Лед Апокалипсиса 3

— И что в этом плане?

— Переговоры, — сказав это, я умолк, чтобы сберечь силы.

Где-то впереди горизонт стал чуточку светлее. Наш колёсный ледокол двигался, оставляя отчетливый след и наличие это следа, как и «соты», тоже часть моего слегка недоброго плана.

— Возможен прямой радиоконтакт посредством рации грейдера. Мне совершить радиоигру? — оживился Климентий в планшете.

— Да, Климентий, жги, но выведи на планшет переговоры, хочу послушать.

Планшет ожил.

Первый голос, брутальный и на мой взгляд легко узнаваемый, потому что это был голос, мать его, Сергея Чонишвили, известного, например, по сериалу из девяностых «Петербургские тайны», актёра. И этот чертовски красивый голос, мастерски смоделированный Климентием, говорил от имени лагеря выживших со странным названием «отряд сто двенадцать».

— Барс, это отряд сто двенадцать. Это Игорь Игоревич, директор.

— Здарова, Игорюня. Чё такое? — ответил грубоватый и отталкивающий мужской голос.

Мы слушали, затаив дыхание. Ну, то есть я знал, что Климентий ведёт радиоигру с Ордой уже больше десяти дней, но одно дело знать, а другое слышать разговор двоих, не первый, надо сказать, разговор.

— Я послал к вам своего человека на переговоры.

— Игорёк, ты уже предупреждал об этом, как это, как его… загодя. О, слово какое. Короче, давай по существу. Ну послал и чё?

— Барс, ему осталось где-то полчаса до вас. Вы там предупредите посты, чтобы мой человек мог спокойно проехать.

— Посты, ха… От кого нам ставить посты, Игоревич? Зацени, все ссут нас. Да чё там, ты тоже нас ссышь.

— У меня есть двое выживших, — красивым и уверенным голосом вещал ненастоящий актёр Чонишвили, и то, что собеседник его не узнавал, было своего рода злой иронией со стороны Климентия, — которые дали красочное описание того, что вы сделали в Болдино.

— Ты не суети. На то там были причины! Вышла заруба, то есть этот, как его, конфликт! Там нет нашей вины… — сказал один из тех, кто вырезал всё, буквально всё (как убеждал меня Климентий и у меня не было причин ему не верить) население выживших села Болдино.

— Барс, я тебе не судья, — веско возразил голос номер один, наш голос. — Смысл в том, что у меня есть реальная причина с тобой договориться.

— Да мы вообще всегда за мирный диалог, ты чё?

— Вот мой человек и подъедет к вам. Куда ему ехать, где тебя искать?

— С какой стороны он припрёт?

— Наша база для вас, получается, с юго-запада. Мы же можем друг другу доверять? — вещал голос Чоношвили.

— Конечно, пацанский базар! Ну, мы с той стороны вышлем сопровождение. А если они промахнутся, то… Там есть три больших здания, незанесённых, не спутают. Пусть подруливают и скажут охране. Я предупредю… предупрежу. Короче, я им скажу. Через сколько он будет?

— Полчаса, я же говорил.

— Лады. Пусть скажет, что от тебя. Хотя о чём я, у нас тут не бывает гостей. А чё он у тебя в такую рань?

— Мы ответственно подходим к нашей ситуации.

— Ну молодцы, молодцы. Попробуем добазариться.

Длинный писк означал, что переговоры закончены.

— Переговоры записаны и переданы на основной сервер, — сообщил нам Климентий обычным своим голосом. По лицу Киппа было видна работа мысли и осознание того, что вообще-то Климентий способен общаться как человек, ещё и мастерски модулируя голос.

— Климентий, а ты любой голос можешь повторить? — обратился Кипп к планшету.

— Нет, не любой, — ответил ему планшет голосом самого Киппа.

Штрафник чертыхнулся.

— Клим Ворошилов, сколько нам до точки? — задал я практический вопрос.

— Три с половиной километра.

— Может стоит уже оставить белый модуль?

— Да, пожалуй, что расстояния будет достаточно.

Я плавно остановил грейдер. Руки трясутся, а лицо покрывает пот. Но это вирус, болезнь… мать её.

Открыв дверь, я неловко выбрался на улицу. Под утро ветер утих, а снег крупными кристаллами хрустел под ногами.

Снег, который стал настолько привычен. Снег, для которого у эскимосов была дюжина слов и все разные. Как я вас понимаю, товарищи эскимосы.

Я откинул кожух. Мог позвать Киппа, но стиснув зубы, делал всё сам.

Под кожухом грузовой отсек, в котором массивный, на пятнадцать килограмм, свёрток в белой ткани и пластике, заклеенный белым же скотчем.

Я поднял его плавно и так же аккуратно положил на снег, в десяти шагах от трассы, которую оставлял мой грейдер. Потом тронул наушник гарнитуры в ухе. Само собой, там у меня тоже был Климентий, клонированный на мой айфон.

— Есть связь, аппаратура работает?

— Да, Антоний, всё штатно.

— Теперь большая часть работы на тебе. Если что, поступай так, как умеешь.

Климентий не ответил. Иногда его молчание было более красноречивым, чем глупые слова.

Забираться в кабину я не спешил, смотрел и смотрел в горизонт. Светало и белое небо сливалось с белой же землёй.

Хлопнула дверь, ко мне подошёл Кипп.

— Начинается утро, товарищ Кипп.

— Что за философия? И что делать мне?

— Тебе? Рюкзак нести, конечно. Да, если возникнет шухер, то есть, критическая ситуация, плавно опускай его на пол.

— Рюкзак? Он важен?

— О да. Знаешь, даже лучше сразу опускай и сиди рядом. Да, пистолет сними с предохранителя. Мало ли как дипломатия попрёт.

— О чём мы будем договариваться?

— Не обижайся, Кипп, но ты просто помалкивай, лицо в виде стройматериала… Ты же понимаешь, что мы общаемся со злом, с теми, кто собирается убить нас всех. И нам почти нечего ему… им — предложить. Ну, кое-что есть, вполне эквивалентное нашим жизням. Ладно, чего мёрзнуть, перед смертью не надышишься.

Мы вернулись в грейдер, и покатились. Я забрал вправо, объезжая посёлок, полностью закатанный в снег и лёд, так, чтобы обойти тех, кто нас встречал. Ну не хотелось мне с ними встречаться.

Пока ехали, незаметно для Киппа достал из аптечки термометр и измерил температуру — почти тридцать восемь, так что пришлось принять ещё пару таблеток, рекомендованным самым безбожным из медиков, Климентием.

Некто Барс был прав. Три строения — заводские металлические цеха, пузатые и кубические, были не занесены и видны издалека и нам удалось добраться до них, что называется, незамеченными. Фактически это означало что будь вместо меня отряд спецназа с большим количеством патронов, можно было бы начать крошить Орду прямо сейчас.