Ледяное сердце

Он видел, как Кайя удивлённо и с восхищением рассматривает город, долину и, конечно, замок.

— Лааре? Да? — переспросила она.

— Да. По-вашему так.

— А что означает это слово?

— Многое… Но для кахоле понятнее всего будет, как «Парящий в облаках».

И это действительно было очень похоже.

Кахоле. Человек.

В этом айяаррском слове прозвучало лишь презрение. Кайе было вдвойне обидно, потому что всю жизнь люди за глаза называли её полукровкой, не человеком. И она стыдилась этого. Только вот на этой стороне гор она всегда будет именно человеком. Но и в этом не было ничего хорошего.

— Я даже не думала, что это такое красивое место… и большой город…

— А что же вы думали? Хотя, впрочем, не отвечайте, все кахоле думают, что мы дикари, — он тронул лошадь и поехал первым.

Чем ниже они спускались в долину, тем величественнее и выше становился замок, вырастая ввысь и нависая над городом, как молчаливый страж. Солнце спряталось за вершины, и в город они въехали уже в сумерках, так что Кайя не смогла ничего рассмотреть. К замку поднимались по длинному каменному мосту, вдоль которого стояли светящиеся столбы. Когда подъехали к массивным воротам из красного дерева с круглыми щитами, испещрёнными словами на айяарр, Кайя посмотрела вверх. Замок уходил ввысь и тонул в сгустившейся тьме, но с этого места он казался поистине огромным, а она перед ним была с булавочную головку. Или, быть может, с муравья. Ворота отворились медленно и тихо, её спутники поздоровались со стражей, и отряд въехал во внутренний двор. Когда ворота закрылись, сердце Кайи вдруг сжалось от страха. За всеми этими красотами и чудесами она забыла главное. Этот прекрасный город и замок — логово самого страшного Зверя. И она теперь его пленница.

Ирта провёл её через двор к длинной галерее, в которой горели светильники, попутно перебрасываясь словами с теми, кто попадался им навстречу. У входа их встретила пожилая женщина в тёмном платье и переднике с большой плошкой, полной золы. И когда она узнала, кого привёз Ирта, то внезапно плюнула в сторону Кайи, закричала истошно, бросаясь ей навстречу и сверкая жёлтыми глазами, но Ирта успел перехватить её руку. Тогда она швырнула в Кайю плошку, обсыпав пеплом подол её платья. Она вырывалась и билась в руках Ирты, пока на этот крик не прибежали двое мужчин и не увели обезумевшую женщину. Они тащили её под руки, а она вопила истошно: «…убить гадину!». Этот крик заметался эхом под сводами галереи и, казалось, замок подхватил его и понёс куда-то вверх — в башни, многократно повторяя, как будто был с этим согласен.

Ирта чихнул, вытер нос беретом и бросил коротко:

— Её сын недавно погиб на перевале.

Они пошли дальше, а Кайя чувствовала, как дрожат руки, и горло перехватывает железный обруч рыданий. Но плакать нельзя.

Не сейчас! Только не сейчас!

Она держалась поближе к Ирте и старалась не смотреть в лица, проходящих мимо. Галерея закончилась большим залом, внутри которого пылал камин.

На пороге их встретил Дитамар с гусиной ногой в одной руке и кубком вина в другой. Голый по пояс, в кожаных штанах и сапогах, он жевал мясо и некоторое время рассматривал Кайю с головы до ног. На его поясе поблёскивали два изогнутых кинжала: длинный кхандгар — знаменитый айяарский нож-коготь и ещё один клинок, поменьше. И она вспомнила, как Дарри говорил о том, что двумя этими кинжалами айяарры могут драться, как тигры.

— Здравствуй, невеста, — хмыкнул Дитамар презрительно и задержался взглядом на её обсыпанном золой платье.

— Здравствуйте, милорд, — пробормотала она, отводя глаза.

— Куда отвести её, в какие покои? — спросил Ирта, прислонившись к косяку.

— В покои? — Дитамар грубо взял её за подбородок жирными пальцами и приподнял лицо так, чтобы посмотреть в глаза. — Нашей пташке покои ни к чему, сгодится и подвал. Отведи её в серую башню и запри там. А завтра я навещу нашу красавицу, и мы поговорим.

Ирта пожал плечами и повёл Кайю, прихватив по дороге большую связку ключей.

