Лазарит
Шрифт:
— Этого я и опасалась, — скорбно обронила Иоанна. И, повернувшись к своим людям, велела готовиться к обороне.
— Если, конечно, мы не окажемся на дне еще до того, как увидим противника! — мрачно заметил, глядя на осевшую корму, шкипер Питер.
И снова сплюнул от бессильной ярости. На сей раз — в воду.
Принцесса Беренгария беззвучно опустилась на колени. Кто знает, о чем она молилась в ту минуту…
ГЛАВА 8
Малая Азия, апрель.
Как пусто, когда умирает любовь!..
В душе лишь одиночество и холод. Нет свежих и глубоких чувств, радости и боли, нет неуемного волнения в сердце.
С этими мыслями Джоанна де Ринель, леди Незерби, ехала по пустынным дорогам враждебного Конийского султаната. Внешне она выглядела спокойной, но для тех, кто хоть немного знал ее, было ясно — леди совсем плоха. Куда-то исчезли ее обычная живость и беспечность, жажда новых впечатлений, способность радоваться любому пустяку, новым местам и людям, во всем отыскивать нечто интересное и бесконечно занимательное.
Правда, и местность к этому располагала. Небольшой отряд продвигался по бездорожью. Пыль, тонкая и всепроникающая, как мука, песок цвета охры, высохшие русла рек, кое-где чахлые колючие кустарники, на горизонте синие тени далеких гор. И постоянная угроза столкнуться с отрядом газизов, [79] которые не лучше иных разбойников, а то и хуже.
Возглавлявший отряд Мартин настоял на том, чтобы они передвигались только по ночам. Этому никто не противился — спутники единодушно признали рыцаря своим предводителем. Даже сэр Обри, несмотря на его упрямство. Почтенный лорд вообще стушевался — то ли после того, как его на глазах у всех унизила супруга, то ли оттого, что по его вине все они оказались в беде. Он держался замкнуто, а порой, когда дорога становилась совсем никудышной, даже безропотно помогал вести под уздцы вьючных мулов.
79
Газизы — жители областей Конийского султаната, граничивших с владениями Византии. По собственной инициативе создавали воинские формирования, сражавшиеся за расширение мусульманских земель, а порой занимались откровенным разбоем.
Из соображений безопасности Мартин высылал на разведку Сабира: тот уносился вперед на своей легконогой кобылке, и пока путники видели его силуэт, замерший на одной из возвышенностей, они могли беспрепятственно следовать дальше. Сабир поджидал отряд, оглядывая окрестности, а затем снова пришпоривал лошадь.
Порой вместо него отправлялся Эйрик. Во время его отлучек белокурая худенькая Саннива так волновалась, что, если ее рыжий гигант вскоре не объявлялся, начинала плакать. Трусивший рядом с ней на муле капитан Дрого отчитывал служанку: зачем лить слезы попусту, если ничего не случилось? Так и беду недолго накликать.
Саннива пугалась и в испуге зажимала ладошкой рот, ее слезы мигом высыхали.
Дрого был ранен в бедро, но держался мужественно, не жаловался ни на что, уверяя, что тряска в седле ему нипочем. Помогал и бальзам, которым его снабдил добросердечный Иосиф. И все же, спешившись, капитан сильно припадал на раненую ногу и порой не в силах был удержать болезненный стон.
— Долго ли еще нам ехать по этим адским землям, мессир д'Анэ? — спрашивал он.
Мартин пояснял: отряд должен двигаться на запад до тех пор, пока не окажется в ромейских владениях. Но по мере приближения к ним возрастает и опасность столкнуться с газизами, которые шныряют на дальних окраинах Конийского султаната. Если это случится, то история с «уводящими» покажется им забавной детской шалостью. Ибо газизы нападают на путников не по приказу и не из корысти, а из ненависти к иноверцам. Вот почему им приходится тащиться в темноте по бездорожью.
