Ледяная фантазия

– Тогда вы снова заподозрили меня?

– Верно, но убедиться наверняка, что ты Феникс, мы смогли лишь после смерти Пянь Фэна.

– Вы специально оставили меня с телом одну.

– Именно. Из-за угла мы проследили, как ты выпустила из комнаты убийцу. Разглядеть нам его не удалось, но мы знали наверняка, что кто-то покинул комнату, либо став невидимым, либо как-то иначе.

– Как вы узнали, что и слугой была я?

– Не сразу. Сначала мы полагали, что это Ворон, но потом поняли: это была ты. Во-первых, вы со слугой никогда не пересекались: когда появлялся он, ты исчезала. Ты всегда опаздывала и появлялась, лишь когда уходил слуга, так еще и ненакрашенная, бледная, потому что едва успевала менять облик. Во-вторых, только слуга знал, что мы направлялись сначала к Игле, а потом и к И Чжао. В-третьих, в ночь покушения на меня Хуан То подобрал меч, рукоятку которого обмазали чем-то скользким. Позже я понял, что это было всего лишь масло для готовки, настолько сильно замарать им руки мог только слуга. Я обратил внимание на твои ладони – мастеру игры на цине никак нельзя пачкать пальцы в масле, взгляни только на руки Чао Я – чистые, гладкие, нежные и сухие. Именно так должны выглядеть руки музыканта.

Хуан То встал рядом со мной.

– Когда мы узнали, что слуга – это ты, мы поняли, что Ворон – кто-то другой, – произнес он. – Ты и правда находилась с Шан Ле во время убийства И Чжао, поэтому ее убил Ворон. И Пянь Фэна тоже убил он, потому что дверь в его комнату была заперта изнутри, а ты стояла снаружи вместе с нами.

Феникс вздохнула, не сводя с меня глаз.

– А я все думала, что император из тебя никудышный, глупый и слабый. Похоже, что я ошибалась. Все эти дни ты сохранял молчание, но прекрасно все понимал. Не хочешь ничего спросить?

– Хочу. Мы не видели, как Ворон покинул комнату Пянь Фэна. Он воспользовался Чарами невидимости? В этом мире на них наложен такой же запрет, как и на магию перемещения. Как Ворону это удалось? И кто он?

Хуа Сяо снова взглянула на меня, и ее губы растянулись в таинственной улыбке.

– Так, значит, разгадал ты не все, вот только я ничего тебе не скажу. Ты никогда не узнаешь правды, – произнесла она.

– Тебе некуда отступать.

– Если ты не убьешь меня, то это сделает Ворон, если я что-то выдам, от его магии мне не спастись. Но если я буду молчать, возможно, он меня спасет, потому что…

Прежде чем она успела закончить, я заметил, что лицо ее приняло необычный синий цвет, и перебил:

– Хуа Сяо, твое лицо…

Очевидно, сама она все еще не понимала, что ее отравили, яд действовал незаметно.

– Что с ним? – спросила Хуа Сяо.

В следующее мгновение она резко вздохнула, вероятно все внезапно осознав, и рванулась к бронзовому зеркалу на стене. Тут же, словно сумасшедшая, она стала кричать:

– Нет, Ворон не стал бы меня убивать, нет…

Вот только было уже поздно. Ее голос начал слабеть, и тело повалилось на пол. К нему тут же подошел Хуан То.

– Назови мне имя Ворона. Быстрее! – попросил он.

– Ворон – это, это… – Договорить ей не удалось.

Она замолчала навеки.

Ворон доверял только мертвецам, лишь они умеют хранить секреты.

Снегопад за окнами все не думал прекращаться, и мы не заметили, как в мире людей наступил Новый год. За те десятилетия, что я скитался по миру смертных, мне так и не удалось по-настоящему прочувствовать этот самый радостный праздник. У ворот постоялого двора вывесили красные фонари, а с неба валил сильный снег, усиливаясь по мере приближения праздника и укрывая хлопьями землю. Красные фонари колыхались на ветру, и их теплый красный свет заполнял собой улицы. Укутанные в десятки слоев одежды ребятишки бегали по заснеженной дороге, а в их глазах сияла свойственная лишь детям наивная радость.

