Ледяная фантазия
Шрифт:
«Ты – мое все» – каждый раз слова моего брата приносили мне боль, я думала о плохом. Что случилось бы, если бы я однажды умерла и он не нашел меня в этом темном подземелье? Украсили бы тогда лицо моего такого сильного, стойкого старшего брата слезы?
Брат рассказывал мне обо всем, что происходило снаружи, о том, кто правил империей, и о том, кто был лучшим чародеем. В его рассказах часто слышалось имя Ка Со, в глазах брата он был лучшим принцем – добрым и достойным. Син Цзю называл его великим человеком, который обязательно стал бы однажды великим правителем.
Брат говорил
Я смотрела на сияющее лицо Син Цзю и хотела ему верить, но все это было лишь красивой мечтой; мечтой, утешавшей нас обоих. Одним ранним утром или темными сумерками моя жизнь должна была прерваться, и, несмотря на надежду, что дарил мне брат, боль не покидала моего сердца – боль не за себя, а за любимого брата.
В день моего совершеннолетия оказалось, что и мое тело отличалось от других. Мне исполнилось сто тридцать лет, но я по-прежнему осталась в обличье ребенка, и мне не суждено было стать взрослой. Тот день я провела прячась от брата, ведь от одной мысли о нем на глаза накатывали слезы. Син Цзю давно стал взрослым юношей, а я по-прежнему оставалась заточена в теле ребенка. Мне не хотелось, чтобы он жалел меня.
Однако Син Цзю узнал об этом и не видя меня.
– Я все знаю, Син Гуй, и мне все равно, я все так же люблю тебя. Неважно, как ты выглядишь, для меня ты всегда будешь просто Син Гуй, – нежно произнес он тогда в бескрайней темноте комнаты.
Я изучала из угла его ласковое лицо и мягкие, связанные в узел волосы. На нем была новая черная мантия, украшенная шестиконечными звездами глубокого голубого цвета. Заметив мой интерес, он подошел и, как прежде обняв, усадил на колени.
– Эту мантию прорицателя мне подарил император, Син Гуй, за то, что я предсказал большое несчастье. Я с каждым днем становлюсь сильнее. Пожалуйста, подожди еще чуть-чуть, – произнес он и, наклонившись, поцеловал шестиконечную звезду на моем лбу. – Я хочу стать лучше ради тебя, Син Гуй.
Я оставалась в подземелье Дворца звезд, пока годы моей жизни день за днем утекали прочь. Воспоминания о жизни наверху исчезли, и, изолированная от всего мира, я просто наблюдала, как одинокая нить моей судьбы становится все тоньше. Все, что мне оставалось, – это тихо дожидаться конца своих дней.
В один день между народами огня и льда разразилась Священная война. Словно черная волна, она обрушилась на оба берега Ледяного моря, оставив после себя лишь разруху. В тот период брат перестал меня навещать, и я стала проводить время уставившись в черные своды подземелья и думая о том, что творилось снаружи. Охватило ли весь мир пламя, сожгло ли оно белые облака из моих воспоминаний, обратив те в красные огненные цветы?
Мой брат сражался на поле боя, и целые дни я проводила моля звезды о хорошем исходе. Я представляла его величественную фигуру с посохом в руках. Он стоял на высоком утесе, окруженный светом, и, невзирая на колючий ветер, изучал звездные пути и направлял солдат в бой.
В те долгие дни вместо Син Цзю компанию мне часто составлял отец.
Он усаживал меня к себе на колени, как когда я только родилась, и я расспрашивала его о войне.
– Не переживай, Син Гуй, – отвечал мне каждый раз отец. – Наш император – величайший правитель.
Он рассказывал мне, что брат был самым младшим и самым выдающимся из служивших прорицателей, и я представляла его возвышающимся на единороге над бескрайним полем битвы. Син Цзю был главным человеком в моем сердце, и я просто не могла в него не верить.
Но в такие моменты, когда на моих губах появлялась тихая улыбка, я лишь слышала тяжелые вздохи отца. Он вновь думал о моей судьбе, что больше напоминала мимолетную жизнь падающей звезды.
– Пожалуйста, не тревожьтесь из-за меня, отец, – говорила я, прикасаясь к его стареющему лицу. – Брат сдвинет для меня звезды.
Я утешала его ложью, в которую не верила сама.
– Ты права, ты обязательно проживешь долгую счастливую жизнь, – кивал он и тут же отворачивался, надеясь, что я не замечу слез в его глубоких глазах.
Я узнала, что Священная война закончилась, когда спустя десятки, а может, и сотни лет передо мной вновь появился Син Цзю, облаченный в торжественную мантию правителя клана. Он вернулся с победой, и от счастья мои глаза наполнились горячими слезами.
С широкой улыбкой брат подхватил меня на руки, и теплый звук его смеха окутал меня, словно я снова оказалась в утробе матери.
– Вот я и стал правителем клана, Син Гуй, – обратился ко мне брат. – Я становлюсь все сильнее.
Он выглядел настолько уверенным, что на секунду я даже начала верить в мечту, что он сотворил для меня.
И все же мечте суждено было остаться всего лишь мечтой, которая в один день должна разрушиться. Одного лишь я не ожидала – что этот день настанет так скоро.
«Похоже, моя судьба оборвется раньше, чем должна», – думала я, лежа в холодной темноте.
В тот день, когда мне исполнилось сто девяносто лет, мою грудь пронзила ужасная боль. Рот мой наполнился белой кровью, и капля за каплей она начала стекать тонким ручьем на черный базальтовый пол, пока не залила его весь и мое сознание не помутилось.
Очнулась я все там же – на полу в одиночестве – и, приподнявшись, тут же стала стирать рукавами оставшиеся на полу следы крови, к которой теперь стали примешиваться и мои слезы. Такой боли я не испытывала никогда, но больно мне было вовсе не из-за скорой смерти, а из-за резкого осознания того, что больше мне никогда не увидеть яркой улыбки брата. Эта горечь сдавила мое горло, и я застыла, сидя на холодном полу и в тоске по Син Цзю.
Тем же вечером, когда он пришел увидеть меня, я утаила произошедшее. Брат, как прежде, рассказывал мне о мире снаружи: о прекрасных цветах вишни, завораживающем горном тумане, величественных горах и тихом море. Я смотрела на его прекрасное лицо, и мое сердце разрывалось от неизбежности прощания с ним.
Меня продолжало тошнить кровью и впредь. С каждым днем тело становилось все слабее, но я продолжала от всех это скрывать. Я привычно улыбалась отцу и брату, боясь причинить еще большую боль двум моим самым любимым мужчинам на свете.