Ближе к рассвету отряд останавливался в одной из укромных низин, где можно было устроить дневную стоянку. Охотились они также на рассвете. Дичи хватало с избытком — здешние газели и антилопы были не пугливы,
подпускали человека на расстояние полета стрелы. При свете дня можно было без опаски развести огонь и приготовить пищу. С наступлением темноты — снова в путь.Дрого принялся было ворчать, что лучше бы им было вернуться по караванному пути в Дорилею, но ничего не добился, остыл и больше не задавал вопросов. Мартин же совершенно осознанно избрал наиболее трудный и опасный путь, и теперь на свой страх и риск удалялся от торговых путей в безлюдную глушь. В случае успеха он вновь станет в глазах сестры Уильяма де Шампера спасителем, и это позволит ему вести себя как галантному рыцарю, очарованному ее прелестями.
Леди Джоанну мало занимали превратности пути — она была всецело погружена в свои мысли, а душа ее переполнена тоской и горечью разочарования. Прежде ей и в голову не приходило, какое это огромное потрясение: осознать, что вся ее любовь, все надежды на счастье развеялись, исчезли за пустынным горизонтом. Так горячий ветер гонит по бесплодной земле и уносит за холмы сухие шары колючего перекати-поля… о, она никогда не забудет, как это начиналось: посреди ристалища рыцарь в сверкающих доспехах вздымал на дыбы могучего белого коня, торжествующе, жестом победителя, вскидывал вверх копье, а затем возлагал к ее ногам диадему королевы турнира, прекраснейшей из дам. Это видели тысячи людей, и ее отец счастливо улыбался, радуясь радостью дочери.
Ее отец! Артур де Шампер, гронвудский барон, лорд Малмсбери, родич короля Генриха II! Для Джоанны он был самым близким человеком, идеалом мужчины и рыцаря. Даже с годами лорд Артур не утратил своей привлекательности и чарующего обаяния. Поговаривали, что Джоанна похожа на него, но это было преувеличением. На самом деле на отца походил один из ее братьев — Гай, но кое-что от лорда Артура досталось и ей: прекрасные черные волосы, грациозная легкость походки, худощавость, любовь к музыке и поэзии. Артур де Шампер очень любил дочь, и на рождественский турнир в Винчестере из всех детей взял с собой одну ее.
А в Малмсбери она вернулась женой рыцаря Обри де Ринеля.
— Но как же я мог отказать влюбленным? — заявил лорд Артур супруге. — Ведь было время, когда и я пытался добиться твоей руки на турнире. И вот теперь, так же как и мы, наша Джоанна нашла свое счастье с Обри!
Леди Милдрэд де Шампер была женщиной практичной и тотчас начала ставить вопросы: почтенного ли рода ее зять Обри? Что у него за состояние? Достоин ли он чести войти в семью, близкую к королевскому дому?
Джоанна оскорбилась. К чему такое недоверие? Разве не достаточно того, что ее Обри рыцарь, а значит имеет право взять ее в жены? Да, де Ринели из Нортумберленда не богаты, но у ее мужа есть имя, и он любит ее! А для благополучия в браке вполне достаточно ее приданого — замка Незерби с окрестными землями…
Нет, она не могла понять свою мать, которая настолько возмутилась скоропалительным решением лорда Артура, что на несколько месяцев покинула супруга, удалившись в обитель Святой Хильды, настоятельницей которой была ее дочь Элеонора, старшая сестра Джоанны.
Но время шло, и Джоанна сама начала понимать, что в ее браке далеко не все гладко. Дело не в том, что оруженосцы ее супруга походили на разбойников, и люди из Незерби попросту выгнали их из поместья, несмотря на ярость Обри. И не в том, что Обри порой грубо одергивал юную жену на супружеском ложе:
— Джоанна, ведите себя скромнее! Подобное бесстыдство более пристало девке из таверны, нежели благородной госпоже!
Обри был старше на несколько лет, и Джоанна терялась, считая, что с ней что-то не так, если муж упрекает ее за жадность к ласкам, за страстность и несдержанность, когда она теряла голову во время любовных игр. Это действовало на Обри как ушат холодной воды, его желание угасало, и он отодвигался от Джоанны. Она же, смущенная и подавленная, стыдилась того, что жило в ней и требовало выхода, — того, что ее супруг презрительно называл «бесстыдством».