Лечить нельзя помиловать
Шрифт:
О, ещё как! Жаль, что снова не попала на верхний пролёт. Впрочем, раз справилась, но не дошла, значит, есть куда расти. Ха-ха, что же я буду уметь, когда дойду? Осталось просканировать биополе капитана целительским зрением и убедиться, что его неприятный недуг в прошлом. Здоровые органы не имеют цвета, только чуть-чуть приглушенно светятся ровным мягким светом.
Я победила. Я спра…
– Алевтина? – спустя несколько минут позвал капитан, поправляя беспорядочный локон за ушко. – Почему ты так на меня смотришь? Всё в порядке?
– С тобой – да, – во рту мгновенно пересохло от парализующего ужаса.
Вместо четкой картины биополя мага глаза увидели пустоту. Там, где
Глава 47
– Вылупляйся, птичка, и большая и маленькая, – сероватая скорлупа огромного яйца безмолвствовала.
Домик для феникса и раньше был нелегким, размером с человеческое предплечье, а ныне почти трещал по швам. Поль должен был вылупиться ещё ночью, чего я преданно ждала, запивая ожидание кофе. Вплоть до рассвета оставалось смиренно вздыхать под рассуждения, что природу торопить не следует. Но к полудню начал дергаться глаз.
– Слушай, ты, ощипанный петух гвардейского пошива, выходи, – не утерпела я, постучав по скорлупе. – Смотри, если не выйдешь, сожру тебя на завтрак. Я теперь безработно-голодающая гражданочка, мне простят.
Холеру мне в кишечник, а если с зародышем курсанта что-то приключилось? И не посмотришь теперь, рентгеном не просветишь. Остается лишь уповать на природную инкубацию огненных перевертышей. Но, Гиппократ их покарай, я же точно знаю, что балбес должен был вылупиться еще восемь часов назад!
В роддоме процесс затянувшегося вылупления стимулировали двумя способами: магией и тупым предметом. Первая придает птенчику энергию и силу, чтобы разбить стенки изнутри. Вторая – частично удовлетворяет разъяренную акушерку, несчастливым жребием обреченную стать нянькой переродившемуся оборотню. Да-да, кто в роковой момент не успел спрятаться от глаз новорожденного – тот и «мамочка» до конца недели.
– Настал твой час, подруга, – тяжелое кузнечное орудие радостно сверкнуло на солнце. – Много славных дел мы с тобой натворили, много неадекватных мимокрокодилов гоняли. А сколько воспоминаний, сколько приключений…
Крак!
Длинная кривая трещина молнией расчертила яйцо. Усыпив болтовней бдительность феникса, не успевшего откатиться на безопасное расстояние, я тихонько стукнула кувалдой. Как он из-под скорлупы всё слышал – загадка, но, будучи снова маленьким и безмозглым, проявил преступную беспечность. За что и поплатился, высунув недовольный клювик из образовавшейся дырочки.
И тут же полез творить кровавую вендетту.
– Ах ты ж початок гражданина! – клюнутый палец мгновенно опух и засочился кровью. – Ну я тебе сейчас задам, охамевшая бластула.
– Пи-пи-пи! – возмущенно пропищали из яйца, мощным ударом когтистой лапки доломав стенку. – Пи!
– Не запикивай меня, цензура запрещена. Ну, жив, цел, орёл? Не от слова «орать», идиёт, замолкни.
Раскричавшийся птенец продрал подслеповатые глаза и покрыл свою благодетельницу толстым слоем благого мата. Причудливо варьируя тембр писка, феникс расправил мокрые нежно-золотистые крылья и совершенно по-собачьи отряхнулся. Порядок, приятель, безусловные рефлексы на месте.
– Жрать хочешь, цыпа? – банка с дождевыми червями хранилась в маленьком холодильном шкафе для лекарств, ныне пустом. – Только не подавись от жадности, жар-птичье племя.
А то не откачаю. Бытие без магии оказалось не просто тяжелым, а катастрофичным. Лучше бы меня лишили руки или ноги, чем отрезать часть души. Магия, без преувеличения, есть душа мага, его крылья, кислород, живая вода.