Временами Юэ Шэнь и Хуан То становились у ворот двора, привлекая внимание детей своими серебристо-белыми волосами, струящимися вниз по мантиям, словно жидкое серебро. Детишки подбегали к ним, и они опускались на корточки – весело с ними поболтать. Трудно было представить, что теплые добрые улыбки, озаряющие в этот момент их лица, принадлежали двоим самым сильным людям Снежной крепости, не говоря уже о том, что Юэ Шэнь являлась лучшей из убийц. И все же стоило мне увидеть ее улыбку, похожую на мягкий ветер, нежный и спокойный, как на душе сразу же становилось тепло.

Чао Я же особенно любила проводить время с сыном хозяина гостиницы, который ужасно напоминал мне Ин Кун-ши в детстве. В наших скитаниях я представлял себя папой Ши, ведь, когда я уже вырос и стал походить на нашего отца, брат по-прежнему оставался ребенком с большими глазами и миловидным лицом. Я проходил дорогу за дорогой, держа на руках Ши, и его любопытные взгляды по сторонам всегда вызывали у меня непроизвольную улыбку. Много лет спустя, когда мы уже возвратились в Снежную крепость, а Ши повзрослел и стал прекрасным принцем, он сказал мне:

– Больше всего я скучаю по твоей улыбке, Ка Со, – той, что ты улыбался в мире людей. Твои глаза радостно щурились, а на длинные ресницы опускались снежинки. Твоя улыбка была ласковой и уверенной. – Тогда он склонился и оставил у меня на лбу поцелуй, а прядки его волос упали мне на лицо.

Постепенно наш постоялый двор покинули все гости, гуляки возвратились в семьи, даже те, у кого их не было, куда-то да перебрались. Жить в гостинице одному было непросто, особенно по ночам, когда за окном бил мокрый дождь и от его звука на сердце становилось особенно пусто и одиноко.

Я же вел похожую жизнь уже как несколько веков, медленно расхаживая по Снежной крепости, напоминавшей огромный склеп, наблюдая за светом звезд с крыши, слушая песни молодых русалок Ледяного моря и каждый раз вспоминая о прошлом.

На постоялом дворе появился новый слуга, простой и покладистый. Вырос он в мире людей, и наш облик с серебристо-белыми волосами до пола долго его поражал.

С приближением Нового года улыбки каждого из нас становились все спокойнее и теплее, лица окружающих светились безмятежной негой, и при виде их мое сердце наполнялось тихой радостью. В моменты счастья мы собирались во дворике перед Бамбуковым флигелем и упражнялись в магических трюках: Чао Я призывала игрой на цине бабочек, которые заполняли все простанство над постоялым двором; Юэ Шэнь разбивала свой Лунный свет на множество светящихся кусочков и развешивала те на голые стволы деревьев вокруг так, что казалось, среди них спрятались звезды. Я же поднимал с земли снежинки и движением пальца обращал те в розовые лепестки вишни. Подобные зрелища поражали нового работника, тот радостно смеялся и даже звал посмотреть на нас свою жену и детей. В их глазах мы были великими божествами с необычными волосами и в длинных мантиях.

В первый раз за всю мою жизнь мне удалось познать простое мирское счастье. Магия была не одним лишь источником убийств, смертей, кровопролития, она также воодушевляла, приносила надежду и веру в лучшее.

Однако в ночь праздника смерть снова накрыла нас своей тенью, все те забытые жестокости и трагедии, подобно не отступающему кошмару, вновь ворвались в нашу жизнь.

Тем вечером мы сидели за столом в главном зале, когда снаружи резко раздался крик Я Чжао. Я увидел, как Юэ Шэнь и Хуан То тут же переменились в лицах.

– Ворон, – произнес мужчина.

Все тут же ринулись на улицу, но нашли там лишь одного Я Чжао, стоящего посреди двора с растрепанными длинными волосами и необычным темно-синим взглядом. Он стоял с обнаженным торсом и своим пурпурным мечом в руке, а на губах его играла жутковатая улыбка.

– Что это ты делаешь? – к нему подошел Шан Ле.

Юноша не ответил. Его взгляд резко заполнили снежинки, однако им все же не удалось перекрыть синеву.

Шан Ле собрался подойти еще ближе, но тут из-за наших спин раздался отстраненный голос Чао Я. Она велела Шан Ле отступить.