Ледяной остров (в сокращении)

Но встреча с Коробовой не состоялась. Муравьева и Грибанову остановил запыхавшийся паренек.

– Вас товарищ Шибанов вызывает,-сказал он на ходу.- Еле нашел.

Муравьев и Грибанова удивленно переглянулись. Когда они, немного робея, вошли в партком. Шибанов сосредоточенно что-то писал. Не отрываясь от бумаги, он кивнул в сторожу свободных стульев.

Муравьев долго прислушивался, как скрипело перо Шибанова. Наконец секретарь партийного комитета, уложив написанное в папку, обратился к Муравьеву.

– Ну, рассказывай, как же это получилось, что ты столько браку наделал?

– Не знаю, Иван Романович. Ничего не пойму. Знаю только, что на память я ничего не делал и не делаю. Всегда в чертеж смотрю. Затмение, что ли, на меня я то время нашло.

– Так. Затмение, говоришь? А технический контролер что скажет? Может быть, тоже затмение нашло?

– Нет, товарищ Шибанов...

– Или, может, доверилась лучшему токарю цеха и поставила клеймо огулом?

– Не было этого,- вспыхнула Катя.- Каждую деталь проверяла, все размеры сличала. А как все получилось, тоже не пойму. Не разобралась еще. Может быть, скоро разберусь. Что хотите со мной делайте, только не было халатности с моей стороны. Нет моей тут вины. Виновата я, да только в другом...

Муравьев дёрнул ее за рукав, чтобы замолчала. Но ее oстановить было уже нельзя. Повернувшись к Муравьеву, она вспыхнула:

– Нет, все скажу! Если уж наказывать, так пусть наказывают за дело...

– А ну, выкладывай, товарищ Грибанова, не стесняйся, повинную голову меч не сечет,-ободряюще улыбнулся Шибанов.

И Катя рассказала все, что знала.

– Значит, в ОТК не тот чертеж, по которому вы работали?

– Да.

– А свой чертеж вы нашли?

– Нет.

– Ищите. Только вот что, никому ничего об этом не говорите. И у Коробовой спросите кгк бы невзначай, мимоходом. Поняли? Ну, хорошо, идите.

Оставшись один, Шибанов задумался. Потом снял телефонную трубку:

– Остап Федорович? Шибанов говорит. Работаешь? Дело есть. Заходи.

Чтобы не вызывать ничьих подозрений, Штанько сам принес чертежи из цеха и ОТК. На чертеже из ОТК действительно не было никаких следов того, что он был сложен когда-то в несколько раз. Оба чертежа были подписаны Штанько, Сорокиным и копировальщицей Коробовой.

– Твоя подпись?
– спросил Шибанов.

– Подлинная.

– А в скольких экземплярах выполнялась калька?

– В двух.

– Что же тогда потеряла Грибанова?

– Да, тут что-то не то. Возможно, она просто забыла, что вернула чертеж.

– В каких размерах ошибка?-перебил Шибанов.

– В этом и в этом.

– Так. У вас есть лупа, Остап Федорович?

– Я сейчас.- Штанько вышел и через минуту вернулся с лупой.- Вот, пожалуйста.

– Так, на муравьевском чертеже обе цифры написаны заново, видите, восковка под цифрой зачищена. И на свет это видно. А что было написано раньше, непонятно.

– Взгляните теперь на этот чертеж, Иван Романович.

– Да, и тут то же.

– Но ведь то могла быть и ошибка чертежницы, писавшей цифры. Она могла написать ошибочно не те цифры, потом подчистить и написать заново. Это всегда практикуется.

– Знаю. Но не кажется ли тебе, Остап Федорович, странным то обстоятельство, что именно эти два размера на обоих чертежах переписаны?

– Да, конечно.

– Мне кажется, Остап Федорович, что когда выполнялся заказ, здесь были другие цифры, написанные, может быть, ошибочно, может быть, умышленно.

– Трудно-доверить в злой умысел. Все это не так просто.

– А я это допускаю. Да, кстати, Остап Федорович, почему у нас вся эта документация хранится открыто? Приходи и бери.

– Но кто же возьмет, Иван Романович? Ведь все свои люди.

– Вот, вот. Этим и пользуется враг. И среди тысячи своих может оказаться один чужой. А вот результат.
– Шибанов сунул чертеж в руки Штанько.

– Ну, это ты слишком! Тут еще надо разобраться.

– Буду рад, если я неправ.

– А то, что у нас непорядок с этим хозяйством, верно.

– Остап Федорович, оставь у меня чертежи, я попробую все-таки узнать, что тут было написано вначале.

– Хорошо. Может быть, отменить приказ о наказании Муравьева и Грибановой?

– Нет, нет. И вообще считайте, что всю эту историю мы давно забыли и ею не интересуемся.

На другой день Шибанов отдал чертежи на экспертизу. Эксперты установили, что на чертеже когда-то были написаны размеры, точно соответствующие размерам дефектных деталей. Сомнений не было: Муравьев выточил детали правильно, по чертежу. Но кому и зачем потребовалось исправить чертеж потом?

Через два дня к Шибанову снова пришла Грибанова и сообщила, что потерянный чертеж нашла копировальщица Коробова.

– А где он сейчас?
– Шибанов недоверчиво посмотрел на девушку.

– В ОТК. Это тот самый, о котором я говорила.

– Но ведь вы говорили, что в ОТК лежит чертеж не мятый, а у вас был сложен в несколько раз.

– Правильно. Только Коробова выгладила его утюгом.

Шибанов задумался. Потом тихо сказал:

– Ну, хорошо. Катя, спасибо. Идите. Да, вот что. Скажите Коробовой, чтобы она зашла ко мне.

– А ее нет.

– - Где же она?

– Вчера уехала в Ленинград, к родным.

– В отпуск?

– Нет, совсем. Уволилась и уехала. Ну, я пойду, Иван Романович, а то начальник цеха у нас строгий.

– Не нравится?
– улыбнулся Шибанов.

– Что вы! Правильный человек.

Днем Шибанов встретил Сорокина и вспомнил о копировальщице Коробовой. Вскользь, в равговоре он спросил:

– Илья Тимофеевич, у теб людей в конструкторском отделе хватает?

– Не могу пожаловаться. Справляемся. Инженеров достаточно. Народ хороший. Вот дня два назад неожиданно уволилась одна копировальщица, Коробова, да я нашел на ее место другую. Правда, эта не так опытна. Но не беда. Научится.

– А почему ушла Коробова?

– У нее с родителями что-то случилось. Поехала к ним в Ленинград. Получила от них телеграмму.

– Ты видел телеграмму?
– Шибанов в упор посмотрел в лицо Сорокину.

– Нет, она мне только об этом сказала, когда просила ее освободить. А почему ты о ней cпрашиваешь?
– заинтересовался, в свою очередь, Сорокин.

– Да так. Никакой телеграммы она не получала.

– Этого не может быть, Иван Романович!
– горячо вступился за свою бывшую сотрудницу Сорокин.- Коробова не из тех людей, которые могут солгать. А потом, к чему ей говорить неправду? Если бы она захотела уйти от нас, то ушла бы и без телеграммы. Ей достаточно было бы предупредить меня за две-три недели.