Отчасти потерю дара можно сравнить с потерей зрения – остаешься жалким слепцом, калекой, слабаком, неспособным на привычные вещи.Поэтому я бесконечно рада, что дорога жизни лишила дара меня, а не Алеона.
Его Гвардейшество, стойко пережив всевозможные бунты, покушения, войны, интриги, предательство отца, половое бессилие и поруганную честь, внезапно споткнулся на мне. Осознав, что Алевтина Пономарёва перестала быть эрлой, капитан Клод невольно запустил пальцы в шевелюру и в молчаливом отчаянии дернул себя за волосы. За частично поседевшие и мёртвые волосы. Россыпь серебристых нитей, появившихся из ниоткуда, напугала меня больше пропавшей магии.
Наверное, все колдуны седеют рано.
– Слушать мою команду. Кру-угом! Гулять по столу строевым шагом… э-э-э, шагом марш! – надрессированный птенец мгновенно развернулся и, шатаясь, побрел к краю столешницы. Память прежней жизни тоже сохранилась, не пострадав от инфекции.
Поселившаяся внутри вен стужа обернулась ознобом и температурой, трепля разом обессиливший организм. Едучи на руках капитана в спальню, я старалась трястись поменьше, памятуя про закон сохранения энергии. Но получалось плохо. Руки-ноги захотели поиграть в желе, потеряв бессознательную опору на дар, и томно растекались по маркизу. Выглядело это жутко, я в отражении серебряных зеркал подглядела.
Первые сутки я, наверное, плакала. Но этот период остался в памяти жирным куриным бульоном, градусником и бережными поцелуями в пылающий лоб. Проваливаясь в забытье, мозг пытался воссоздать лестницу в небеса, упрямо бежал первые три-четыре ступеньки и вновь оказывался в черном нигде. Без ответа, номера для связи и адреса проживания богов, притворявшихся глухими и равнодушными к обычной смертной.
На второй день открыв глаза и не найдя рядом Алеона, я зарыдала. Весьма громко и отчетливо, надо сказать, переполошив всю прислугу. Бедная Лола! Сколько ей пришлось уговаривать меня не нервничать, обещая, что хозяин вот-вот вернется и порадует меня красивыми подарками. Что он вовсе меня не разлюбил и не бросил, просто отлучился, заботясь о моем же благе. Вернувшийся к вечеру эрл Клод застал свою невесту уже спокойной, накормленной и отпоенной пустырником. Заодно порадовал тем, что уладил проблемы с пациентами, столкнувшимися с закрытой дверью моего кабинета. А ещё с Кудряшкой и Женевьевой, потерявшими меня в круговороте событий.
– Пи-и-я-у-у! – истеричный завопил Поль, сверзившись со стола. – Пи-пи-пи!
– Курица – она и в Африке курица. Границ не видишь, что ли? – отряхнув взъерошенную сердитую пташку, я водрузила её обратно на стол. – Тренируй строевую подготовку, боец.
Но рыдала я с умом, а не без причины. Вернее всего пугала вероятность, что эрл Клод, как всякий мужчина, столкнувшийся с безнадежным увечьем любимой женщины, ринется деструктивно топтать врага. Победить потерю дара он не в силах, поэтому кипящая в крови ярость обрушится на того, кого мой любимый маркиз объявил кровным врагом. А это… чревато бедой.
Оказывается, пока я могла вытянуть Алеона с того света – любая проблема была несущественной мелочью. Но осознание этой простой истины пришло лишь сейчас.
– Как думаешь, он меня не бросит? – подперев голову рукой, я незряче уставилась на феникса.
– Цвик-ки, – категорично опроверг цыпленок, помогая себе крыльями развернуться у края стола.
– Но теперь он может жениться на одаренной и претендовать на титул маркиза.
– Пи-пик, – явно сомневаясь в моих умственных способностях, нелицеприятно выдал Поль, тряся голым хвостом. Пять минут от роду, а туда же. – Пик-пик!