Лед Апокалипсиса 3

— Будет ещё оружие или только пистолет?

— Само собой, вот тебе второй магазин, сейчас подберу тебе тесак.

Личный шкафчик у меня был большим и там покоились мои многочисленные трофеи.

— Хочешь абордажную саблю? Широкая такая. Самодельная херня, зато с ножнами и вполне серьёзная.

— Да, но мне бы ещё и нож.

— Вот тебе тесак, тоже самопальный.

Кроме того, я выдал ему термобельё и несколько запасных комплектов носков. Сам я был уже одет и снаряжён. С нетерпением дождался чтобы он, орудуя неловкими пальцами — оделся.

Не говоря ни слова, мы пошли к выходному шлюзу.

Постовой недовольно зыркнул на заключённого, но я подал ему завизированный Иванычем (нашим комендантом) приказ о том, что заключённый Бакшеев передаётся в подчинение мне. Приказом я запасся раньше, чем поговорил с заспанным Киппом.

Постовой заскрипел химическим карандашом, записывая в журнал.

Мой особый статус давал мне право никому о том, куда меня несёт нелёгкая, не говорить и не пояснять. И в графе «куда» боец ничего не писал, потому что у Странника «вольный поиск».

Ну, в данном случае не поиск, а куда хуже.

Мы прошли шлюзом и нырнули в туннель к гаражу.

— Трактор? — скупо спросил Кипп.

— С чего ты так решил?

— Ну, болтают про тебя. Небылицы, конечно, но уж насчёт трактора-то не ошибаются?

— Ошибаются. Вернее, у него двигатель на капиталке. Короче, другой у меня конь.

Я подвёл его к странной конструкции. Когда-то это было хорошим импортным грейдером.

Таким агрегатом, у которого сзади четыре колеса, двигатель и кабина, а впереди длинная опорная балка (в середине должен был висеть наклонный бульдозерный нож), с двумя колёсами.

Все шесть колёс ведущие и конечно же Иваныч подверг мой аппарат серьёзным изменениям. Все колеса стали двойными/спаренными и намного больше, чем это предусмотрено изготовителем, двигательный отсек объединён с кабиной большим самодельным температурным кожухом. Так двигатель постоянно грел кабину. Большая часть навесного оборудование и утяжелителей снято, кроме переднего и среднего «ножа», который заменён на облегчённую дюралюминиевую лыжу, за счёт чего машина в какой-то момент стала легче, минус две с половиной тонны. Но потом под кожух помещён аккумулятор от тепловоза — плюс тонна сто.

На носу остался штатный конусный нож, который раздвигал снег и лёд, отбрасывая их по обе стороны. Вопросы выживания во многом это — вопрос технологий.

До заводки надо было включить турбо нагрев от внешнего аккумулятора, который при помощи двух воздушных насосов и контура согревал двигательный отсек, а только спустя двадцать минут заводить. В данном случае машина была уже готова, а увеличенный бак заправлен с запасом хода в четыреста километров.

Поверх отсека двигателя в специальных пазах установлен квадроцикл, упакованный сверху в жёсткий пластиковый чехол. По иронии судьбы это был тот самый квадроцикл, на котором я когда-то удирал от остатков гопников Судьи Оксаны, очень давно, миллион лет назад.

Квадрик ещё и получал тепло от двигателя, так что в любой момент был готов к эксплуатации.

Я притормозил перед посадкой, чтобы принять таблетки. От них меня тошнило и покалывало в районе печени, а может просто казалось. Но я не валился с ног, не терял сознание, а это важно.

— Кипп, открой ворота, пожалуйста.

Я сел в кабину, завёл двигатель, проверил показатели и тронулся вперёд.

Управлять грейдером — по-своему весело. Ощущение, что ты с кабиной висишь в воздухе, а перед тобой опорная балка, на ней два колеса, которые находятся в отдалении, как глаза у краба, торчат в стороны. И когда ты поворачиваешь, то поворачивают именно эти «передние» колеса.

Я плавно выгнал технику из гаража, для чего провёл её через стену из висящих полосок брезента, призванных хотя бы немного отделить пространство гаража от улицы, когда ворота открыты. Брезент безбожно задубел и трещал при движении.

На улице была ночь. Но такая ночь, серьёзная, дымная, глухая. Мороз, согласно данным датчика — минус тридцать восемь и при таком морозе влага из снегов, а мир сейчас состоял в основном из снега, уходила и превращалась в дымку, из-за которой не было видно дальше сотни метров, не было видно небес и было особенно темно. Кроме того, звук тонул в этой морозной дымке и колючих снегах.

Кипп, который совсем недавно спал и видел свои Кипповские сны, скользнул в тепло кабины и уселся во второе, самодельное кресло. Теоретически кабина, на условиях тесноты, могла вместить троих, но была оборудована на двоих.

Однако, нас всё же было трое, потому что я установил в держатель планшет с включённым Климентием.

— Здравствуйте, Антоний, — поприветствовал меня «железный мозг».

— И тебе не хворать. Как там наша база?

— В рабочем состоянии.

— Интересный ответ. Ладно, врубай навигацию, и пока что я от тебя отстаю.

Климентий не удостоил меня ответом, но включил достаточно своеобразный навигатор с массой отметок и слоёв, собственное детище, которое он мог заменить на стандартный яндекс, но с адекватным геопозиционированием.

От парацетамола меня слегка знобило, но я даже на секунду не допускал мысли «дать порулить» Киппу.

Наш «ледокол Вайгач», а именно так бывший грейдер был вписан в реестр колонии, отважно пробил собой пару сугробов и степенно прошествовал мимо охранного поста периметра, двигаясь на юг, чтобы повернуть на северо-запад.

Тьма окружала город, о существовании которого античный прокуратор Иудеи заведомо не знал. Надо сказать, что согласно данным спутниковой группировки, которые черпал Климентий, древний город Иерусалим, то есть — ненавидимый прокуратором город, временно перестал был обитаем, тоже накрыт тьмой и шестиметровым ледяным панцирем.

Как и большинство городов южнее средней полосы, человечество теплых регионов планеты оказалось к ледниковому периоду не готово и в течение нескольких месяцев стремительно замёрзло. Выживали общины в тех местах, где случались зимы и была инфраструктура для морозов. И чем сильнее была привычка к морозам, тем легче оказалось выживать.

Отъехав от нашей колонии на пару километров, я повернул на северо-северо-восток, к промежуточной цели путешествия.

Путь неблизкий, но знакомый.

Тьма окружала всё вокруг, а я врубил неоновое освещение, причём стал с ним экспериментировать. С премиальных автомобилей мы, то есть сталкеры, снимали оптику, LED-лампы, разные варианты галогена и даже лазерные фары. Что бы сие ни значило. Ледокол был оборудовал семью контурами освещения, включая ультрафиолет.

Всё это выводилось на пульт. У грейдера, изготовленного до Катаклизма, система управления и так была, как у самолёта. Сейчас большая часть систем управления ножами и навесами была не нужна, зато добавились три датчика температуры (показывали уже минус тридцать девять), два датчика ветра, датчики уровня топлива на основном и двух запасных баках, показатель качества сигнала на дублированных мобильниках, простая съёмная рация, четыре камеры и собственный бортовой компьютер.