Лед
Шрифт:
Собаки, тянули упряжки уверенно, но слишком быстро уставали: снег был рыхлый, местами глубокий, приходилось тормозить, чтобы они не надорвались. Мы двигались короткими переходами: двадцать минут в пути — и остановка. Каждый раз на привале двое быстро складывали из снега пирамиду в человеческий рост, втыкали сверху длинный шест с флажком. Так мы оставляли за собой цепочку меток — единственную нить, способную вывести нас обратно.
Свет керосиновых ламп, как я и предполагал, был бесполезен: пламя то и дело тухло от порывов ветра, даже несмотря на защитное стекло, а если и горело, то освещало лишь снежный вихрь прямо перед лицом. Ориентироваться приходилось почти на ощупь — по компасу, по направлению ветра и редким разрывам в облаках, когда в небе показывались
— Тормози! — закричал Паншин, и я увидел перед его нартами торос — нагромождение ледяных глыб, метра в три высотой. Пришлось всем вместе выпрягать собак, подтаскивать их в сторону и перетаскивать нагруженные сани через ледяные валуны. Дышали хрипло, пар клубами падал на мех и замерзал инеем. Наши бороды быстро превратились в сосульки.
Через три часа пути я понял — усталость и лютый холод начинают бить по людям. Руки сводило от мороза, дыхание стало тяжёлым, собаки покрылись ледяными панцирями, от тающего и тут же снова замерзающего на шерсти снега. Я поднял руку, останавливая изможденных спасателей.
— Привал! Осматриваемся и ставим палатку! — крикнул я. — Греемся полчаса, пьем чай и снова выходим. Нужно осмотреть собак и очистить их ото льда!
Преодолевая порывы ветра, мы быстро вбили колья в лёд, натянули брезент, и в небольшой палатке зажгли примус. Котёл быстро наполнили снегом, и в воздухе появился долгожданный запах пара и горячей воды. Пока топилась и кипятилась вода, мы занялись измученными псами. Еще через десять минут мы уже сидели в гремящем от метели и мороза хлипком укрытии и жадно пили кипяток с сухарями.
Сидя в палатке, я смотрел на усталые лица своих товарищей и думал: если нам уже так тяжело здесь, когда мы только вышли, то что же ждёт впереди?
Мы сидели плечом к плечу, слушая, как порывы ветра бьют по брезенту и стонут в растяжках палатки. Котёл тихо булькал, и каждая кружка кипятка казалась подарком, за который можно было бы душу продать.
Паншин молчал, хмуро уставившись в огонёк примуса. От его былого энтузиазма ни осталось и следа. Тупун аккуратно резал на полосы заледенелый кусок тюленей шкуры, распуская его на тонкие ремни и шепча что-то на своём языке. Может молитвы, а может и проклятия в мой адрес. Ричард по привычке делал записи в походный блокнот простым карандашом.
— Долго мы так не протянем, — наконец сказал Паншин, не поднимая глаз. — Если место катастрофы дальше, чем мы думаем, то сами превратимся в такие же обледенелые трупы, как они. И я с трудом могу определить направление движения Иссидор, от меня почти никакого толку нет. Если бы не компас, мы бы наверняка ходили кругами…
— Знаю, — ответил я спокойно. — Я тебя об этом предупреждал Игорь. И тем не менее у нас нет выбора. Мы должны идти дальше.
Снаружи ударил особенно сильный порыв, палатка прогнулась и едва не легла на нас. Я сжал кулаки. Идем мы дальше или нет, не обсуждается, оставалось лишь решить: ждать ли, пока метель хоть немного стихнет, или двигаться вперёд, рискуя всем.
Глава 20
Наше возвращение на зимовье в Китовую бухту превратилось в гонку на перегонки со смертью. Семь дней адского похода по льдам на лютом морозе и почти в кромешной темноте не дали положительного результата, выживших мы так, и не нашли. Зато нашли горы трупов, брошенного имущества и снаряжения. Из более чем трех сотен членов экипажа и пассажиров «Полярной звезды», мы нашли двадцать семь тел, и ни одно из них не принадлежало цесаревичу или великому князю.
Что бы я не говорил, и как бы скептически не относился, но все находки в этом походе мы сделали только благодаря собакам. Если бы не они, мы прошли бы мимо большинства тел и предметов, которые лежали на льду. Идти по следу собаки не могли, однако легко чуяли незнакомый запах, едва оказывались рядом. Они поворачивали в ту сторону морды, лаяли, тяжело вдыхали воздух, и мы незамедлительно реагировали.
