Ледобой. Зов

— На запретную половину не утопал бы, — бросил вслед кто-то.

— Не должен, — Грядка проводил собрата тревожным взглядом. — Он так топает, что его услышат за перестрел. Ничего, к завтрему протрезвеет.

Расселись по местам. Зажурчала по чарам брага, Чубак глядел кругом испуганным волком, купцы постарше посмеивались в бороды. Ничего, впредь наука будет.

— Ладья твоя? — сурово спросил Дваждык, перемалывая на зубах куропатку. — Молод больно для своей.

— Дядькина, — буркнул молодой купец. — Третий круг иду.

— А-а-а, дядькина, — с пониманием закивали. — Дядька, поди, зверь битый?

— Битый, — кивнул Чубак. — Трижды от оттниров отбивался.

— Подсядь к нему однажды, да попроси, чтобы растолковал, что следует на языке вертеть, а что лучше глотать.

Молодой купец оживал на глазах, взгляд заискрил, на губах заплясала улыбка. Отошёл, отдышался.

— Пока до дядьки доберусь, дел наворочу. Может, сейчас?

Бывалые переглянулись, еле заметно друг другу кивнули.

— Времена меняются, — поглядывая на дверь, начал осторожно Грядка. — Купец нынче поднимается.

— И значимость нашего брата растёт! — Дваждык назидательно поиграл пальцем.

— Растёт, — согласился седой. — А равно со значимостью должно возвыситься и слово купца. И надлежит князю прислушиваться к золотому купечеству.

— Потому как, наш брат границы раздвигает, а не скукоживает, утыкая тут и там заставы.

— Но ведь рубежи…

Чубак не закончил: Раздай, сидевший справа, протянул широкую ладонь и прикрыл молодцу рот.

— Конечно, конечно, — и шепнул, кривя рот налево, — только те межи купцу помеха.

Грядка кивнул. Дваждык молча моргнул, остальные тоже беззвучно согласились.

— Межи нужны только князю, — хихикнул слева Грызка. — Держись бояр, если что.

— Что, если что?

Грызка многозначительно покрутил рукой.

— Ну… мор, туда-сюда.

— Горшок с мясом кто умыкнул, проглоты? — Тычок вырос на пороге и окинул едальную грозным взглядом. — И ладно бы готово было, так ведь сырое стащили. С ног сбился, найти не могу. Где?

Купцы недоуменно переглянулись. Какое мясо? Какой горшок?

— Ты, дед, конечно, вглубь на сажень видишь, досматриваешь так, что не был бы купцом, отошёл в сторонку и любовался бы. Но какое, к Злобогу мясо?

— То самое, которое вы утром должны были лопать!

— Поставил в ледник, да забыл.

— Собаки стащили!

— Чайки налетели, да расхватали.

— Ага, коровка ожила, собралась обратно воедино и утопала, — старик пальцами показал «утопала» и смешно закатил глазки. — Сколько я вашего брата на дуростях переловил… И в мачтах товар прятали, и под водой на бортах, но чтобы с мясом начали хитрить…

Всё было ожидаемо, как одуванчики на лугу весной: и возмущённый гул купцов, и уверения, что таких честных продаванов Скалистый ещё не видывал, но тот истошный вой, что начался как лягушачий клёкот на дальнем болоте, а потом долетел до купеческой едальни, ворвался под свод, накрутил слух и каждому выкатил глаза, определённо был здесь лишним.

— Гори-и-и-ит! Пожа-а-ар!

— Твою через коромысло! — Тычок рванул прочь из едальной, купцы — следом, с грохотом роняя скамьи.

Полыхала баня. Купецкое подворье ставили с расчётом и основательно. Торгован должен отдохнуть с дороги, смыть походную грязь, поесть, переночевать и утром отбыть в Сторожище. Но гореть в бане купцу совершенно ни к чему. Наружу огонь ещё не выбрался, но внутри пламя бесновалось уже вовсю — в приоткрытое волоковое окошко огонь стегал воздух пламенными жгутами.

— Где дружинные?

— Как загорелось?

— Есть кто внутри?

— Звать Безрода!

— Где воевода?

— Как допустили?

— Дружинный вам не нянька, — рявкнул старик, — Ко всему ведь отпарились уже! Как солнце садилось парились!

— Дверку не закрыли?

— Угли просыпались да тлели себе потихоньку?

