Лебёдка аэронавта

— Кузина, — запротестовал Бенедикт. Это был, подумала Гвен, определённо жалкий протест, подпорченный ещё одним урчанием из его живота.

– - Уже бегу, мисс, -- сказал мистер Бич и повернулся к своей печи, где поджидала сковорода с маслом, и достал несколько сосисок из холодильного шкафа. Миссис Бич появилась из дальней части, усердно помешивая тесто, её седые волосы были подвязаны платком. Она бросила немного муки на доску и выложила на неё тесто, чтобы начать его месить быстрыми уверенными руками.

— И я не желаю слышать никаких возражений от тебя, Бенедикт. — сказала Гвен с саркастической улыбкой. — Вернее, от твоего желудка, по крайней мере час или два. По правде говоря, такое урчание и бурление не подобает Ланкастеру.

Бенедикт снова закатил глаза, но уголки его губ насмешливо приподнялись.

— К счастью для меня, я не настолько ограничен как ты, бедная, чистокровная Ланкастер, родство с Сореллинами расширяет мой интеллектуальный, эмоциональный и художественный кругозор.

— Что это? — спросила Гвен, приложив ладонь к уху и слегка повысив голос. — Уверена, что не расслышала тебя из-за урчания в животе. Звучало почти, как если бы ты ставил под сомнение полное и несомненное превосходство дома Ланкастеров.

Улыбка Бенедикта стала шире.

— Отправляйся играть со своими кристаллами и предоставь остальным заниматься реальной работой, а?

— Как не стыдно, сэр, — сказал мистер Бич, глядя на Бенедиикта из под кустистых бровей, поблескивая глазами от удовольствия, — говорить так о семье молодой мисс.

Гвен торжествующе улыбнулась Бенедикту.

— Вот видишь? У Ланкастров есть поддержка народа.

Бенедикт рассмеялся.

— Вы на ее стороне, только потому, что она платит.

— Молодой господин умен, — прокомментировала миссис Бич.

— Ага, умен, умен, — согласился старик, когда Гвен отсчитала щедрое количество монет ему в ладонь. Она показала язык Бенедикту и бодро сказала:

— Большое спасибо вам обоим.

Мужчина средних лет, похожий с виду на книжного червя, вошел в нишу, бормоча.

— ...просто не понимаю, как это будет работать.

Его одежда, хоть и добротная, была измята и в беспорядке, а его фиолетовый жилет казался ужасным оскорблением вкуса на фоне однотонной коричневой шерсти его пальто и брюк. Его волосы были каштановыми и чрезмерно отросшими, с проглядывающими седыми прядями, а его руки с длинными пальцами были ухоженными. Он писал в журнале ручкой, украшенной светящимся кристаллом, и в процессе бормотал себе под нос.

— Добрый день, мистер и миссис Бич, — сказал он, не поднимая головы. Он прикрылся рукой, зевая, и снова продолжил писать. — Двойную порцию фирменного и немного кофе, если можно. Крепкого и черного.

Ручка мелькала по странице, выводя строчку символов, которые Гвен не смогла опознать.

— Доброго дня, Эдди, — сказал мистер Бич с теплотой в голосе. — Снова всю ночь на ногах?

— Боюсь, это проклятие академического склада ума, — ответил мужчина. — Тысячи разнообразных способов обдумать все те же бесполезные вещи.

Он не прекращал писать, пока говорил и врезался в Гвен углом журнала.

— Ах, простите меня, сэр.

— Сэр? — переспросила Гвен начальственным тоном.

— Да? — спросил Эдди, размашисто заканчивая стоку и начиная следующую.

Гвен прочистила горло, довольно очевидно намекая, что ожидала прямого взгляда.

— Выкладывай, приятель, — сказал Эдди. — Если тебя что-то беспокоит, просто скажи об этом! У меня слишком мало времени, чтобы ходить вокруг да около!

Глаза Гвен сузились и приобрели стальной отблеск. Как смеет этот человек быть настолько неуважителен к леди? И уж в особенности, к леди Дома Ланкастер?

— Кузина, — быстро сказал Бенедикт, кладя руку ей на плечо.

Она стряхнула ее.

— Секундочку, кузен — сказала Гвен. — Передо мной стоит чудовищная дилемма.

— Но…

— Бенедикт, — проговорила Гвен своим добрейшим, сладчайшим голосом.

Бенедикт скривился и сделал маленький шаг назад.

Эдди, если его действительно так звали, все еще писал, практически полностью игнорируя ее. Непростительно!

— Мммм? — отсутствующе спросил он. — Дилемма?

Голос Гвен звучал холодно и четко.

— Ограничиться ли гневным выговором такому грубияну или принять это как оскорбление и потребовать сатисфакции, на которую у меня есть право.

Эдди несколько раз моргнул и только затем посмотрел на Гвен.

— Ну надо же. Серьезно? Требовать сатисфакции? — Веселье сквозило в его словах, будто он еле сдерживал смех. — Вы собираетесь вызвать меня на дуэль?

— Сначала я узнаю ваше имя, сэр, — отрезала Гвен.

— А оно имеет значение? — спросил Эдди.

— Конечно имеет, — сказала Гвен. — Я хочу знать, какой Дом настолько небрежен, что позволяет одному из своих людей разгуливать по хаблу Монинг, имея меньше такта, чем бог козе подарил.

— Козы на самом деле очень милые и уравновешенные существа, — спокойным тоном ответил Эдди, — и они редко нарываются на дуэли. И уж точно не после ночной смены.

 Он вздохнул.

— Мисс, разве важно мое имя?

— Что? — спросила Гвен.

— Мое имя, — сказал Эдди. — Не мне ли принадлежат мои деяния? Должно ли иметь значение, принадлежу я к низшему Дому или высшему? Я оскорбил бы вас сильнее, будучи обычным горожанином или одним из аристократов?