Льдом и мечом

Эгорд снимает щит, оглядывается еще и еще, губы сбивчиво шепчут заклинание острого зрения, но нигде нет и намека на присутствие друга…

Подлетает Милита.

— Куда пропал этот тупица? — осведомляется весело. — Сгорел? Растаял в кислоте? Не горюй, все равно бы не дожил.

— Замолчи! — Рука Эгорда обрастает льдом, похожа на дубину циклопа.

— Ой, ну ты еще подерись, — легкомысленно бросает Милита, закручивается в танце, силуэт очерчивает весь периметр бездны, стены осыпаются крошкой от заливистого смеха.

Эгорд лавиной горячих мыслей таранит разум Ударага.

«Уже знаю о беде, — обтекают голову прохладные волокна. — Наш друг жив, держу с ним мысленную связь. Он внутри огненного дракона, чувствует жар и падение, ему почти нечем дышать…»

Далеко внизу обескрыленный дракон вращается ржавым осенним листиком, скоро исчезнет.

«Я усмирил панику нашего друга, — сообщает Удараг. — Он спокоен, почти без сознания, дышит экономно. Надо спешить».

Эгорд вот-вот сам ударится в панику.

Потерять еще одного друга… И опять лишь вспоминать, как вместе рубили демонов, штурмовали башни, летали на драконах, плавали на спрутах… Так нельзя, это уже насмешка! Позволить судьбе нахлобучить на Эгорда шутовской колпак!

— Милита! — раздирает криком. — Тиморис внизу! Жив!

— Ну и спасай своего живчика! — смеется Милита, пролетает перед носом, в следующий миг уже далеко.

Перед глазами красные зерна, ярость сыпет в голову мешок за мешком, пальцы в ледяных кольях, острия готовы сорваться на Милиту, изрешетить…

«Соберись», — охлаждает волна извне.

Обзор проясняется, немертвую вышвыривает из сознания, глаза прикованы к падающему дракону, что уже не дракон, а что-то бесформенное, расплывчатое…

Эгорд слишком легкий, не догнать!

Туша зеленого, обезглавленного Милитой, падает на длинный выступ, корень стенной глыбы надламывается.

Идея!

Ледяные колья, заготовленные для Милиты, сливаются в большой тонкий клинок, прозрачная стрела с бешеной скоростью летит вниз, виляет хвостом мороза.

Ныряет в трещину выступа, поперечник в основании глыбы превращается в лед.

Эгорд закупоривается в шар света, тянется вниз до предела, сфера вытягивается в овал, разгоняется, лицо красное как полено из печи, от переносицы во все стороны бегут валики пота.

Врезается в ледяной фундамент выступа, щит вдребезги, лед — тоже. Глыба откалывается, тело на инстинктах вгрызается в огромный осколок, тот ускоряется.

Гул страшный. Ветер режет щеки, хочется провести рукой, не изодраны ли в кровь. Глаза будто насаживаются на пики высотой с тысячу этажей башни, воздух от яростных скоростей белый, полосатый.

Бескрылая туша дракона чуть ближе, можно заметить шею, хвост…

Все равно медленно! Эгорд клянет черепашью скорость и эту жирную каменную улитку, что не может падать быстрее, в мыслях Тиморис успел задохнуться раз десять, Эгорд клеймит себя гнусными прозвищами, слезы до глаз не доползают, разгоряченное тело перехватывает, рекрутирует в армию пота…

«Нашему другу хуже. — Мысль Ударага врастает в извилины как железный снег. — Торопись. Попробуем заставить драконов помочь».

Эгорд в отчаянии бьет по камню кулаком, едва не срывается, пальцы вонзаются в уступ.

Дракон еще ближе, размером с орех, надо быстрее!

Встречные драконы пролетают рядом с падающим сородичем, стараются толкнуть крылом, гребнем, лапами, некоторые таранят в лоб, Удараг и правда воздействует. Туша замедляется.

Опустошенный воин-маг жаждет лишь забрать бездыханное тело друга, чтобы похоронить или предать освященному огню, хотя бы там, на дне царства зла, но не бросать гнить в брюхе ящерицы, словно кусок мяса!

Глыба догоняет дракона, Эгорд перепрыгивает, хватается за гребень.

Все кувыркается как спятившие песочные часы, руки и ноги покрываются ледяной щетиной, прикосновения превращают частички драконьей плоти в лед, воин-маг ползет по трупу как паук, хрустят отламывающиеся следы.

Доползает до брюха.

Ладони опускаются на толстые складки кожи, Эгорд старается замораживать только поверхность, не углубляться, чтобы не задеть друга.

Меч покидает ножны.

Рукоять долбит лед, звонко откалываются пластинки, Эгорд рычит, бьет раз за разом…

Толстокожий, гад!

Давай же! Ну!

Изнутри живот распарывает серп, брызжут куски льда. Эгорд спешно разламывает края раны, вываливается рука, серп в пальцах повисает безвольно, виден потускневший от желудочного сока шлем. Воин-маг запускает руки по плечи в теплую скользкую полость, мускулы взбухают, Эгорд тянет из мясного болота на пределе сил.

Вязь отпускает, вертикальный шторм отшвыривает Эгорда от дракона с телом в руках.

Тиморис без сознания.

— Очнись! — Эгорд трясет бывший драконий обед за плечи, обоих вращает, но Эгорду плевать, сосредоточен на Тиморисе, будто в комнате с камином, ковром и мягкими креслами. — Приходи в себя, Тиморис!

Хлещет друга по щекам. Тот весь в зеленоватой слизи, на лице и шее мелкие ожоги, то ли от кислоты желудка, то ли от огня.

Неужели опоздал?!

Ни пульса, ни дыхания…

— Здорово придумал, — беспечно говорит Милита, как оказалась рядом, не понять. — Что, этого болвана все-таки сожрали?

Внутри Эгорда пустота, нет сил даже убить эту назойливую мошку Милиту.

Тиморис, друг…

Нет…

— Не волнуйся, — ласково шепчет Милита на ухо безжизненному телу. — Сейчас скушаю, будешь как новенький. Тупить станешь меньше, что скажу — тут же сделаешь. Мясца только поубавится…

Тиморис глаза нараспашку, брыкается, серп свистит в месте, где Милита только что была.

— Я те щас поубавлю, дохлятина! — машет вслед кулаком.

— Ну ты и воняешь! — Милита кружит, хохочет. — Как из склепа.

— От покойницы слышу! — Тиморис осматривает себя, руки брезгливо разведены, словно пугало. — Ямор, сколько на мне дряни!

— Внутри гораздо больше, — заверяет Милита. — Особенно в голове и кишках.

— Знаешь по своему опыту? — скалится Тиморис.

Эгорд уже спокоен как океан, хотя только что хотел задать трепку обоим. Ветер глубин высушивает, охлаждает.