Купцы оглядывались, пересчитывались, качая головами, поглядывали на баню.

На вороном прискакал Щёлк, прибежали остальные дружинные.

— Как баня может загореться? — правая рука Сивого соскочил с коня, бросил Тычку повод, кивнул своим — марш к колодцу.

— А вот так, — Грядка развёл руками. — Может дверку не закрыли, может ещё что.

— Все на месте?

Купцы попрятали глаза, сделали вид, будто не расслышали. Но того, кто находит припрятанный товар и в мачте, и под водой у борта не проведёшь на мякине.

— А где этот… здоровенный такой, пузатый? — Тычок заозирался, ища глаза каждого на подворье. — Космы торчат, ровно пакля, во все стороны. Ладья у него ещё с белой полосой, а парус в красную волну?

Торгованы, охая и ахая, цокая и горестно причитая, разбрелись по всему двору, подальше от старика. Ты гляди какое несчастье! Тут нужно тушить, не медля. А ну как перекинется на что-нибудь? Щёлк зловеще улыбнулся, подмигнул Тычку, схватил за грудки ближайшего, да так встряхнул, что тот зубовный лязг не заглушил даже рёв пламени.

— Где косматый? Я спрашиваю, где косматый?

Чубак растерянно смотрел на Грядку, немо молил о помощи и трясся. Этот, если захочет, бошку голыми руками оторвёт, а те двое — так вообще прихлопнут, как муху.

— В запретную часть утопал, — неохотно процедил Грядка. — Покоя не даёт ваше житьё-бытьё. Всё посмотреть хотел на потаёнки.

— Ни одна живая душа не вернётся из запретной части Скалистого без проводника! — рявкнул Щёлк. — Он даже не дойдёт! Думаешь, от нечего делать ладейщикам наказано шагу с гостевого подворья не ступать? Думаешь, просто так охранные дружины после бани да вечерни по ладьям разгоняем?

— Я и говорил ему, дескать, не лезь, — упавшим голосом прошептал купец и вдруг осёкся. — Мясо!

— Какое мясо!

— Пьяная свинина! — Дваждык закончил за товарища, раскрыл в изумлении рот и перевёл взгляд на баню.

— Он там?— с ужасом произнёс Чубак, будто в бане остался по меньшей мере его дядька.

— Если мне ещё скажут, дескать, купцы — умные люди, пошлю к Злобожьей матушке!

Остров — не большая земля, где колодец нашли, там баньку и поставили, а что водоносный пласт не богат, так за это спросить не с кого. Только благодарности рассыпать направо и налево за то, что вообще есть. Рядяша распахнул дверь в баню и едва успел отвернуться — пламя рвануло навстречу, точно собака к хозяину после долгой разлуки, «дай, дай, хозяин, я тебя оближу». Насилу отбрехался от такой ласки. Первое ведро на дверной створ выплеснул Ледок, второе — Неслух первый, третье — Неслух второй. И до того дым из щелей сочился, тут уж зашипело и пошли такие дымные пляски…

— Надо же воду таскать! — Чубак не мог на месте устоять, всё порывался бежать и заливать.

— Охолони, — Щёлк придержал парня. — Вёдер больше нет. Те, что поблизости есть, мои уже несут.

— Сгорел, дурак, — буркнул под нос Грядка и недобро покачал головой.

Зачем косматый умыкнул горшок сырого мяса и поджёг баню? Неужто в бане собрался пьяную свинину готовить? Огонь пьянчугам не игрушка, заруби себе на носу каждый, кто таращится на полыхающую баню, а если нос длинный, припиши — и не готовить в бане пьяную свинину. Поди уж отмучился, бедняга. Купец сдёрнул с головы тонкую летнюю полотняную шапку с вышивкой, утёр испарину и пошёл вкруг бани — не бьют ли искры наружу где-нибудь? Туда же Щёлк отправил Воротка, когда же купец и дружинный завернули за второй угол и глазам открылась задняя стена бани, оба остановились как вкопанные, ещё и руками друга в друга вцепились от неожиданности. Видать, только что Брагебрат вывалился: большое волоковое окно валяется рядом, разнесённое в щепы, белый дым валит, ровно из ведра в небо льют, ещё катится по траве большое грузное тело, одежда на пьянчуге тлеет, а палёным мясом несёт так, что хоть нос зажимай.