Первое тело мы нашли почти сразу, на второй день похода — неподалёку от места нашей ночёвки, среди обгоревших
ящиков. Очевидно тут разбивали лагерь выжившие, и ящики использовали в качестве топлива, чтобы согреться. Мороз давно сделал своё дело: матрос лежал в странной, неестественной позе, словно хотел схватиться за обломок мачты, но застыл в этом движении навеки. Снег уже почти укрыл его, и только синяя, заиндевелая форменка выглядывала из сугроба. Очевидно спутники погибшего парня сняли с него всю теплую одежду после его гибели. Надеюсь, что после гибели… Мы молча откинули капюшоны, и лишь тяжёлое дыхание да завывание ветра сопровождало короткую молитву.Дальше находки становились всё тяжелее. Тут — перевёрнутые самодельные нарты, разбросанные продукты, порванный тент. Чуть дальше — выброшенный на лёд мешок с углем, пробитая бочка, в которой когда-то очевидно был керосин. В одном месте мы наткнулись на связку инструментов — топор, лопаты, кирка. Казалось, люди бросали всё, что мешало идти быстрее.
Самое страшное было, когда мы вышли на небольшое возвышение, а точнее на заметенный снегом торос, где снег был усыпан мелкими предметами — пуговицами, обрывками ткани, медными гильзами. Здесь лежали ещё двое. Один застыл на спине, широко раскрытыми глазами глядя в пустое небо, в его руке была винтовка с открытым затвором, другой, словно пытаясь доползти до товарища, протянул руку вперёд. Мертвецы были поразительно похожи друг на друга, очевидно они были родными братьями. Они шли к спасению вместе, вместе и погибли, отчаянно пытаясь подать сигнал о помощи выстрелами в воздух. Мы накрыли их шинелями, чтобы хоть немного скрыть обезображенные лица.
Мы шли дальше, и каждый найденный предмет — кружка, выцветший носовой платок, разорванная книга, заиндевелый ремень — говорил громче любых слов о том, в каком отчаянии находились эти люди. Было чувство, что мы идём по дороге смерти, где каждый шаг — чья-то последняя надежда, оставленная в снегу.
Чем дальше мы уходили от берега, тем сильнее сжималось сердце. На краю затянутой молодым льдом полыньи, мы наткнулись на тело в роскошном, но изорванном меховом тулупе. Лицо было искажено — не столько смертью, сколько мукой последних часов. Этот офицер не стал дожидаться своей кончины, он сам застрелился. Рядом валялся револьвер, а чуть дальше — серебряная фляга. По золотым пуговицам и шитью мы поняли, что это один из княжеских приближённых. Паншин долго стоял над ним молча, стиснув зубы, и лишь потом коротко сказал:
— Они были совсем близко к берегу… но не дотянули.
Чуть дальше дорогу преградили обломки очередных саней. Под ними, словно пытаясь использовать их в качестве укрытия, лежал молодой человек в дорогой шинели. На груди — крест с бриллиантами, рядом — раздавленный бинокль. По повязке на рукаве и печатке на пальце мы сразу узнали: это был один из офицеров личной охраны цесаревича.
И тут, будто подтверждая наши догадки, почти у меня под ногами блеснуло во тьме золото. Я наклонился — и поднял тяжёлый медальон с гербом Романовых. К нему была прикреплена оборванная цепочка. Снег вокруг был взрыт, словно здесь боролись за жизнь до самого конца. Я тут же приказал обыскать прилегающую местность и вскоре мы нашли вмерзшие в лед полыньи вторые сани. Очевидно кто-то здесь провалился под лед и не смог выбраться. Подтверждая мои догадки, Ричард вдруг вскрикнул и отшатнулся от находки, я подошел ближе, и тоже замер оцепенев от ужаса. За сани мертвой хваткой держалась рука, торчащая прямо изо льда! Человек остался под водой, но он до конца боролся за свою жизнь.
— Это же не может быть он?! — Паншин, не отрывая взгляд от страшной находки дернул меня за рукав.
— На рукав шинели посмотри — Я ткнул кнутом каюра в видневшийся изо льда предмет гардероба — Шинель морская, пуговицы простые, так что это не наш клиент. Хотя судя по всему тут шли офицеры из ближнего круга или сами Романовы. Если они провалились под лед, нам их никогда не найти.
Я немного постоял неподвижно, словно камень, обдумывая сложившуюся ситуацию, выхода не было, нужно было продолжать поиск.