Лебедь(СИ

– Да вроде нет, так банк был, еще что-то. Может, это не он?

– Сдается мне, что он.

Я опять обнаружил таракана в углу коридора. Мадагаскарец лежал вверх лапками и отчаянно ими дрыгал. Моя бабушка нашла верный способ выкидывать их - она брала спицу от своего вязания и протыкала ею таракана насквозь. Потом смывала его в туалете. Я поискал что-нибудь острое. Нашел гнутую вилку в туалете. Проткнул таракана и утопил его в унитазе. Лешке рассказывать про тараканов не хотелось... Мало ли, как он отреагирует.

Мы работали до обеда, не покладая рук. Вымыли полы, вычистили туалет, убрали постели, вытерли везде пыль. Мусор выносили раза три. И еще два пакета бутылок. Долго думали, что с ними делать. Ведь их сдают за деньги, но Лешка сказал, что много на них не заработаешь. Вдруг к нам подошел худой мужичок и ласково спросил насчет бутылок. Мы с радостью отдали все бутылки в его дрожащие руки. Взамен он долго благодарил нас и желал здоровья.

Лешка сказал, что завтра мать Павлика тоже отпустят. Ее напугали, как могли. Но все это мало на них действует, то есть на тех, кто пьет, так что, скорее всего, все будет по-прежнему.

– Жаль, - сказал я, - особенно, Сереженьку.

Мне очень захотелось защитить его, оградить от всего этого кошмара, который может повториться в его жизни опять. Но как? Кто я ему? Да и сам я всего лишь тринадцатилетний мальчишка, то есть еще ребенок. Был бы я взрослым, я бы его усыновил.

– А что они есть будут, когда их из больницы привезут?
– спросил Леха.

– Не знаю. Ты готовить умеешь?

– Ну, так... Суп могу сварить. Яичницу.

– Слушай, а в холодильнике у них шаром покати, - сказал я, закрывая старый покосившийся "Саратов".

– Давай, в магазин сходим. У тебя как с финансами?

Мы стали рыться по карманам, вытаскивая свои запасы. Набралось немного.

– Можно купить пачку пельменей, хлеб, молоко. Я видел у них манку на полочке. Может, манную кашу сварим для Сережи?
– спросил я Лешку.

– Ну, пошли. Там посмотрим.

В магазине мы купили все, что планировали. Потом сварили пельмени и накрыли их крышкой.

– Ванька, ты кашу манную варил когда-нибудь?

– Нет. Но видел, как мама Машке варит. Ничего сложного.

– Ты уверен?

– Уверен, конечно. Ставь молоко. Как начнет закипать, надо всыпать манку и размешать.

Молоко у нас, конечно, чуть не убежало. Манки насыпали слишком много, и каша получилась густая. Оказалось, что у них нет сахара, и Лешка побежал в магазин снова.

Приехала скорая и привезла Павлика, его отца и мою бабушку в белом халате. Когда я видел бабушку в белом халате, то почему-то начинал ее немного бояться. Как бы подсознательно, еще с детства. Как будто это не моя бабушка, а доктор Айболит, только в юбке.

Серьезная бабушка сообщила, что Павлик полностью поправился, а вот отец его не совсем, но пневмонию они вылечили. Другая его болезнь оказалась неизлечимой.

Санитары занесли носилки и аккуратно переложили отца Павлика на кровать. Я ознакомил хозяев с меню. Вечером Павлику предстояло забрать Сережу из садика и накормить моей загустевшей манной кашей, к тому же несладкой.

– А вот и сахар прибыл, - объяснил я, когда в квартиру влетел Лешка с мешочком сахара.

Бабушка спросил, могут ли они с дедом иногда брать Сережу к нам в гости. Я был несказанно рад. Мы еще посидели немного и засобирались. Уходя, я чувствовал немой вопрос, витавший в воздухе: "А что с нашей мамой?". Но Лешка молчал. А мне не хотелось думать, что все опять превратится в тот же кошмар, который был здесь еще две недели назад.

Дед, который всегда был в курсе последних событий, подтвердил сообщение Лешки о том, что мой папа возглавил "Волгазнефть-Юг". Дед все уши прожужжал нам, что наш дядя Паша, а это официальный мамин адвокат и давнишний друг бабушки, - полный идиот. Он договорился, что при разводе нам отойдет коттедж и какие-то копейки, а нам могли бы светить миллионы. И все в таком духе. К концу вечера у бабушки был гипертонический криз. Мы с Машкой сидели в палаточном домике и читали "Федорино горе", а мама ушла к своей подружке.

Пасха

В субботу женское население квартиры пекло куличи и красило яйца. Машка была на седьмом небе от счастья. Она вообще любит возиться с тестом. И еще его есть. Хотя ей, конечно, никто не разрешает. Бабушка всегда рассказывает ей одну и ту же страшную историю про мальчика, который поел сырого теста и у него заболел живот. Случился заворот кишок, и он чуть не умер. А в больнице ему разрезали живот и потом делали много уколов. Машка делает вид, что верит, но все равно тесто ест.

Потом мама с бабушкой и Машей поехали в Казанский Собор святить яйца и куличи. Они всегда так делали. Раз в год. Я читал, что именно в этот день, в Великую Субботу, перед Христовым Воскресением в Иерусалиме в Храме Воскресения Господня в два часа дня по молитвам Патриарха Иерусалимской Православной Церкви зажигается благодатный огонь. На Гробе Господа будто из ничего сам по себе возникает... Это настоящее чудо. Этот огонь не жжет руки в первое время. От него все находящиеся в храме зажигают свечи. Когда я вырасту, я обязательно съезжу в этот храм на Пасху.

Вечером мы отпросились к Лешке поиграть в компьютер. А у Лешкиных родителей мы отпросились ко мне. На всю ночь. Но эту ночь мы планировали провести в церкви.

В церкви было многолюдно. Люди все были красиво одетые. Кругом горели свечи, и вкусно пахло. Мы тоже купили свечки и стали ждать начала Литургии.

Я осмотрелся. Бабушки в белых платочках заняли немногочисленные скамеечки. Впереди, ближе к алтарю стояли несколько мужчин и молодых женщин, тоже в светлых платках. Все остальное пространство занимали снующие туда-сюда тетеньки с корзинками, набитыми куличами и крашеными яйцами и молодежь, которая создавала основной шум.

Три старшеклассницы из нашей школы в модных джинсах громко спрашивали в церковной лавке, где можно взять платки. Лешка шепнул мне, что, оказывается, женщины и девушки должны быть в церкви с покрытой головой. Какая-то бабушка стала цыкать на них и выговаривать им за джинсы. Потом полупьяный парень пытался узнать, какому святому нужно молиться, чтобы не попасть в армию.

В этот момент пришел незнакомый священник, но не отец Николай. Он выглядел взволнованным и несколько раз то входил, то выходил из алтаря. Началась Литургия. Отца Николая так и не было, что меня несколько тревожило. Голоса в церковном хоре были очень нежными и хорошо подобранными. Они, словно сливались в какую-то небесную мелодию, непохожую на человеческий голос. Всю службу я молился Богу, чтобы отец вернулся к нам, и все стало как прежде.