Ледяное сердце Северины

– Свинья, согласен.

– Хоть бы в дом не притаскивал. Неужели тебе настолько на меня наплевать?

– Но ты же никогда раньше не приезжала сама с дачи!

Она засмеялась, потому что услышала в голосе мужа нотку неподдельного возмущения. Ну да, это она виновата во всем. Сидела бы себе в деревне, как бабка, и все были бы счастливы. Александра одним глотком допила вино. Дальше Витя вспомнит, что у него новая работа, отнимающая все силы. Правда, как только что выяснилось, не все.

Очередная ирония судьбы. Она всю жизнь старалась, чтобы у него не было никаких тревог и волнений, помимо работы. Он знал, что жена любит его и все простит, что, возвращаясь домой после дня, проведенного в тяжелых трудах, он найдет только радость и нежность. О бытовой стороне нечего и говорить. Он ее вообще не касался. Поездка за продуктами раз в месяц была единственной повинностью, и то сидел в машине, пока Александра ходила по торговому залу.

Но, кажется, безмятежность – самое невыносимое состояние для человека. И, не зная хлопот и волнений в семье, Витя решил поискать их на стороне. Чтоб не заскучать.

Шашни с какой-то чертовой девкой – это интересно. А возиться, налаживать отношения с постылой женой – какая скукота! Это не стоит душевных усилий.

– Я поеду к Кате, – сказала она тихо, – поживу пока у нее. Переварю твой маленький зигзаг.

Инга поднялась в общую хирургию. С тех пор как Руслан отказался приехать, они не виделись и даже не созванивались. Обида оказалась настолько сильной, что ей и не хотелось. Невесело усмехаясь, Инга вспоминала свою любимую фразу из старинного фильма «Волшебная лампа Алладина». Залез он или не залез, нас это уже не интересует. Если ему больше нравится целый горшок, чем полцарства, пусть лазает по горшкам!

«Пусть лазает по горшкам!» – шептала она, в очередной раз убеждаясь, что в телефоне нет пропущенных звонков.

Она бы не пошла, но хотелось узнать о самочувствии пациента, которого они со Стрельниковым оперировали.

В ординаторской сидел только Спасский, писал истории. Инга заглянула к нему через плечо:

– Говорят, чем хуже у человека почерк, тем лучше он в постели.

– А то! – засмеялся Андрей Петрович и начертал очередную закорючку. – Хочешь чаю?

– Нет, спасибо. Как там наш пациент, не знаешь?

– Бегает, как конь. И вы молодцы, и он молодец. Теперь все от гистологии зависит.

– Ну, дай Бог.

– Я прямо нового ректора зауважал сразу. Тебе-то с ним понравилось?

Инга улыбнулась:

– Я ж его давно знаю. Училась у него. Ты только не распространяйся об этом особо, а то начнется.

– Могила. Нет, кроме шуток, хорошую операцию сделали. Даже неудобно, что я ректором восхищаюсь. Среди приличных людей полагается ругать начальство.

– Я, вообще-то, Волчеткину звонила, но он отказался ехать.

– Ты, Валерьевна, не ругай его. У него беда дома.

– Да что ты?

– Ага. Жена при смерти. Пневмонию где-то хватанула, сейчас в терапевтическом корпусе в реанимации, ну, и он там, понятное дело.

– О, господи! – Инге вдруг стало очень страшно. Она столько раз желала зла жене Руслана…

– Мы надеемся, конечно, что обойдется, но, вернее всего, нет, – грустно продолжал Андрей Петрович, – на снимках динамика нехорошая и вообще. Ну, сама знаешь, у душевнобольных такое бывает. Здоровые-здоровые, а потом вдруг сгорают не пойми от чего.

Инга побежала в реанимацию терапии. Руслан сидел возле кровати жены, сгорбившийся, кажется, постаревший. Сразу было ясно, что дела Ольги очень плохи, бледное восковое личико терялось в подушке. Ее перевели на ИВЛ и дали медикаментозный сон, но Руслан крепко держал ее за руку. Будто мог передать ей хоть немного сил от своего тела.

Когда Инга подошла, он посмотрел на нее тусклым взглядом.

– Чем помочь? – тихо спросила она.

– Спасибо, ничего не надо, – действительно в его голосе сквозила враждебность, или ей только показалось?

– Но я готова… Может, деньги нужны?

Руслан вздохнул:

– Все есть, все делается. Не беспокойся, пожалуйста.

Оставалось только уйти.

Александра думала, что, подкошенная изменой мужа, она будет равнодушна к красотам Дальнего Востока, но все оказалось наоборот. Все было таким интересным, что иногда ей приходилось напоминать себе: я несчастна, мне изменил муж.

Прилетев, она оказалась в совершенно деревенском, уютном аэропортике, где роль зала прибытия выполняли ворота в обычной железной ограде. Встречала дочь с неизвестным человеком средних лет, который поздоровался с ней, как со старой знакомой, и помчался получать багаж. Александра подумала, это таксист, но оказалось – сосед.

– Дима в море, – улыбнулась Катя. В замужестве она еще похорошела, светилась счастьем и спокойствием.

Жительница равнин, Александра в упоении разглядывала сопки, расцвеченные яркими цветами золотой осени. Поодаль виднелись два вулкана, в шапках такого белого снега, что больно глазам. Всю дорогу она смотрела в окно, как завороженная. Создал же бог такую красоту!

У Кати с мужем была почти настоящая двухкомнатная квартира, все удобства, только кухня отсутствовала. Но дочь прекрасно освоилась и устроила быт очень разумно.

Александра попила чаю с невероятно вкусным хлебом и провалилась в сон. Обычно смена часовых поясов изматывает, а тут – наоборот. Никогда она не спала так сладко и крепко, как здесь, на краю земли.

Катя работала в доме офицеров, уходила рано, а Александра спала до полудня. Это было совершенно новое, удивительное ощущение – вставать, когда хочется, а не по будильнику. А проснувшись, не мчаться сразу в ванную, чтобы Витя, не дай бог, не увидел ее заспанного лица, а не спеша пить кофе в ночной рубашке, завтракать тем, что приготовила дочь, и только потом приводить себя в порядок и отправляться на прогулку.

Алекандра еще не освоилась, Катя обещала ей все показать в выходные, поэтому она просто шла на берег Авачинской бухты и бродила по каменистому берегу. Иногда смотрела вдаль, в устье бухты, где можно было разглядеть «трех братьев», – три остроконечные скалы, стоящие рядом, потом переводила взгляд на вулкан, над жерлом которого курился легкий дымок. А иногда смотрела себе под ноги, на волны, медленно и лениво, будто со вздохом, накатывающие на берег, и, как ребенок, хотела найти камень с дыркой или янтарь. Хотя откуда здесь возьмется янтарь…