Ледяной остров (в сокращении)
Шрифт:
– Сорокин,- повторила изумленная Аня.
– Илья Тимофеевич? Ты не путаешь?-взгляд женщины не отрывался от лица Ани.
– Нет, конечно не путаю. Вы его знаете?
– Господи, неужели он!
– прошептала Дарья Ильинична.
– Кто он?
– Скажи,- голос женщины прерывался от волнения.- Он, Сорокин, ничего не говорил о семье?
– Семья у него погибла при бомбежке в сорок первом. Это я хорошо помню- Он говорил, что узнал о своем несчастье, когда вернулся с фронта в сорок пятом. Все у него погибли: и жена, и отец, и двое детей.
– Как же так получилось?
– Вы его знаете?
– снова спросила Аня.
– Как же мне не знать своего Илью, мужа своего, милая ты моя девушка. Какую радость ты мне сообщила!-Дарья Ильинична, не стесняясь, вытирала хлынувшие слезы.- А он и сейчас там? Когда ты уехала из Приморска? Вдруг и его там уже нет,-всполошилась она.
– Я работала в Приморске год тому назад. Но Илья Тимофеевич и сейчас там. Подруги мнe писали. Только он с машиностроительного завода перевелся в трест Морнефть. Слыхали, наверное, там в море Ледяной остров построили?
– Да, да. Еще бы не слыхать. Ребята мои об этом без конца твердят. Так, значит, он там?
– Там. Конечно, там. Но только... Дарья Ильинична, как же так получилось, что Илья Тимофеевич вас и всю семью погибшими считал? Ведь он же сам ездил домой после войны.
.
– Да это вполне возможно. Меня в то время в Холмске не было и детей тоже. Все считали нас погибшими. Только странно, почему же никто не сказал мне о приезде Ильи. Хотя и это не удивительно,- продолжала в раздумье Сорокина,- в сорок пятом там появилось много нового народу. Илья не говорил, сколько времени он пробыл в Холмске?
– Кажется, недолго. Точно не знаю.
– Боже мой,- радостно говорила Сорокина.- Вот сыны-то обрадуются! Анечка, ты ведь в Ленинграде живешь? Скажу старoму своему, чтоб тебя там обязательно разыскал.
– Это нетрудно, Дарья Ильинична. Ведь я в том же технологическом институте учусь, где и он. Только на вечернем отделений.
– Ох, какую же ты мне славную новость принесла, родная ты моя,- Дарья Ильинична порывисто обняла и поцеловала
Аню, всхлипывая, вытирала мокрые глаза и смеялась сквозь слезы.
– Мальчики ждут меня с этим поездом. Старший здесь на каникулах. Я тебя, Анечка, познакомлю с ними. Они хорошие ребята.
– Трудно вам, Дарья Ильинична, пришлось.
– Да сейчас уже все позади.
Дверь с шумом отворилась, и в купе вошли двое веселых после долгого обеда мужчин.
– Ого! У нас еще один пассажир. Нашего полку прибыло. Здравствуйте! шумно приветствовал один из них.
– Здравствуйте, люди добрые,- откликнулась Сорокина.
Она вся светилась радостью и оживлением.- Здравствуйте!
– Анечка, а зря вы такая несговорчивая. Не захотели составить нам компанию, а обед был что надо, пальчики оближешь.
– Спасибо. Я же сыта. Это вы готовы круглые сутки сидеть в вагоне-ресторане.
– Аня, а мы сейчас и вправду закусим,- Сорокина засуетилась над корзиной.
– Нет, нет, Дарья Ильинична. Я в самом деле не хочу.
– Думаешь, не успеем? Время хватит, до Холмска еще целый час. Поешь со мной ради такого случая.- И Сорокина выложила на белую салфетку жареную курицу, яйца, пироги.
– И вас прошу,
молодые люди,- обратилась она к мужчинам.- Пирогами такими вас не угощали, и яблоки вот после обеда тоже хорошо.Проводить Сорокину вышло все купе. Мужчины помогли сойти Дарье Ильиничне, вынесли ее корзину. Один из них, высокий, загорелый весельчак, на перроне исчез куда-то, а через минуту вернулся и неуклюже сунул в руки смущенной Сорокиной охапку полевых цветов.
Когда поезд скрылся вдали, старший сын Дарьи Ильиничны подхватил корзину и взял мать под руку.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
– Выпей еще, Алеша. Кофе со сливками прибавляет бодрости.
– Спасибо, мама.-Алексей Петрович отодвинул от себя пустую чашку.- У меня сегодня бодрости хватит на сто человек! Выспался на славу!
– Алексей Петрович, чувствуя под тонкой сорочкой приятную упругость мышц, с напряжением несколько раз согнул и выпрямил руки.
Через полуоткрытую дверь Надежда Ивановна видела, как сын, надев пиджак и поправив галстук, взял стоявшую на столике в рамке фотографию Кирилловой и некоторое время внимательно рассматривал ее. О существовании у Трофимова этого портрета Ольга даже и не подозревала. Алексей Петрович вырезал его из газеты.
Бережно поставив портрет на место, Алексей Петрович вернулся в столовую.
– Ну как, мама, тебе нравится новая квартира?-Алексей Петрович сказал это, напрашиваясь на похвалу.
– Квартира, Алеша, хорошая, да только пустая,- многозначительно улыбнулась мать.
– - Как пустая, мама?-не понял Трофимов, оглядывая комнату.
– Вот ты уйдешь на целый день, а то и больше, и я останусь одна. А вернешься, все равно мы только вдвоем на все эти комнаты.
– Я не понимаю, о чем ты, мама?-Алексей Петрович нежно притянул к себе мать, поцеловал.
– А ты, сынок, пойми. Ты ее любишь, она в тебе души не чает, а мучаетесь. Здравствуйте да до свиданья, да в кино или в театр сходите-вот и все. А вы бы жили вместе, и мне бы веселей было. Оля - девушка хорошая. Внучонку или внучке я бы тоже порадовалась.
Алексей Петрович смутился.
– Ну, мама, я пойду.-Он еще раз поцеловал мать и вышел.
На душе стало радостно. Пойду пешком,- решил он и зашагал по зеркальному асфальту на другую сторону улицы.
Все ему казалось интересным в это солнечное утро: и прямые чистые улицы Ледяного острова, и потоки автомашин, шуршавших по асфальту, и люди, спешившие по своим делам, и механические дворники, поливавшие улицы, и мальчишки на caмокатах, мешавшие пешеходам.
– Алексей Петрович!
– вдруг услышал он позади себя знакомый голос.
Улыбаясь, к нему шла Ольга.
– Здравствуйте!
– Доброе утро, Оля!
– радостно ответил он.
Чтобы не мешать прохожим, они отошли к воротам дома.
– Что вы на меня так смотрите, Алексей Петрович, у меня вид плохой? Это оттого, что я устала.
– Нет, что ты! Вид у тебя, Оля, как всегда, хороший. Ты что, ночь работала?
– Да, была на Северной площади. Вчера в шестую батарею начали нагнетать наш расщепитель глин, и мне хотелось проследить за поведением нефтяных и нагнетательных скважин.