Леди любят артефакты
Шрифт:
Это не было похоже на отповедь или упрек за то, что я влезла в чужие дела. С другой стороны, Блэквуд явно не спешил рассыпаться в благодарностях. А значит, пытается намекнуть, что в замке от него ничего нельзя утаить. Только уточнение про деньги меня смутило: как-то до этого дня хозяин Золотых холмов не ассоциировался у меня с прижимистым сребролюбцем. Но прежде чем я нашлась с ответом, он продолжил:
— Кстати, о деньгах. Жалование, как и указано в контракте, на вашем личном банковском счету. Однако мне хотелось бы дополнительно поощрить вас небольшим вознаграждением за участие в хозяйственных делах замка.
Я почувствовала смущение за свои поспешные
— Это очень щедро с вашей стороны, но не думаю, что мне стоит его принимать.
— Какой внезапный и, вместе с тем, очаровательный приступ скромности, — добродушно отреагировал Блэквуд.
— Дело не в этом, — я попыталась объяснить, но не могла найти нужных слов. Это не глупая гордость. Просто ожидать оплаты за услугу, о которой тебя не просили, казалось неправильным. И я постаралась донести эту мысль до хозяина: — Мне жаль, если со стороны все выглядит так, будто у вас передо мной какие-то обязательства. Когда я бралась за артефакт, то не рассчитывала на награду, а делала это исключительно из любопытства и ради собственного удовольствия. Брать деньги в такой ситуации мне очень неловко.
— Бросьте! — отрезал Блэквуд. — Любой труд должен быть оплачен. Тем более, артефактора. Будь вы мужчиной, мисс Лавлейс, содрали бы с меня три шкуры. Порой мне кажется, что женщинам специально внушили ложное смущение, чтобы меньше платить.
Я была поражена его откровенностью. Никогда прежде, мне не доводилось слышать, чтобы мужчина высказывал нечто подобное. И, хотя это можно было бы расценить, как очередную насмешку, до меня вдруг дошло: а ведь он, похоже, действительно так думает. Быть может, даже сопереживает женщинам и не считает их глупыми и недостойными. Неужели то, что я принимала за нападки, было попыткой говорить со мной на равных?
— Вы возьмете деньги, и это не обсуждается, — продолжал Блэквуд. — Но поскольку, слава небесам, вы не мужчина, у меня есть маленькое условие.
— Какое?
— Потратьте их с удовольствием! Купите что-нибудь лично для себя, что-то красивое с рюшами, вышивкой и бантами…
— Платье? — уточнила я.
— Или еще одну шляпку. С огромными полями, чтобы не оставить соседям ни единого шанса вас рассмотреть, — пошутил Блэквуд.
Я почувствовала, как начинаю краснеть. Согласна, нарядов у меня не так много. Но предложение Блэквуда выглядело до того бестактным, что я не сдержалась:
— Позвольте, вы считаете, что с моим гардеробом что-то не так? — как я ни старалась придать своему тону холодную вежливость, мой голос звучал, точно у обиженной девочки.
— Все так, — поспешил успокоить меня Блэквуд, подняв ладонь в примирительном жесте. — Просто вы выглядите очень серьезно для своего возраста.
— Что вы имеете в виду?! Мне, между прочим, двадцать два года, и я довольно взрослая, чтобы распоряжаться премией, которую, по вашим же словам, честно заслужила.
Несмотря на то, что голос мой слегка дрожал от волнения, сказанное, как мне показалось, прозвучало достаточно весомо и убедительно.
— Нужно быть сущим безумцем, чтобы решиться оспорить это утверждение, — серьезным тоном согласился Блэквуд, хотя на губах его играла полуулыбка. — Если счастливой вас сделает новое собрание сочинений на ноттовее в десяти томах, то я лично погружу их в фаэтон.
Я была смущена. Видимо, после той сцены в комнате Бетти, где я распиналась о великолепии ноттовея, лорд Блэквуд считает меня законченным синим чулком! Впрочем, если рассудить здраво, то это и есть самое подходящее отношение к гувернантке своей дочери. А я, и правда, не из тех, кто думает о всяких глупостях и воображает себя героиней дамского романа.
