все уладится, — она вновь возвела очи к небесам. — Да и стоит ли волноваться, если этот Исаак Комнин — ваш союзник? Он охотно окажет нам помощь.

Иоанна ответила не сразу.

— О нет, — наконец проговорила она. — С тех пор многое изменилось, и мой несчастный супруг не раз пожалел о том, что помог утвердиться на Кипре этому негодяю. Ибо тот столковался с Саладином, во всем поддерживает неверных, ведет с ними торговлю, а его суда грабят и топят корабли паломников-христиан. Ибо Исаак Комнин — грязный разбойник. И да поможет нам Пресвятая Дева, если он проведает о том, что в его руках оказались сестра и невеста короля-крестоносца!

Беренгария молча осенила себя знаком креста.

Уже были видны зубцы на парапете крепости, ее стены повторяли изгибы береговой линии. Корабль приближался к гавани, а на его палубе царило напряженное молчание. Рыцари, измученные борьбой со стихией, следили за группой всадников, появившейся у причала. Те размахивали руками и что-то выкрикивали — очевидно, требуя, чтобы юиссье подошел к причалу.

Уже в бухте Иоанна велела шкиперу ни в коем случае не приближаться к ним и встать на якорь на изрядном расстоянии от берега. Затем она спросила Питера, есть ли надежда залатать пробоины и укрепить обшивку, не высаживаясь на сушу, но, получив отрицательный ответ и посоветовавшись с рыцарями, решила отправить к правителю острова депутацию из нескольких человек с просьбой о помощи.

Вскоре посланцы отбыли, но на берегу их тотчас окружили и повели в сторону крепости. Затем к кораблю приблизились лодки местных жителей, которые принялись предлагать свои товары — свежую рыбу, апельсины, сладкое кипрское вино. Завязалась торговля, рыцари и матросы переговаривались с киприотами, и напряжение на борту корабля постепенно спало. Из слов местных жителей выяснилось, что залив этот зовется Акротири, а город на берегу — Лимасол, хотя ромеи именуют его Неаполисом. Император сейчас в отъезде, но к нему уже посланы гонцы с сообщением о прибытии большого чужеземного корабля.

Оставалось дождаться, когда вернутся посланные на берег. Однако наступила ночь, а от них не было никаких вестей. Вода в трюмах, хоть и медленно, но продолжала прибывать, и шкипер с остатками команды делали все, что в человеческих силах, чтобы устранить течь. Все прочие вооружились и поочередно несли дозорную службу на верхней палубе кормовой надстройки, вглядываясь в побережье и гадая, когда же поступит ответ самозваного императора.

Ответ был получен утром. Едва лучи солнца коснулись окрестных возвышенностей, на башнях крепости появилось страшное украшение — насаженные на копья головы рыцарей-посланцев.