Они спускались по винтовой лестнице. Ирта трогал руками стены, кое-где от его прикосновений загорались светильники, но света от них было ровно столько, чтобы различить под ногами истёртые тёмные ступени. Внизу было сыро и пахло затхлостью. В нишах по обе стороны от коридора стояли бочки с вином, лежали яблоки, висели на крюках окорока и колбасы. Ирта отвёл её в конец коридора.

— Тут вон окошко есть, я вам сейчас сухой соломы принесу, — он отпер дверь, и Кайя вошла внутрь.

Углубление в скале забрано решёткой, слева — маленькое оконце, скорее — просто дыра в стене, в которую только голубь и пролезет. В него видно кусочек моста, ведущего к замку. На полу — остатки истлевшей соломы, пахнет крысами и плесенью — вот и всё её жилище.

Ирта принёс, что обещал, воду и ещё немного еды — две лепёшки и кусок сыра.

— Это всё, что я могу для вас сделать, — произнёс он, и Кайе показалось, что в его голосе было сожаление.

— Спасибо, вы и так были очень добры ко мне.

Он ушёл, пожелав ей доброй ночи, а Кайя села на солому, прижала колени к подбородку, обхватила их руками и, уткнувшись лицом прямо в пятно пепла, тихо заплакала.

Глава 12. Расплата

Ночь прошла ужасно.

Было темно, холодно и сыро, по полу тянуло сквозняком из подземелий, находившихся ниже. Монотонно и однообразно капала вода, пробивая себе путь где-то в скале, и кругом бегали крысы, чуя кусочек лепёшки, которую Кайя оставила на утро. Окорока и колбасы, свисающие с крючьев, вделанных в каменный потолок в нишах-кладовых, сводили их с ума, и они пытались лезть по гладким стенам и сводчатым аркам, но срывались и с отчаянным писком падали вниз.

И, словно понимая тщетность своих попыток, они стали подбираться к узнице, одиноко сидящей на соломе, и одна из крыс даже заползла ей на ногу, царапая острыми коготками. От неожиданности Кайя вскрикнула и метнулась в угол. И потом всю ночь, слыша шорох их лап, не могла сомкнуть глаз и всякий раз стучала по решётке башмаком, чтобы они разбежались. Но этого хватало ненадолго.

Под утро, когда небо заалело на востоке, в маленьком оконце показался какой-то зверёк, и Кайя, думая, что это очередная крыса, хотела уже ударить его ботинком, но вовремя остановилась. Зверёк оказался крупной полосатой кошкой. Учуяв её, крысы с отчаянным писком разбежались и спрятались, а Кайя ещё никому не была так рада, как этой утренней гостье. Она приманила её к себе, дала кусочек лепёшки и сыра, погладила и посадила на колени. Кошка в ответ поделилась теплом и замурлыкала, нежась от ласки.

— Только не уходи никуда, — прошептала ей Кайя и, обняв свою новую подругу, наконец-то смогла заснуть.

Но даже во сне её мучали кошмары. Всё время казалось, что за ней следят чьи-то глаза с красными зрачками и мелькнула мысль о том, что это может быть лаарское чудовище. Может, оно вот так же сидит где-то неподалёку в клетке, на цепи. И кто знает, а может быть, ночью оно бродит по подземельям?

На следующий день Дитамар не пришёл. В окно Кайя разглядела, как рано утром прискакал вестовой, стало шумно, кто-то ругался, гремели цепи, и вскоре из замка выдвинулся большой отряд, а за ним к обеду ещё один. Она прислушивалась к разговорам, но смогла понять только, что речь идёт о битве на Правом Роге. В замке шли какие-то приготовления, потому что по мосту туда-сюда сновали люди, обозы и конные, но кроме моста из окна ей ничего больше не было видно.

К вечеру в подземелье спустилась служанка, молчаливая худая женщина. Принесла немного еды и воду, разговаривать не стала, поставила всё и ушла, посмотрев на Кайю неодобрительно.

А ночью снова пришли крысы. И снова Кайя не спала почти до утра, отбивая одну атаку за другой. Сегодня они были уже наглее, видимо, понимали, что человек, сидящий в клетке, не опасен. А у неё не было даже палки или камня, единственное её оружие — ботинок, который она попеременно снимала то с левой, то с правой ноги, потому что в одном чулке нога быстро замерзала. И когда она совсем отчаялась, то сплела руну и мысленно позвала вчерашнюю гостью.