— Счастливая женщина — счастливый ребенок, — тем
временем продолжал Блэквуд. — Уверен, это утверждение вам знакомо. Признаюсь, я было отчаялся увидеть Беатрис улыбающейся. Но с вашим появлением многое изменилось. И поэтому я надеюсь, что ваше довольство жизнью в какой-то мере передастся и моей дочери. По крайней мере, с рассудительностью это, похоже, сработало.Я улыбнулась. Было приятно слышать, что хозяин, несмотря на показную суровость и безразличие, беспокоится о душевном состоянии Бетти. И в тоже время, стало немного стыдно. Он, конечно, часто проявляет полнейшую бесчувственность. Вспомнить хотя бы историю с той ужасной книгой, которую он привез девочке в подарок. И все же, мне не стоило заранее делать вывод, что лорд Блэквуд не любит свою дочь. Лучше попытаться понять, к чему эти демонстрации строгости? Ведь именно к Бетти он нетерпим больше, чем к кому бы то ни было в замке. Такая вот загадочная отцовская любовь...
— И? Признайтесь, я угадал. Счастливой вас делают книги?
— Книги? Безусловно, — не стала отрицать я. Блэквуд поглядел на меня, и что-то в его взгляде подстегнуло к еще большей откровенности: — Но если быть честной до конца, то счастливой меня делают личные сбережения.
— Любопытно…
— Я имела в виду, что финансовая независимость дает определенную свободу выбора, — поспешила объяснить собственные слова. — Неловко признаваться, но перспектива всю жизнь работать гувернанткой не кажется мне особо заманчивой.
— Ах, вы об этом, — улыбнулся Блэквуд. — Согласен, сделать накопления и обеспечить тем самым себе хорошее приданое, чтобы удачно выйти замуж, — отличное решение.
— О, нет! Вы совсем не так меня поняли.
— А с вами, похоже, никогда не бывает просто, мисс Лавлейс, — беззлобно заметил он. — Ладно, попробуйте меня удивить.
— Во-первых, моя страсть не ноттовей. Вернее, не только он.
— Говорил же, вы полны сюрпризов.
— Во-вторых, я мечтаю о собственной мастерской, где могла бы делать для простых людей артефакты. Большинство из них сейчас слишком дороги и доступны только магам. К примеру, у меня есть разработки лечебных артефактов для тех, у кого даже капельки дара нет. Хотя, конечно, это всего лишь наброски. Плюс, кажется, я знаю, как удешевить производство некоторых…
— Похвально, — перебил Блэквуд, давая понять, что уловил направление мысли. В его голосе чувствовалась смесь досады и легкого раздражения. — Наверное, есть женщины, которых подобные занятия делают по-настоящему счастливыми, но я, похоже, староват, чтобы принять это…
Не такой ответ я ожидала услышать. Странно, почему он так внезапно перешел к осуждению, да и к тому же, абсолютно ханжескому и лживому? Его собственная жена была чудесным артефактором и создала множество прекрасных вещей. Ее комната, лаборатория и даже лампадки из беличьих черепков по всему замку не это ли свидетельство того, что лорд был не против такого необычного для женщины увлечения? И об этом, похоже, знала вся округа. Зачем он сейчас пытается казаться кем-то другим? У меня чесался язык спросить о леди Блэквуд, но я понимала, что не стоит этого делать: любой откровенности есть предел. И доброму настрою хозяина тоже.
— Послушайте, мисс Лавлейс, — вздохнул лорд Блэквуд, — не мне указывать вам, о чем мечтать. И меньше всего я хочу, чтобы следующее заявление было воспринято в этом ключе, — было заметно, что он старается подбирать слова, желая быть услышанным. — Для меня очень важно, чтобы Беатрис понимала ценность семьи. И в этом вопросе, я вынужден просить вас придерживаться моих взглядов, а не доносить свои убеждения.
— С моей стороны это может прозвучать довольно самонадеянно, однако уверена, Бетти не станет пренебрегать семьей.